6. Тот гастроном перестроили давно.
но она с детства запомнила запах старой крови, и край мраморного прилавка с зарубками, засечками, он доходил ей тогда до глаз, дядьку в грязно-белом халате и за спиной его – громадную колоду, разделочную плаху, в которой торчал топор его
И как он швырял на мраморный прилавок мерзлый кусок туши, с рёбрами и заиндевевшей щетиной, и синими печатями на восковых боках
И цветную карту разделанной туши на кафельной стене сзади, и как бабушка, протискиваясь сквозь очередь, сквозь толпу, тащила её за собой
И сбивчивый лепет бабушки: мне упячку, упячку, молодойчеловек, упячку мне, свиную радость, два шестьдесят
А потом был страшный удар топора, треск костей - мерзлые куски заворачивали в серую обеточную бумагу и цифры были на бумаге, кое-как написанные простым карандашом цифры и буквы, «Упячка Свиная «Радость». 2 руб. 60 коп.», и бумага быстро сырела от крови
5. Это у тебя в сумке.
Тут она очнулась – магазин никуда не исчез, он просто стал другим, пахло конфетами и конфетами, а на месте плахи помещалась теперь большая нарядная апельсиновая стойка
О том, что здесь был когда-то мясной отдел, напоминала только кафельная стена, едва видная из-за стеллажа, да прилавок из грязно-серого мрамора - оплывшего, изрубленного, со стертыми засечками на углах
И она облокотилась на прилавок, чтобы спрятать в сумку маленькую банку с растворимым кофе, что она только что купила
Сдвинула сумкой кучу белых использованных чеков – и тут заметила среди них серую бумажку с каким-то номером, сложенную вдвое, как открытка
Бумага была грубой и сыроватой – видимо, на нее пролили сок. Простым карандашом, криво, там было написано «в сумке смотри»
4. На столбе.
Перчатки были в сумке, и еще там была чья-то чужая записка: на серой оберточной бумаге простым черным карандашом было написано «Там, на столбе», и Алиса не думая скомкала записку и выбросила ее, записка лежала на замерзшем асфальте, медленно раскрываясь, как цветок, и покрываясь инеем
Инеем было покрыто все вокруг, тонким белым инеем - и провода, и узоры кованой ограды, и колючая проволока над забором шинного завода, и чугунный Мирумир с простертой рукою
Оранжевое солнце светило сквозь мерзлый туман, Алиса спряталась в шарф по самый нос, дышала медленно, чтобы не потрескалась эмаль, и вот идет она по улице
3. Тебе сюда (из Истории, рассказанной в пионерском лагере «Мосгаз» в 1974 году).
«И вот она пошла по улице, идет – идет, видит столб, а на столбе том вроде как объявление приколото. Она подходит ближе, а там такая же бумажка висит. На ржавых кнопках, вся в инее. И будто давным-давно её прикололи, бумажку эту. И там написано «Иди прямо, третий поворот налево».
Ну она пошла прямо и налево, в переулок. А там забор. Идет, идет она вдоль забора, видит, а на заборе нацарапано: «- увидиш - такой - жoлтый - дом - ободранный - весь», и вот она идет, идет и видит – точно, дом такой, желтый. Ободранный весь.
Подошла она к дому, а это детская библиотека. Там была детская библиотека оказывается, в доме в этом. Заколоченная давно давно. Обошла она весь дом вокруг, видит – там сзади вроде как земляные ступеньки вниз, и дверца небольшая, цинком обитая. И на дверце, на грязном цинке, надпись будто гвоздём: «Тебе Сюда».
И вот заходит она в библиотеку. А там всё пусто, темно. Полки пустые. Ходила она, ходила вдоль полок. Вдруг видит - одна маленькая книжка в самом углу лежит. Забыли наверное».
2. Кажется Детгиз.
Первая страница – с названием и именем автора – была оторвана, а номер книжки приклеен прямо на текст
То была детская книжка с цветными картинками, весёлая книжка о том, как вещи живут своей жизнью, когда в доме гаснет свет и люди уходят
Провода клубками свивались в шкафу, табуретки с топотом носились по коридорам, шевелилась белая трава на ковре и глазела с потолка на улицу птица-люстра
А за окном, внизу, двигалась толпа – там были нарядные пирожные и многослойные веселые бутерброды, надменные суши, зелёные огурцы-горбуны, проворные сухари и задумчивые кильки
Картонная перспектива раскрывалась как двухмерный цветок – вот улица, вот магазин, вот - розовый свин в тулупе, в шапке-ушанке и перепачканном кровью фартуке
Свин зазывал покупателей - Упячка, Упячка , Упячка Два Шестьдесят – а сзади плыли на крючьях восковые торсы - четвертованные, обезглавленные, с синими смазанными печатями, и рядом торчал воткнутый в мерзлую плаху топор его
А на витрине в эмалированных плошках разложены были сырые человеческие сердца, связки отрубленных рук и ног свисали с потолка лавки, а из глубины магазина скалили зубы головы - вытаращенные мутные глаза, слипшиеся от крови волосы, ценники на лбу
И Алиса, не думая ни о чем, положила книжку в сумочку
1. Кто.
Дома тикали часы и ковры глушили звук
Алисина бабушка, сидя в кресле, все смотрела, смотрела на мерцающее белое полотно, где белый пролетарий в цилиндре растягивал черные накрашенные губы, а его подруга, закутанная в рыболовную сеть, тоже давно мертвая, прижимала руки к груди, и низвергался картонный водопад, и гремел оркестр, когда в дверь позвонили, но звука никакого не было – бабушка знала фильм наизусть
И тут в дверь позвонили еще раз
Кто это, спросила бабушка, проснувшись
Алиса поднялась с кресла. Запах крови почудился ей
Кто это, опять спросила бабушка
Но Алиса уже медленно шла по темному коридору. Потому что она знала, кто стоит за дверью
Что за дверью, во весь свой огромный рост, стоит Упячка Свиная Радость, выпоторошенная замороженная Упячка Свиная Радость со стальными руками-крючьями и желтыми окровавленными зубами, твердая как камень Упячка Свиная Радость с синей печатью на восковом лбу
.