Часть 2. Формула желаний

Виктор Мирошкин
 
- Делаем-с так… Хоп…
 
***

«Снова провал в памяти». – Подумала Прасковья.
Она уже привыкла, что, когда задумается, её внимание не фиксирует окружающее движение жизни, делает пропуски, и поэтому она не удивлялась, что иногда не помнила, как оказывалась там, где, очнувшись, шла или стояла, или сидела. Она совсем не догадывалась, что за Мир вокруг нее, грешила на свою память и невнимательность. Она настолько была погружена в свои раздумья, что ей было всё равно, где она. А уж то, что она «выплывает» в Явь из небытия и уходит обратно в небытие - было бы для нее настоящим откровением. Всё, что попадало в поле ее зрения, она воспринимала просто, как отвлекающие декорации для её мыслей. Не искала объяснений ничему внешнему, каким бы необычным это ни показалось, думала только о своем наболевшем. В моменты таких уходов в себя она часто ничего даже не слышала. Вот и в этот раз она думала о правильности своего давнишнего поступка. Разбирала свои жесты, мимику, слова в тот момент. Смотрела на реакцию других на эти её…

И тут что-то скрипнуло пронзительно, и её взгляду из тумана представился вход куда-то. Толпа похожих на людей существ ринулась туда, увлекая и её.  Хлопок. Голос. Земля дернулась под ногами.

«Что такое? На что это похоже? Куда меня занесло?» - Мысли побежали то ли у Прасковьи в голове, то ли в гулком звуке пространства. Здесь она не могла сосредоточится.
С трудом удерживаясь на трепетавшем под ногами гладком на вид полу, она двинулась по коридору. Грохотало. Зрение подводило. Она с трудом различала очертания человекоподобных существ. К тому же, вокруг летали страшные на вид, разноразмерные, полупрозрачные гадости, которые пытались приблизиться к ней. Эти твари заполняли весь коридор.

«Ужас какой». – Констатировала она спокойно и совсем без страха. И стала отгонять клюкой-посохом самых ретивых тварей. Пространство вокруг неё немного освободилось и как бы расширилось. Она уже не раз встречала всяких разных существ и относилась к ним уже давно без страха. Отгонялись они легко. Только здесь их было слишком много.
Двигаясь понемногу вперёд, она стала пытаться дотянуться клюкой до стенок коридора, размахивая палкой из стороны в сторону, чтобы понять, где же всё-таки стены. Вокруг всё было размыто и неустойчиво. Хотя палка попадала изредка во что-то твёрдое.
Среди расплывающихся от ее клюки в стороны размытых силуэтов она обратила внимание, что имеется что-то типа скамейки и присела. Снова погрузилась в размышления, уставившись прямо перед собой. Как обычно, отключившись от всего внешнего.

***

- Думаешь, клюнет?
- Нет, конечно, но её эмоции при этом ей нужны.
- Зачем?
- За тем! Хорош говорить сам с собой.
- Это невозможно.
- Что?
- Сам знаешь.
- Бабульке не навредит?
- Она так погружена в себя, что ей всё равно, что её окружает и где она бродит. А нам она доброе дело сделает.
- Ты про себя во множественном числе?
- Я про всех вообще. А Прасковья молодец. Очень хочет в себе разобраться. При жизни не успела, а теперь навёрстывает.
- Интересно, почему не все понимают после смерти, что они умерли? А ещё интереснее, почему не понимают, что иногда проявляются в Яви.
- Это их проблемы. Я тоже не сразу стал таким. Научатся. А как научатся, то…
- Станет им это не интересно. Потому как «не загадочно».

***

Вероника доела кусочек черного, самоиспечёного бабушкой с утра хлеба, намазанного мёдом, потёрла ладони, вышла из дома и, заметив деда, осторожно, приблизившись сзади, закрыла его глаза руками.
Дед Матвей сидел, не двигаясь и не шевелясь. Запах свежего хлеба от рук был приятен. Время шло.

«Кто-о-о э-это-о-о»!!! - Грозным, изменённым голосом нараспев произнесла Вероника.
Ничего не изменилось.
- Ну, дед, ты чего?
- Играю с тобой.
- А чего не отвечаешь, не угадываешь? Или ты меня не узнаешь? – Хихикнув и, уже убрав руки, заглядывая в глаза деду, сказала Вероника.
- Ты играешь со мной, я с тобой. Кто переиграет, тот и развлёк себя радостью. А проигравший развлекает себя удивлением от своей неожиданной неудачи.
- Не поняла. Какое же тут развлечение, удивление?
- Ну? А как же? Ситуацию разбирать, вопросы себе ставить. Думать и переживать произошедшее. Делать выводы и тем самым учить себя. Усложнять свою игру в будущем в итоге всех этих переживаний.
- Ой, сколько сложностей из простого розыгрыша. С тобой не посмеёшься просто так! И что значит – усложнять себе игру?
- От простого к сложному идти. И не усложнять себе игру, а усложнять свою игру, учиться строить сложные комбинации из простого набора возможностей.
- А.
- А радуются просто так только дураки и просвещённые. Им учиться, вроде как, без надобности.
- Кто?
- Дураки.
- Не, кто такие - просветлённые?

- Еще раз хочешь услышать? Ну что ж…  Ты правильно переиначила. – Дед усмехнулся. – Это принимающие свет в себя без искажений. И излучающие свет тоже без искажений.
Веронике было 18 лет. Она была прелестна. Не глупа. Но умные разговоры долго вести не особенно любила. Это её утомляло в силу возраста. Хотя поговорить с дедом ей было занятно. Тем более, что это происходило не всегда, а только летом, когда они с мамой, папой и братом приезжали в деревню. В городе, конечно, были свои заботы. А звонить в деревню стоило не дёшево. Да и не всегда дед брал сотовый с собой, разговаривать по нему не любил, говорил односложно. Так же было и с бабушкой.
- Прозрачные Душой люди. – Добавил дед.

Вероника уже знала, что Свет – это знания. И вообще, знала много терминов, которые знал не каждый её знакомый. Это была заслуга деда Матвея, или Иваныча, как его звала бабушка и все в деревне.

Матвей Иванович не был коренным жителем деревни. Приехал сюда из города. Купил дом. Переделал под себя. Вёл абсолютно трезвый образ жизни, не курил, всегда был приветлив, всегда откликался на просьбы, помогал, если просили и не встревал, если не требовалось. Не критиковал пьяниц местных, не показывал своё превосходство. Теперь всем казалось, что он жил здесь вечно.

- Светлые, как ты? – Спросила внучка.
- Нет, я еще тёмный. Долго раскачиваюсь, не всё понимаю. Торможу, как ты говоришь. Вон ты шустрая. Светлее меня. Не нахваталась еще грехов, сколько я нахватал. Потому и быстра на мысли. А я пока по своим тёмным углам мозга пройдусь для сверки правильного ответа, все уж разойдутся, ожидаючи. Эх, помню в детстве…

- Зато как выдашь! Никому и в голову не придёт. Да и не тормозишь ты. Это я так, к слову говорила, не со зла. Дурацкие словечки сами выскакивают.  – Перебила внучка.
Дед засмеялся. Ему льстило, что внучка его ценит. Он, конечно, понимал, что его многие ценят, но внучкино расположение радовало наповал.

Дед замечал, что в его присутствии мало кто пытался говорить вызывающе, а тем более изрыгать мат. Почему это происходило – никто толком не понимал. Дед Матвей тоже не совсем понимал этот эффект его присутствия. Может придуманная им к месту поговорка сработала – «Матом ругаться – как плеваться. Не больно, но уж очень противно». Первая часть поговорки прижилась в деревне намертво. Даже курить многим было как-то не особо комфортно, если он был рядом. Интересно, что его присутствие всегда приносило какое-то спокойствие, лад. В общем, можно сказать, что он был приятен окружающим. Его точные фразы могли уколоть, но странно - не больно, не было в них зла. Если он уезжал из деревни, все его ждали обратно, хотя он не был здесь в родстве ни с кем. Как то пустовато становилось у всех на Душе в деревне. Можно добавить, что всех подвыпивших прямо как магнитом тянуло к нему на разговор. Матвей Иванович этого не любил, но от разговора не отказывался.

- Знаешь ведь про камертон? – Перестав смеяться, сказал дед.
- А что?
- Светлая Душа - как камертон для других Душ. Эталон.

Они замолчали, глядя на пса, который решил пройтись вдоль изгороди.
Нельзя сказать, что дед Матвей жил в окружении всеобщего внимания. Никто из деревенских особо за ним не следил. Все были больше заняты самими собой, чем обращали внимание на живущих по соседству. Слухи, конечно, переносились, но не более того. Считалось, что не стоит лезть в личную жизнь, когда не просят. Дед вел себя немного не так. Он старался понять, что двигало людьми в деревне, наблюдал, старался угадать развитие событий. То есть, любимым его занятием было не только делать всякие поделки, которые странным образом потом «растворялись в пространстве», как говорил дед. Сам он по этому поводу не горевал, только посмеивался. Когда они только переехали в деревню, получилось так, что его попросили продать вещицу, его руками сделанную, а он просто подарил. И тогда его жена позволила себе ему попенять за непрактичность. На что он сказал, что продавать не умеет и это его слабое место. Может только меняться. «Продавай сама, если захочешь расстаться с вещицей». - Сказал он ей. Клавдия Ивановна согласилась. Так и пошло. Дед делает, а жена его, при необходимости, на своё усмотрение и при оказии, продаёт, иногда меняет на что-то. Никто не в обиде. Жили в достатке, вернее не жаловались на недостаток, а находили способ прибавить то, чего не хватало.

- У них Душа - как стекло?
- У просветлённых? Как кристалл скорее. Гармония линий, чистота и однородность. Свет играет, делится на составляющие или проходит полностью. Кстати, кристаллы могут выравнивать «кривой» Свет. Они как застывшая часть правды. – Дед посмотрел на внучку. Понимает ли?

Та молчала. Видимо, представляла кристалл себе.

- Кристалл – тоже эталон. В присутствии кристалла, вернее, в его поле невозможно долго кривиться пространству. Понимаешь? Кристалл не устаёт и тянет распрямить всё вокруг под себя. Под свой порядок.

- И человек со светлой Душой тоже гнёт пространство?
- У человека есть сознание – делать или нет, а кристалл просто гнёт своё, вернее выпрямляет под свой поток. – Дед положил руку на  резную голову волка на спинке скамейки. – Умный человек не гнёт, а приглашает.

Деду захотелось спросить её о ней самой.
- Как твои-то дела? Парни пристают? То да сё. Как проходит обучение?
- Ну, ты, дед, даёшь! Каникулы же.
- Да я вообще спрашиваю. Как впечатления?
- Парни пристают. А куда они денутся-то?
- Это понятно. Красоту не спрячешь. – Дед засмеялся, хитро поглядывая на Веронику.
- Пристают, да не те, кто надо. – Серьёзно сказала она.
- Пройдёт. Вернее пройдут... мимо. А в колледже?
- Там тоже есть кандидаты.
- Хм. Я про занятия, про уроки, учителей, обстановку, впечатления там.
- Ничего особенного. Всё нормально. Учителя классные. Вернее преподаватели. Учиться нравится. Все дружим.

- Н-да… - опустил голову дед. – Доклад закончен. Всем вольно. Вот и поговорили. Как же я тебе что-то посоветовать-то смогу, если ты не рассказываешь подробности с твоими сомнениями?

Веронике захотелось чем-то порадовать деда. Чем-то необычным. И она вспомнила.
- Знаешь, я вспомнила один случай. Он мне запомнился. Может потому, что папе потом рассказала о нём и маме тоже. А тебе забыла рассказать.

Дед мечтательно посмотрел поверх деревьев за околицей и поудобнее расположился на скамейке, приготовившись слушать. Еле уловимая улыбка и взгляд на внучку с лёгким кивком были сигналом к началу.

- Так вот… - начала Вероника – этой зимой была сессия. Поехала я сдавать очередной предмет. Технология называется. Перед этим долго готовилась, и меня переклинило уже этим предметом. Ни о чём уже думать не могу. Утро. Часов 10-11 примерно. Почти перед Новым годом, числа 26 декабря, кажется. Еду в метро. От Выхино. Станция метро такая, если еще помнишь.

- Не в маразме еще. - Дед кивнул. - Жил там некоторое время.
- Так вот. Где-то, кажется, между Текстильщиками и Пушкинской, на какой-то станции в вагон зашла старушка. Как она зашла, я не видела. Только обратила внимание на суету в той части вагона. Людей было не очень много, не час пик, но все сидячие места заняты. Это точно. И много стоящих людей.

- Дышать можно.  – Пошутил дед.

-  Ну да. Я сидела почти в конце вагона, а старушка вошла в переднюю дверь. Шум шёл от неё, вернее, от тех, кто её окружал во время её движения. Я пригляделась и вижу, что она машет своей палкой во все стороны и все как-то расступаются. Даже встают с мест, пытаясь уступить ей место. Но она не обращает внимания и продолжает идти. Поезд едет уже.

- Там же шатает. Ей это не мешало? – Спросил дед.

- Я тоже удивилась, но шла она уверенно. Медленно, конечно, но шла, как будто к цели. При этом она, как бы, отмахивалась своей палкой от чего-то. Стучала палкой по стенкам и окнам. В какой-то момент подошла к женщине у дверей и стала махать палкой над ней. Чуть её не задела, но та увернулась. Продолжив движение, как будто что-то её гнало, бабушка, наконец, приблизилась ко мне.

- Прямо к тебе подошла?

- Нет. Напротив меня тоже освободили ей место. По цепочке вставали почти все по ходу её движения. И вот она останавливается напротив меня и чётко садится напротив. – Вероника замолкает и смотрит в сторону невидящим взглядом.

- И что?
- А? – Вернула внимание внучка.
- Что дальше?

- Странные ощущения у меня тогда были. Сейчас снова почувствовала. – Она занервничала.
- Расскажи подробнее. Уже интересно. – Дед даже привстал и снова сел.
- Я поставила защиту, как ты учил, ещё на подступах её ко мне. Я имею в виду рунный вихрь.

- Правильно. Бережёного Бог бережёт. И что? – Вставил дед.

- Бабушка после того, как села, стихла сразу. И как будто и не было переполоха, устроенного ею. Я её разглядела. И как сейчас помню – она вся в чёрной почти одежде. Плащ не промокающий, ворот из какого-то вьющегося меха, не знаю, как называется и шапка такая же, как ворот.

- Мех как на овце?

- Не, не длинный, как на высоких шапках у офицеров я видела.
- Понятно. Мех называется каракуль.
- Точно. Я просто название как-то упустила. Знала ведь. – Она улыбнулась и спокойнее уже продолжала – У неё еще сумка была из того же материала, что и плащ. Странная одежда для зимы. Шапка тоже странной формы, высокая, как у бояр на картинках. И ворот высокий, больше обычного. Ну, прям – вампирский ворот, как в кино. Из-под плаща видны вязаные штаны. Тоже черные. И черные ботинки типа мужских. – Она снова замолчала, вспоминая. Дед не мешал. Пока было всё понятно.

Прошло несколько секунд, и Вероника продолжила:

- Палка её была похожа на посох с разветвлением вверху. Как рогатина. Не длинная. Она на неё практически не опиралась, но ловко вешала на палку свою чёрную сумку. На вид ей было лет 70-80. Волосы седые и синие глаза. Смотрелось притягательно, я бы сказала. – Опять пауза.

В доме грохнула посуда. Бабушка готовилась уже к обеду. Собака, лежащая у забора, подняла голову и повела носом. А Вероника опять продолжила:

- Мы проехали три-четыре остановки, и бабушка встала и двинулась к выходу. Вышла.

- А ты тогда испугалась? – Спросил дед.

- Нет. Я скорее заинтересовалась ею. А вот окружающие явно некоторые испытывали страх какой-то. Это были люди, примерно, возраста от 25 и до 40 примерно. Моложе и старше этого диапазона никак не отреагировали. Так мне тогда показалось. Я специально смотрела за реакциями людей всё время. Молодежи вообще пофиг. Хоть под Менсона раскрасься.

- Это кто?

- Певец один с маразматическими замашками. – Махнув рукой, сказала она. (Надо сказать, что в музыке она разбиралась, так как окончила музыкальную школу.) Продолжила:

- А старшие отнеслись к происходящему со снисхождением. Чего не бывает… Я думаю, что они не чувствовали ничего угрожающего для себя. А! Вспомнила, что она вышла за одну станцию от Пушкинской. В этот момент у меня появилось непреодолимое желание пойти вслед за ней. Выйти, то есть, из вагона. Это было странное ощущение. Очень сильное. Мысль стала навязчивая стучать, примерно такая – «когда еще представится случай пообщаться со странной старушкой». Какое-то искусственное любопытство тянуло выйти из вагона. При этом время стало тянуться медленнее что ли. – Она стала говорить быстрее.

- Помедленнее. – Попросил дед.

-  Да. Тогда я, как ты учил, протестировала себя. Я ли думаю об этом или это навязанная мысль. Мысль съёжилась, и мне стало смешно. Я мысленно сказала кому-то там – «ну давайте еще вагон задержим для меня, пока я подумаю». Вагон стоял. Двери не закрывались. Старушка стояла около вагона, рядом с железной такой перегородкой между колонн. Этими перегородками временно ограждают что-то. Я видела её через окно вагона. Желание выйти стало усиливаться. Это было похоже на азартное чувство, ожидание выигрыша. Так голову теряют, наверное.

- Хорошо, что ты это правильно понимаешь. Так азарт сносит в сторону глупостей.

- Ага… И мысли типа – «Давай же, давай, это вот оно, рядом». И какое-то сладостное ожидание даже. И тут я вспомнила про экзамен и, если я сейчас выйду... Вообще, этот экзамен выпал из головы ещё в момент появления старушки. Еще сразу вспомнила, что опаздывать было нельзя, у меня нет и 10 лишних минут. Времени в обрез. И я себе чётко мысленно говорю: «Я буду делать, как нужно мне, не смотря ни на что». Несколько раз примерно так сказала себе. И добавила еще, как говорит Трехлебов, «буду проявлять здравомыслие». Я уговаривала себя, что выходить совсем не разумно. А двери не закрывались. Прошло минут 5. Наконец, ко мне пришла твёрдая уверенность, что я не выйду по-любому. Двери закрылись.

- И…?

- Поехала дальше. А старушка осталась, так и не сдвинувшись. В одиночестве. Хотя нет, она там не просто стояла, а продолжала махать тростью, как будто кого-то отгоняет. А мне показалось тогда, что она в этом Мире чужая. Не из нашего времени, как бы. И вообще, метро никогда не видела. – Вероника замолчала.

- Как доехала то? Еще что-то было? Сдать-то ты сдала, я знаю.

- На Пушкинской пересела на другую ветку. Потом по ходу встретила одногрупницу. Интересно, что она индуизмом увлекается, и мы с ней в магазинчик индийский ходили до того. Поделилась с ней про старушку. Говорю, что так отвлекло от экзамена, что я не ожидала. Настя сказала, что такие истории с ней постоянно случаются. Посмеялись.

- А как ты думаешь, с чего всё это? И почему запомнилось?

- Я потом поняла, что перед экзаменом была в напряге каком-то и мысленно очень захотела, даже пожелала как-то отвлечься. Может это и сработало. Только не стандартно и не ожидаемо.

- Я думаю, что ты права. А решение твоего запроса в тонком Мире именно неожиданным и должно было быть, но не шоковым. Благодари Лега-хранителя своего. Он постарался.

- Уже. Сразу после экзамена.

- Ну, тогда всё в порядке. Молодец, что всё подмечаешь. И хорошо рассказываешь. Благодарю, что поделилась. Всё сделала правильно. Нечего добавить... пока. Если потом мысли будут – поделюсь.

- Жуть, как интересно, что ты «раскроешь» по этому поводу. А что бы «чичас» поделать? – Спросила внучка.

- Пойдём, поработаем ложками. Хранительница очага этого места наколдовала замечательный борщ. Я чую его уже. А ты?

- И я.

- Эй, кто проголодался, заходи. – Раздался голос бабушки. Как будто она ждала окончания разговора.

- Дед, ты обещал, буду ждать про бабушку. – Сказала, вставая, Вероника.
- Про твою?
- Не путай меня! Про мою, но не нашу.

- Ок. – По совсем не вяжущейся к нему манере ответил дед и, потирая руки, направляясь в дом, добавил:
– Продолжение следует.