Служил я на железной дороге, сразу после войны, годов шестнадцать мне было. После ремесленного попал я помощником машиниста паровоза. Какая может быть забота у молодого помощника? Ну, проверить буксы, пальцы на шатунах, вообще , все, что вращается. Идешь под паровозом, боязно, как паром обдаст, не понял и откуда… Это сейчас знаю, а раньше… подойти боялся. Машинист орет. Я только подойду , а он, зараза, еще и с гудком, как даст. Я бегу. Сейчас Алексеич привык ко мне немного, а поначалу… ух, лютовал. Да и паровоз уже как родной стал. Все проверишь, раскочегаришь угольком , Алексеич, говорит: «Поди , малец, покемарь». Доешь горбушку, телогрейкой укроешься и спишь на стульчике часа два, пока Алексеич лопатой не разбудит.
Тем вечером, все как обычно было. Паровоз пыхтел, готовый рвануть и потащить за собой все, что к нему прицепили. Сквозь клубы пара наблюдал, как какой-то дед бегал возле Алексеича, уговаривал его взять до Чернолесской .
- Не положено,- твердил Алексеич.
- Да я ж тихонько, никто и не узнает,- не отставал дед.
- Ну и куды я тебя дену?
- А я вот туточки постою, - показал дед на площадку вокруг котла.
- А-а-а!- Алексеич махну рукой, показывая тем самым, что сдался.
Дед засуетился, куда-то побежал, я подумал, за вещами. Какие-то у деда могли быть вещи?
Тронулись. Клацнули сцепки по очереди. Алексеич погудел. Паровоз немного пробуксовав, стал плавно набирать скорость. Я принялся махать лопатой, а Алексеич, закурил и , с прищуром, поглядывал на манометр.
- А что, Алексеич, деда пустил?- я оперся на лопату, тяжело дыша.
- Нехай, - он махнул рукой,- чо стоишь? А ну подкинь еще!
- А он там не окочурится?
- Ну … штож, у меня тут купейных нету,- Алексеич развел руками.
Я покидал немного угля. Участок, по которому ехали, был ровным, без крутых подъемов и Алексеич , уже привычным «поди, покемарь» отправил меня отдыхать, а сам всматривался в темноту впереди поезда. Мужик он был хоть и не ласков, но ко мне привязался. Может от того , что одни мы были на всем белом свете. У него семьи нет, все в войну сгинули. Может от того и суров. Сам всю войну на паровозах. И отомстить- то не удалось. Хоть одного фрица к праотцам отправить. А я тоже, ни отца , ни матери. Тетка только, под Краснодаром, когда я к ней попаду…
Я прислонился к стенке тамбура, укутавшись телогрейкой. Под стук колес и плавное покачивание, заснул быстро. Снилось. Я на паровозе, в белой рубашке и черной форменной фуражке, высунулся из окна, кругом цветут яблони, народ внизу машет, приветствует, а я смотрю, впереди вокзал и написано «Краснодар». И тетка стоит, улыбается. А тут в громкоговоритель: " На первый путь прибывает скорый поезд…"
-Петруха, поди, семафор проверь…- Алексеич, лопатой стучит по тамбуру. Не спеша возвращаюсь в реальность, поднялся с закрытыми глазами.
- Туман, хоть глаз коли,- Алексеич сбавил ход и пытался рассмотреть хоть что-нибудь впереди.
Проверка семафора заключалась в том, что надо было выйти на нос паровоза и лопатой «ловить» столб, на котором был семафор. За столько лет работы, Алексеич уже печенкой чувствовал, что он скоро будет .
Продравши глаза и вздрогнув от ночного холода, я подошел к окошку с правой стороны кабины и уже, было, дверцу открыл,… на меня смотрел … черт.
- Черт!- заорал я и шарахнулся от окошка, пытаясь что-то сказать, шамкая ртом и маша руками в сторону двери.
- Не проснулся еще?- Алексеич хмыкнул и подошел посмотреть сам. Сначала смело, а потом сам остолбенел и так стоял с открытым ртом , полусогнутый.
На нас в окошко смотрел самый настоящий черт… глаза у него светились, сам черный. волосами поросший , а рога белые… Посмотрел он так и исчез в молоке тумана. Переглянулись мы с Алексеичем. У меня под шапкой ,как муравейник по голове бегает, а по спине потекла струйка пота. Алексеич закрыл рот и сделал, что-то вроде крестного знамения.
- Сколько езжу, а такое первый раз. Бери лом.
- Ты чо, Алексеич, с ломом против черта?- упал я духом, - а ты верующий?
- После фрицев, нам черти – дети малые, бери лом! Верующий, не верующий, а чертей все одно надо гнать!
Решили, по команде, Алексеич открывает дверцу, а я ломом, между рог, этому черту. Взял лом, а меня трусит всего, руки ватные, что и лом вот-вот выпадет.
- Давай боец!- подбадривает Алексеич, - ты ломом, я лопатой, сейчас мы его…
Алексеич распахнул дверцу, влажный, холодный воздух ударил мне в лицо. Я зажмурился и как ломом хрясь!… видно промахнулся , лом попал по перилам мостика и выпал из рук, с грохотом покатившись по рифленому настилу.
- Не убивайте! А-а-а!!! Не убивайте-е е!!!- орал дед , сидевший на мостике, держа на поводке черную козу, блеявшую ему в унисон.
Я обернулся и увидел Алексеича с лопатой на замахе. Рожа такая свирепая, как на плакате «Бей фашистскую гадину».
- Тфу, ты, старый,- смачно плюнул Алексеич, - шож ты не сказал , что ты с козой?
- Дык, я ж… Я за ней , родимой, и в город-то ездил, - все еще с опаской глядя на меня отозвался дед,- хе-хе, а малец-то чуть не прибил…хе-хе…
- Держи, - Алексеич протянул мне лопату,- иди семафор лови.
Когда я проходил мимо деда, тот все еще закрывал руками голову, недоверчиво глядя то на меня, то на Алексеича.
- Не боись , дедуля, это нам черти померещились… Алексеич! Свободен путь!- увидел я семафор.
А в Краснодар я попал. Тетке рассказывал про этот случай – смеялась…
Январь 2013