Лучи золотистого солнца, словно шпионы неведомого государства, забрались в комнату. Тихо, как полагается всем мастерам своего дела, не издав ни звука, осторожно стали осматривать комнату, стараясь заглянуть в каждый уголок.
Черный паркетный пол, белые стены, на одной из стен нарисованы пальмы из далекого и волшебного мира, журнальный столик из красного дерева. На столе стоит ваза династии Мин с небольшой трещинкой. Рядом с вазой на столике лежит белый пушистый кот, лучик солнца невольно касается его лап и скользит дальше.
Кот жмурится, зевает и открывает глаза. Садится и смотрит в большое окно, на город, что еще крепко спит далеко внизу, на птиц невозмутимо парящих в утренней дымке.
Потянувшись, спрыгивает со стола, едва не уронив вазу, и идет вслед за лучами навстречу новому дню.
Джо встал со старого продавленного кресла, в котором спал последние десять лет, c тех пор как умерла его жена, и подошел к окну. День обещал быть жарким. Время бесконечно тянущееся, превращающееся в вечность на старых, покрытых пылью, электронных часах - casio, замерло, отображая 5.28. Ртутный столбик переполз отметку 34 градуса по цельсию. На улице было тихо, как это часто бывает в столь ранний час. Лишь на пожелтевшем от солнца газоне в тени старого чуть проржавевшего пикапа сидела рыжая дворняжка Ричардсов и задумчиво смотрела на старую сосну около дома.
Скрипнула дверь и Джо обернулся. На пороге стояла Джейн, в белой ночнушке с большим розовым слоном.
-Доченька, почему ты проснулась так рано?!
-В горле пересохло, - она чуть-чуть о чем- то задумавшись, помолчала. Робко вошла в комнату и села в кресло. – Мне приснился сон. Словно я лечу на большом-большом корабле. Так долго, что само время перестало существовать. И мне холодно и вокруг темно, лишь красная лампочка мигает в левом углу. И вдруг загорается свет, нестерпимо яркий от которого слезятся глаза. И чужой металлический голос раздается из динамика. Я пытаюсь понять, но слова не знакомы, хотя язык кажется таким знакомым и родным. Я встаю, но ноги с трудом держат меня, а на прикроватном столике лежит шляпа, как в кино про мафию, только с пером, и яблоко. А потом с шумом отъезжает в сторону металлическая дверь, а за ней еще одна дверь - поменьше, деревянная. И комната начинает наполняться черным едким дымом. Я закашлялась и проснулась. Мне было страшно.
Она встала и подошла к отцу, погладила кошку. В утреннем небе над штатом Нью-Мексико появилась яркая точка…
***
Деревянная дверь каюты с выцветшей серой краской и покосившимся номером тринадцать, выведенным красной, тускло фосфоресцирующей краской на тонком листе жести, со скрипом отворилась. В старом прожжённом свитере, придерживая черную фетровую шляпу одной рукой и держа в другой руке яблоко, показался Мейнсард. Он задумчиво посмотрел на коридор - в клубах едкого дыма, от которого слезились глаза; мерцали старые зеленные светодиодные лампы и искрились провода.
Мейнсард осторожно перешагнул, через упавшую искореженную металлическую балку и оказался перед небольшим мутным от сажи и копоти иллюминатором.
Сухой металлический голос, окончив анализ, подвел итог – Признаков жизни, не обнаружено. Корабль входил в верхние слои атмосферы.
Мейнсард думал о странном сне: о маленькой девочке и белом пушистом коте.