Вася стоял на ободке унитаза и очень старался, чтоб сигаретный дым попадал только в вытяжку вентиляции. Пластмассовая решётка фильтра уже давно пожелтела от смолы, но пока никто из семьи этого не замечал. Люди редко смотрят на потолки туалетов, ведь есть газеты, книги или, на худой конец, баллончики с освежителем воздуха. Васина поза со стороны выглядела бы странной и опасной: ноги – на скользкой керамике, левая рука с зажатой в ней книжкой упирается в противоположную стену маленького помещения, рядом с лампочкой, в правой руке – сигарета, которую приходится постоянно держать в потоке уходящего воздуха. С поднятыми руками дышалось трудно, поэтому даже половины сигареты хватало, чтоб накуриться на ближайшие несколько часов. Окурок приходилось быстро швырять в унитаз, бросить в вентиляцию мешала решетка. Да, и ещё была такая тонкость: свежий окурок был слишком плавучим, чтоб его унесло спускаемой водой, приходилось ждать ещё пару минут, пока он промокнет и потяжелеет. Сейчас Вася никуда не торопился, интереснейший фентезийный роман как раз подходил к развязке, и парень, не отрывая взгляда от страницы, нащупал и, медленно, без звука, закрыв изогнутую крышку унитаза, уселся на неё, сосредоточившись на последних страницах. Финальная сцена, матушка-эльфийка рассказывает своему сыну, каким был мир до магической катастрофы...
Всё ещё под впечатлением от прочитанного, Вася спустил воду, вяло наблюдая помутневшим от нахлынувших мыслей и никотинового опьянения взглядом за оранжевым фильтром, кружащим в ускоряющемся водовороте. Окурок, будто нехотя, с последними сильными толчками воды еле заполз под свод змеевика. Вася вышел из туалета и, медленно и осторожно бредя по тёмному коридору, направился в спальню.
А тем временем коварный окурок, так и не уплывший в круиз по извилистым трубам, соскользнул с выступа змеевика и поплавком закачался в стоячей воде.
– Это не я! Мам, он наверное откуда-то выплыл и как-то к нам в туалет выскочил!
– Вась, не делай из меня дуру!
– Но...
– Какие но? Что я тебе обещала, если узнаю, что ты куришь? Да ещё и дома, боже! Ведь ты знаешь, какая у нас плохая наследственность, Вася! Рак в семье был, и не раз! Подумай о своих детях!
– Да какие дети в шестнадцать лет? Ну мама!
– А ну марш в свою комнату! И не ври мне!
Вася влетел в свою комнату, яростно хлопнув дверью. В горле першило от обиды. Нащупав в кармане сигареты, он открыл форточку и с силой швырнул только начатую пачку на улицу.
Пётр Афанасьевич шёл по улице, размышляя о превратностях судьбы, когда по его непокрытой шишковатой лысине что-то легонько стукнуло. Моросил противный осенний дождь, но удар был явно ощутимее капли. Упавшая пачка сигарет ещё не успела намокнуть, и он быстро подхватил её с грязного асфальта. Теперь появилась новая причина думать об этих самых пресловутых превратностях, ведь он только вчера бросил курить. Привычным движением он достал сигарету, нащупал в кармане так и не выброшенную зажигалку, и прикурил. Крепкий табачный дым заструился по лёгким, унося тяжёлые думы и принося знакомый, почти родной утренний кашель.
Пётр Афанасьевич Шпатов рассеянно отправил сигаретный огрызок в его первый и последний полёт, лужа зашипела, принимая нежданного гостя, окурок погас и затих. Но за этим Пётр Афанасьевич уже не следил, в его голову нежданно пришли мысли о том, что и работа у него – хуже некуда, и жена, дура, ушла. Да и вообще всё, что ещё полгода назад грело душу и предвещало нормальную, как у всех, жизнь, теперь осточертело и тяжким грузом лежало на сердце. Доставая следующую сигарету, он уже сворачивал в случайно подвернувшуюся на пути кафешку.
– Знаешь, а катись оно всё к чёрту! Уйду с работы, сниму деньги с книжки и уеду куда-нибудь! И телефон жены удалю к чёртовой матери. Нет! Вообще сменю номер!
– Ты, мужик, протрезвей для начала, а потом уже решай. Не дело это, по пьяни такие думы думать. Дай лучше сигаретку!
– Да бери всю пачку, я же это, курить вчера бросил! А что протрезветь – это ты верно. Пойду я, наверное...
И Пётр Арсеньевич вышел из забегаловки. На улице уже не капало. Вечерело. Подняв нетвёрдой рукой воротник плаща, он зигзагами побрёл домой, подталкиваемый в спину промозглым ветром. Из окна вслед помахал его случайный собутыльник.
Александр Лирник шёл к знакомым на вписку. Правда друзья его ни Александром, ни даже Сашей никогда не звали, для них он был свой в доску кореш Дюбель. Или Дубль, в которого он превращался, выпивая за двоих. Дюбель (в данном случае уже Дубль) курил полученные на халяву сигареты, уже третью подряд. И хоть табачок был не из дешёвых и стоило бы экономить, остановиться он не мог. Курить хотелось зверски. Нетвёрдые шаги его гулким эхом разносились по полутёмному переулку, ветер уныло гнал газету, но недолгое её странствие закончилось в ближайшей луже. Саша-Дубль хмыкнул, кинул бычок в сточную канаву и вышел на освещенную улицу. Где его уже поджидал товарищ сержант.
– Ненуачоясделал-то?
– Документики, говорю, предъявляем, гражданин.
– Не, нучотакое? Я что, на террориста похож? У меня и бороды-то нету!
– Давай-давай... Стоп. Неужели это ты, Дюбель? Какая встреча! Давно я хотел с тобой потолковать... Стой! Куда? А ну вернись! Э!
Габаритный горе-сержант только и успел ухватиться своей пухлой ручкой за куртку гражданина Лирника Александра Иннокентьевича, как тот вырвался и ломанулся обратно, в полумрак. Через долгие тридцать метров преследования сержант остановился, изнеможенный погоней, и протокольно подумал: "подозреваемый скрылся в неизвестном направлении". Еле волоча ноги, он вернулся на перекрёсток и чуть не наступил на выпавшие из кармана потенциального преступника сигареты. Уперев руки в колени, он стоял, согнувшись и вперив выкаченные глаза в пачку, и восстанавливал дыхание. А поскольку он уже был в удобном положении, то дотянулся и поднял её – в обычной ситуации стал бы вообще поднимать с асфальта мусор?
Алексей Требухов, полковник (а в скорой перспективе – генерал-майор ракетных войск стратегического назначения), стоял перед зеркалом в прихожей, одной рукой подкручивая ус, а второй - почесывая в районе пупка. Его слегка беспокоило свеженарождавшееся пузико, но он с иронией подумал, что это непременный атрибут генерала, и сам себе ухмыльнулся. Только он потянулся ко второму усу, как по квартире разнесся жуткий переливчатый вой дверного звонка.
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Вольно, сосед. Курить принес?
– Так точно!
Сосед в расстегнутой милицейской форме заискивающе улыбнулся и достал из кармана пачку.
– Такточно-такточно. Пошли на балкон, солдафон!
И товарищ полковник последовал за смущенно ссутулившимся сержантом в вышеозначенном направлении, на ходу впрыгивая в брюки. Когда дверь была плотно закрыта и заструился дым, Алексей Арсеньевич в очередной разоткровенничался.
– Жена ну совсем достала. Как домой прихожу, так карманы проверяет, усы нюхает, пальцы осматривает. Скандалит, бывает. Житья нет. А в нашей службе, сам знаешь, без допинга – никуда. Ты, кстати, сам-то как? Институт, в смысле. А то засиделся в сержантах, в офицеры давно пора! Давай уже!
– Да даю я, даю, тщполковник, пятый курс уже. Сессия скоро.
– Ага, знаю я ваши сессии. Сессия на заочке – не сессия. Это как сборы вместо срочки. Ну да ладно, корочка – главное, а там жизнь да служба научат.
Тщполковник открыл взятую у сержанта пачку и глянул в фольгированное нутро.
– А ты никогда не думал, где граница, когда много, и тут уже мало? Я в смысле сигарет сейчас, но и вообще. Ну вот смотришь ты, шесть-семь сигарет, вроде много, шесть и семь – невелика разница. А потом хоп! И одна-две. Мало. И разница между двумя и одной уже...
За сержантом захлопнулась дверь, и только тогда он понял, что пачку-то он забыл у соседа. На всякий случай он охлопал себя по карманам, но сигарет так и не обнаружилось. Чуть потоптавшись и поразмыслив, он все же решил не возвращаться, так как оставалось там всего две штуки, да и выглядело бы это как-то нереспектабельно что ли. А что жена полковничья обнаружит, он не боялся. Требухов – он мужик осмотрительный.
Женя стоял у ворот гаража, когда полковник вышел из дома. Увидев неспешно, но уверенно приближающееся пятно цвета хаки, он приосанился.
– Медведев, ты чего, машину еще не прогрел?
– Да я это, тщполковник, а на какой поедем-то?
– Ты что, Медведев, головой ударился? На какой на какой? На пятерке, естественно! Не на мерине ж на службу ехать!
– Ну мало ли, тщполковник, может вы еще куда...
Рядовой Медведев шустро открыл гараж и стал выгонять Ладу на тактический простор, попутно в который уже раз размышляя, за что ему это так называемое теплое место личного полковничьего водителя.
А на территории воинской части солдаты суетливо разгоняли потрепанными метлами палую листву, но она упорно липла к мокрому плацу. Впрочем, надзирающего старшину их героические усилия не трогали. Закончив орать, он развернулся к выходящему из машины начальнику и четко отдал воинское приветствие.
– Вольно, Володя, вольно.
Полковник, буркнув это, проскочил в штаб, а старшина, проводив взглядом лампасоносного, обернулся к водителю.
– Так, солдат, машину бегом в бокс, сам бегом в казарму. Нефиг прохлаждаться! В увольнении отдыхать будешь. Если будет увольнение.
Еще раз зыркнув и рыкнув на солдат, старшина пошел на обход территории, и, спустя несколько минут, заглянул в ворота еще открытого бокса.
– Медведев, ты еще здесь? Ты совсем охренел, солдат? Начальника возишь, значит все можно? Я тебе сказал, бегом!
И тут он заметил в руках у Жени пачку, которую тот только что поднял с заднего сидения.
– Ты еще и курить собрался? Дай сюда, бегом отсюда!
Товарищу старшине было невдомек, что это сигареты начальника, он только что завершил обход у пультового поста и, сунув руки в карманы, наткнулся на недавно конфискованную пачку, вынул ее и глянул внутрь. Последняя сигарета от тряски уже начала терять табак. Он бережно вынул ее, аккуратно оторвал фильтр, который сунул обратно пачку (на территории части гадить нельзя), размял белую бумажную культю, и сунул в зубы. Огня с собой не было, потому он отворил дверь поста и крикнул в его бетонные недра.
– Дежурный! Алло, дежурный!
Странное дело, но тот не отозвался, и старшине пришлось зайти и наказать расслабившегося сержанта.
А сержант в это время лежал под столом. Снаружи могло показаться, тем более старшине, что тот обустроил себе уютное гнездышко под пультом и нагло дрыхнет.
– Это что вообще за беспредел!
Кирзовые ноги задергались и выволокли на свет перемазанное копченой пылью лицо дежурного.
– Товарищ старшина, опять греется! Чиню!
– Барда-ак! И где это хваленое финансирование? А ты чего стоишь, давай, охлаждай, тебе пост сдавать через полчаса. Огонь есть? Дай.
– Так я это, уже почти начал.
Сержант подал коробок спичек и мотнул головой в сторону гофрированной серебристой бочки с жидким азотом. Из узкого горлышка сосуда Дьюара поднимался легкий парок.
– Ага. Ну давай, давай. Трубки, значит, заливаешь, да смотри не пролей, а то мало ли что. Ты ведь не первый раз? Нет? Ну и давай.
Покуривая, он наблюдал, как солдат с кряхтением поднимает металлический термос и осторожно вливает его в спиральные трубки самопальной системы охлаждения.
- Рухлядь, давно все менять надо. Ну да где там деньги, дождешься...
И с этими словами он щелчком бросил окурок в стену (а тут гадить можно, дежурный уберет). Но окурок не исторг красивый сноп искр, как рассчитывал старшина. Вместо этого он полетел по диагонали, дал рикошет от стены и с достойной снайпера точностью влетел прямо в узкую горловину баллона. Раздался хлопок, запахло паленым, а через секунды со стороны ракетных шахт по бетонным стенам раздалась дрожь.
- Вася, опять ты курил?
- Не, ма, не.
- Не ври мне, у тебя за спиной отцовская трубка! Ну сколько можно? И ладно бы табак хороший, да где его возьмешь? Один самосад радиоактивный! А наследственность у нас сам знаешь какая! Ты только подумай, даже ядерная война эту заразу не искоренила! Дай сюда! Иди отсюда!
Мать легонько стукнула уходящего сына по зеленому затылку и тот, прижав остроухую голову, с ускорением выскочил из землянки.