В годы работы на Крайнем севере, у меня была своя художественная мастерская. Она находилась в помещении бывшего Детского сада.
Три раза в неделю я вёл занятия с учениками рядом расположенной школы. В студию приходили 12 ребят разного возраста, желающие одного - научиться хорошо рисовать и что-нибудь мастерить своими руками. Цепочка их возрастов тянулась от 8 до 15 лет.
Наша совместная работа была увлекательнейшим творческим процессом, в течение которого мы учились не только владению карандашом и кистью, но и сложной науке творческого взаимопонимания людей разных исторических эпох.
Было чрезвычайно интересно и важно уловить мелодии, звучавшие в их душах. Я очень хотел услышать эти неповторимые голоса: чем они жили, о чём мечтали, во что верили. Такие вот архиважные вопросы и определяли стиль, методы и содержание нашей совместной работы.
Дети были разными по усердию и способностям, и я понимал, что подход к каждому должен быть строго индивидуальным.
Среди старательно и одухотворённо сопящего коллектива меня почему-то особенно привлекал самый маленький "студент" - 8-летний Гоша. Он был пышущим какой-то неукротимой внутренней энергией мальчишкой, с торчащими в разные стороны, как иголки у ежа, светлыми волосами.
Я упивался его манерой работать уверенно и легко, совершенно не робея перед белой чистотой листа бумаги. Подобное присуще только состоявшимся профессионалам - мэтрам.
Личный опыт убеждал меня в том, что именно из таких, как Гоша, и вырастают настоящие мастера своего дела.
Один забавный случай произошёл на занятии, тему которого я обозначил просто: "Свободная". Присев в отдалении и делая вид, что занят своими рисунками, я исподволь наблюдал за детьми. Атмосферу студии наполняла особая, прерываемая только звуками скользящих по бумаге карандашей, вдохновенная тишина. Нет! Это звучала, разливалась в тишине мелодия детских сердец, творящих нечто неповторимое - своё.
В конце часа я поочерёдно рассматривал и обсуждал рисунки ребят, спрашивал, советовал, отвечал. Мне не терпелось увидеть то, что скрыто в эскизе, сделанном Гошей.
Наконец я подошёл к нему. На листе ватмана был изображён затейливый, необычный сюжет: ровное поле, в средней части которого возвышался огромный, с овальной вершиной бугор, усеянный растущими в разные стороны деревьями. Вместо круга, символизирующего солнце, торчали из воображаемого центра - подобно Гошиным волосам,- бегущие во все стороны жёлтые лучи. А в нежно-голубом небе парила избушка на курьих ножках... Из её окна по пояс высовывалась озирающая окрестности Баба-Яга.
,
-- Гоша,-спрашиваю,- а почему деревья торчат в разные стороны?
-- Потому, что всё растёт перпендикулярно земле. Вот они так и растут.
-- Понятно, - отвечаю,- А почему Баба-Яга решила лететь не на метле, а прямо в избушке?
-- Ну как же она может улететь из дома, если у неё на печке каша варится? А вдруг молоко убежит? - отвечает Гоша.
-- Разумно, - говорю,- Кашу портить нельзя, жалко. А что держит в куриных ногах избушка?
-- Так дрова это: печку же нужно топить, а кладовки для дров там нет.
Я не спорил, не посмел приземлить творческий настрой и свободу мысли ребёнка, доказывая, что изба летать не может, а может только стоять на твёрдой земле; что деревья и на склонах растут только вверх, пытаясь дотянуться до солнца... Я ничего не хотел и не мог возразить вольнодумству малыша, свободному полёту его творческого мышления и особому восприятию окружающего мира.
Гоша вырастет,- подумал я,- и, вполне возможно, в его душе останется память об этой летящей в небе избушке. Он станет, надеюсь, мастером в любой, избранной им профессии, и ещё не раз удивит многих своими талантливыми решениями.
Так могут ли летать избушки? Могут, если так захотят и посчитают необходимым сделать растущие "перпендикулярно земле" натуры. Такие, как Гоша.