Ностальгия

Виолетта Федотова
              Я родилась в маленьком провинциальном городке на далеком севере… Городок строили мои родители. Мончегорск – в переводе с лапарского – это «Красивые горы». И действительно, город стоит среди прекрасных озер в долине, прикрытый высокими горами.
            Выучившись, после университета, я вернулась домой, но через несколько лет  жизнь выбросила меня обратно, в город моего студенчества.
             Каждую весну,  я с тоской провожаю взглядом стаи птиц, летящих в мои родные края,  на возлюбленный север. И жду их обратно. Ну, как там у нас, на севере? Все ли так как было?..

             Воспоминания – это штрихи, отражающие целые  эпохи. Не целостная картина, а именно отдельные штрихи, избирательно  остаются в нашей памяти.

               Знаешь, я помню себя с детсадовского возраста… Помню, как по утрам меня  одевали в облезлую беличью шубку и подшитые валенки, закутывали в большой теплый  платок и паковали в старые деревянные санки. Мороз по утрам  почти каждый день был под тридцать. Скованная одеждой, я как кулек лежала в своих санках. До сих пор я помню черное небо  в морозных ярко блистающих звездах да яркое северное сияние надо мной…
          Из-за морозов в садике гуляли редко. Чаще всего мы садились с воспитательницей вокруг черной круглой печки с немного помятыми боками и нам читали разные книжки. Мы слушали и смотрели на дырочки в дверце печки, где полыхал жаркий огонь. Удивительно, но я помню, что воспитательницу звали Людмилой Ивановной. Она была добра к нам, детям, среди которых, как я узнала  позже, были дети репрессированных родителей. Я дружила с Ленкой Большаковой – она была из этих.
          А еще я помню нашу толстую повариху тетю Шуру. Мы все были жутко худые, и тетя Шура нас баловала. Порции нам были отпущены не очень-то щедрые, и мы часто таскали из столовой куски хлеба, которые прятали под подушку и ели во время «мёртвого часа» Так в детском садике назывался послеобеденный сон.
         У нас были замечательные «постели», которые мы сами с большим удовольствием раскладывали и складывали.  Представьте газетницу –  и вы увидите  точную копию наших раскладушек, только вместо ткани  на длинные параллельные жерди был натянут грубый толстый брезент, который почему-то так часто рвался, что взрослые не успевали его чинить.
           Всё бы хорошо, но… Ооо, этот рыбий жир! Как сейчас помню, как нам командовали «Приготовьте ложки», и мы с ненавистью смотрели, как из бутылки разливают этот гадкий рыбий жир. Одни дети со своими алюминиевыми ложками  долго сидели за столиками и давили воспитательницу на жалость, а некоторые по-настоящему  ревели. Из-за этого рыбьего жира нас не выпускали из-за стола!

           Ты помнишь, как мы катались с ледяной горки? На драных картонках. За ними еще вставала очередь. Помнишь? А как заговорщицки шепотом спрашивали друг друга: «Пойдем лазать по сугробам?!»
          А потом шаровары в маленьких налипших кусочках снега... и рукавички на резинках, пропущенные через рукава шубки, - чтоб не потерялись. Ты помнишь, что такое шаровары?.. Дочь моя уже не знает…Не знает, что такое наст и  рапаки…
         Мы сушили заснеженную одежду на батарее в нашем подъезде, и ты - боялась, что бабушка тебя будет ругать, потому что ты уже не ее внучка, а  снежный ком.  Ну а я – сушилась с тобой за компанию, к счастью меня бабуся не ругала, наоборот – часто сушила нас обеих.
           А еще я помню свои первые коньки – «Снегурочки» - такие симпатичные, с деревянной основой  и с лезвием загнутым кругляшком. Они привязывались к валенкам веревочками. Мальчишки презрительно называли их деревяшками и с завидной скоростью мчались по катку на «Канадках» – коньках, намертво припаянных к ботинкам. Зато я на своих снегурочках могла кататься с горки, а не загнутые лезвия канадок не позволяли это делать.
       Когда мы немного подросли, канадки у родителей ты выклянчила первой, и мы по очереди  катались на них, и мальчишки на катке уже нос не задирали.
           И конечно, у всех нас были санки. Всякие. В основном – самодельные, деревянные. Их мастерили из обрезков лыж и ящичков. В лучшем случае – они были «как настоящие». У богачей санки были фабричные. Финские сани с длинными полозьями – точно такие же, как и современные, были только  у взрослых. Нам их не доверяли. А еще были санки особые – «хулиганские» - просто железяки – по-особенному изогнутые толстые пруты. На них катались местные шалопаи.
            Все виды санок верой и правдой служили нам для недозволенного «путешествия» «на второй карьер», куда надо было пробираться по глубокому снегу через лесок с худосочными северными сосенками. Там, где кончались городские постройки, находилось два карьера, откуда брали песок для строительства. Дальний карьер, довольно глубокий, был запретным плодом. Там были особенно крутые и длинные горки. Кататься на санках в этом дальнем  карьере считалось геройством. Сейчас там стоят дома…
            Все это было зимой. Наступало лето – и мы всей душой отдавались другим развлечениям.
             Девочки, как во все времена играли «в куклы», не с куклами, нет,  именно «в куклы».
            Мальчишки всех возрастов играли в «чику». Для этой игры предварительно собирались одинакового размера металлические крышечки с бутылок, которые с помощью кирпича превращались в плоский кружочек - чику. Эта игра почему-то была запрещена, и взрослые нещадно гоняли мальчишек, а девчонки безжалостно доносили на них учителям в школе, родителям «хулиганов», а заодно и всем соседям. Это было страшной местью за притеснения девчонок во дворе, где они до полного опупения  играли «в классики» и прыгали на скакалках в то время, когда мальчишкам позарез было нужно свободное пространство -  чтобы «гонять колесо», - вечно ржавый обруч от бочонка, тоже считавшийся атрибутом исключительно хулиганов.
             А ещё и хулиганы и тихие мальчики – все поголовно играли «в войну», лазая по сараям, крышам  и прочим запрещенным местам. Война кончилась совсем недавно, и все хотели быть героями.
            Наступили сталинские времена  - и мы все стали играть «в шпионов». Мы подбирали бездомных собак, которые нашей фантазией превращались в «Джульбарсов», устраивали «штабы» в подвалах, «выслеживали» прохожих, которые «точно» были «шпионами». Никому от нас не было пощады! А уж как нам попадало за эти игры от старших – не передать!
               Общими для всех детей были любимые игры -  «в прятки», а с маленьким мячиком – игры «штандр» и  «в лапту». А еще мы часто ходили смотреть, как взрослые на специальной площадке в парке играли в городки,  Мы часами висели на заборе, наблюдая за процессом.

           А помнишь ли ты, как мы однажды до трех часов ночи смотрели звездопад? Наши родные загоняли нас домой еще с вечера, но мы прятались от них. И без устали  смотрели в небо. Это было  ранней осенью, когда последний свет полярного дня угасал, и небо к ночи уже начало немного темнеть.  Мы старались не пропустить ни одну звезду-метеорит. У нас было так много желаний, что и звезд на небе не хватило бы!  И  как же это было завораживающе красиво!   
         А ещё я помню сухой фруктовый чай в плитках и  какао в маленьких пачечках. Мы копили деньги на эти лакомства и с удовольствием их грызли. Помнишь выпуклые квадратики  подушечек - конфеток с повидлом внутри? А ириски помнишь?..
         И конечно, - какое счастье – черный хлеб с маслом, густо посыпанный сахарным песком! Мы выходили с бутербродами во двор и, сидя где-нибудь на  лавочке, дружно  поглощали   это лакомство. 
      Надо сказать, что ходить за хлебом было обязанностью многих моих сверстников, и часто мы объединялись в компанию  для похода к хлебному ларьку.  Хлеб доставляли с местной пекарни  лошадиным транспортом, и  мы занимали сразу две очереди – за хлебом и  «покормить лошадку». Хлеб таял на глазах. После лошадки мы сами с удовольствием обгрызали корочку с еще теплого хлеба. Правда, теплые буханки доставались не всем, а только счастливчикам, но мы умели делиться. В результате до дома дотягивали немногие, и это грозило репрессиями, но соблазн теплой корочки был сильнее.

       А уж чего только мы не собирали!  Что говорить…человек испокон веков был собирателем, ну и менялой, так сказать, по совместительству. 
      Все виды  нашего детского собирательства теперь имеют  свои заковыристые названия. А раньше все было просто. 
    Помнишь, как мы собирали фантики? Ну, да - по канавам! А потом менялись друг с другом и обижались, если что не так. С них все и началось – с этих фантиков. 
     Говорят, многие взрослые тоже собирают обертки от конфет. Недавно читала, что  это коллекционирование относится к целому направлению - филолодии, а вот собственного названия не придумали. Я бы назвала это Кандирэппистикой – от английского candy wrapper (обертка для конфет). Чего проще!
       Что еще мы собирали? – Конечно, помню: этикетки от спичечных коробок! Кажется,  такие коллекционеры теперь называются филуменистами.  Мы ими не были. Мы просто собирали «картинки от спичек» и менялись ими. 
      А потом мы собирали открытки – о, это тоже – целая эпопея! В наших специальных альбомах для открыток, которые так и назывались, хранились бесценные фото-открытки артистов кино, писателей, балерин. Детские фантазии уносили нас в тот мир недоступной, немыслимой красоты.
        Собирали все подряд, но особенно ценились  открытки -  «старинные», в основном сентиментального содержания. Впрочем, и простенькие  поздравительные ко всем праздникам были в почете…  И, опять же, мы  не знали, что стали филокартистами.
     Позже в среде школьников пришла мода «собирать марки», не коллекционировать, а «собирать». Мы ходили друг к другу меняться, как настоящие филателисты. Правда мальчишки таскали друг у друга и у девчонок марки из кляссеров самым бессовестным образом.  Это не поощрялось, но и должным образом почему-то не осуждалось.
     Когда мы стали старше, коллекционирование марок  стало серьёзным занятием. Многие из нас знакомились с миром через наши коллекции, потому что читали и рассматривали атласы разных стран, откуда приходили  к нам марки, обсуждали коллекции, спорили. Может быть, сейчас никто не поверит в это. Но это было так.  Ты же помнишь?!
        Моя школьная подружка  – Раечка, - стала страстной филателисткой, и теперь у нее, как я думаю, самая лучшая коллекция в городе. И знаешь, что важно? – Сейчас она устраивает тематические выставки – вот форма просвещения!   
                Значки? – Ну конечно мы и это собирали. Я еще не знала, что на многие годы стану фалеристкой. (Ох уж мне эти словечки!).   
         Я всегда  любила писать письма и, конечно, получала много ответов. В какой-то момент я  смекнула, что конверты можно собирать. Ты никогда не занималась этими глупостями? А вот я … до взрослого состояния собирала свою коллекцию и стала-таки, извини за выражение, -  сигиллателисткой.        Это очень мне пригодилось. Свою авиационную коллекцию конвертов я подарила летному клубу.
         Самолеты – это тема отдельная.  Мы родились, можно сказать,  под рев реактивных двигателей огромных военных самолетов, что до сих пор базируются совсем рядом с городом. Не мудрено, что позже наши детские коллекции были наполнены объектами, связанными с авиацией. Даже девчонки  собирали модели самолетов и вертолетов.   
        После появления на свет карманных  календарей, будучи уже студентами,  я опять поддалась соблазну собирательства. У моей подруги вся кухня была обклеена маленькими календариками – вместо обоев. Ну и я…заразилась. Филотаймия – это тоже болезнь коллекционеров. Заразная. Хорошо еще, что болезнь не прогрессировала, а как-то тихо увяла…

         Вот так и сидим мы за чашечкой кофе, а за окном привычно завывает вьюга. А впрочем, нет -  не завывает она – поет песенку!.. Да и мотив хорошо знаком. Это песня Детства. И новая волна воспоминаний уносит нас в далекое время, которое уже никогда не вернется.  Время нашего детства.
         
Почему мы вспоминаем именно то, что вспоминается? Какое значение имеют эти застрявшие в памяти отдельные фрагменты жизни?

      Но ведь зачем-то они нужны?..