Долгожданный 1945 год Григорий Шелехов встретил в разрушенной Восточной Пруссии, в городе Алленштайн. Закалённая в многолетних боях 33-я гвардейская дивизия молниеносным маршем перекатилась через всю Польшу от Варшавы до северных границ. Перебрасывали их на мордатых американских грузовиках фирмы «Студебеккер». Это был отлично организованный авто конвейер. Машины сновали день и ночь туда-сюда. Григорий сидел в кузове на тюках и ящиках с имуществом, зябко кутался в светлый полушубок и ругал невнимательного водителя:
- Всю душу, ирод вытрясет!
Под шинелью, на его широкой груди позвякивали три ордена Славы. В ночь на 24 декабря прошедшего года он с двумя разведчиками незаметно углубились в тыл к немцам, в ближний лес, оборвали телефонную связь противника, присоединили к трофейному телефонному проводу и протянули фальшивую линию связи к себе в блиндаж. Шелехов пошутил:
- Ловись, рыбка большая и маленькая!
Сами сели в траншее первой динии обороны, ждали улова. Здоровенный немецкий фельдфебель, проверяя обрыв линии связи, не заметив ночью поворота к советским позициям, идя по маршруту новой телефонной линии и появился у засады. Он успел выхватить «парабеллум» и выстрелить. Попал себе в ногу, но ранен был легко. За бортом куртки у него была пришита красная с чёрно-белыми полосками лента Железного креста.
- Матёрый гад! - почесал за ухом Григорий. - Придётся тащить его на себе в тыл…
За него командир дивизии дал охотникам по ордену Славы.
- Но нам нужен «язык» с другого участка фронта! - уточнил он. - Сможете добыть?
Решили идти за новой добычей. Пройдя лес, разведчики вышли на обширную поляну, в центре которой стоял немецкий танк с открытым люком. Танкисты, которые хорошо отпраздновали католическое Рождество, вовсю храпели.
- Справа один за другим располагаются блиндажи, - определил Шелехов, - дистанция между ними метров тридцать.
Они подкрались к третьему, откуда слышались гвалт и шум веселья «фрицев», распахнули двери. Старший сержант Мельник скомандовал по-немецки:
- Сдаваться, и точка!
С поднятыми руками «фрицы» вышли, минуя оружие, винтовки «Маузер» стояли в пирамиде снаружи блиндажа. Подхватив большую бутыль с ромом, с готовностью направились в плен.
- Внимание! - крикнул Григорий. - Уходим быстро!
В танке очнулся и пальнули вслед группе пленных, но промахнулись. Геройская тройка прибыла на НП дивизии, с нею двадцать два «языка».
- Спустя час вернулись в родной блиндаж, имея ещё по ордену Славы! - с удовольствием вспомнил Шелехов, поглаживая через грубое сукно шинели солдатские ордена. - Не каждый может похвастаться двумя за один день…
Дул сильный ветер со снегом. Трясло на ухабах неимоверно, он цеплялся за ящики и суеверно старался не коснуться рукой носилок. Они были крепко привязаны толстой верёвкой, поверх всяческой поклажи и на них находился труп самоубийцы.
- Солдат застрелился дня два назад, - объяснил ему сутулый шофер перед отъездом, - идёт следствие.
- Похоронили бы и дело с концом… - посоветовал Шелехов.
- Тело берегут для вскрытия, которое не успели сделать в прежнем месте расположения! - вяло объяснил тот.
- В начале войны живых не возили, - недовольно забубнил Григорий, - а зараз покойников таскают по разным странам…
На постой они притормозили возле островерхого дома. В доме нашли всяческие военные регалии: ордена, мундиры, эсэсовские кинжалы с надписью: «кровь и честь», погоны, аксельбанты и прочую мишуру.
- Действительно, Восточная Пруссия гнездо милитаризма! - с важным видом сказал явно начитанный водитель.
- Только птицы улетели без сопротивления… - пошутил пассажир.
- Просто фашистские активисты и другое начальство успели удрать в Кенигсберг, - предположил шофёр. - Там уж нас радушно встретят…
В покорённых городках остались обыватели - женщины, старики и дети. Им предстояло расхлёбывать последствия военного поражения. В их доме, на самом верху, в мансарде, жила женщина лет тридцати пяти с двумя детьми. Муж её сгинул на фронте, бежать ей было трудно и некуда.
- С грудным младенцем не убежишь... - с грустью сказал Григорий.
- А нам двойная польза! - заржал лопоухий рядовой.
Солдаты узнали, что она хорошая портниха, тащили материал и заставляли её шить галифе. Многим хотелось помодничать, обносились за зиму. С утра и до вечера строчила немка на машинке. За это ей давали обеды, хлеб, иногда сахар. Ночью солдаты поднимались в мансарду. И в этом немка боялась отказать, трудилась до рассвета, не смыкая ног…
- Куда же ты, милая, от нас денешься? - издевались похотливые победители. - Кто последний?
У дверей в мансарду всегда стояла разговорчивая очередь, разогнать которую не было никакой возможности.
- Пускай отрабатывает за мужа… - гоготали красноармейцы.
- Он, небось, наших баб топтал, будь здоров.
… Ранней весной 1945 года Красная армия подошла к ощетинившимся предместьям Кенигсберга. Немцы намеревались сопротивляться здесь долго и упорно. Они построили мощные укрепления, приблизили к городу броненосцы, которые с моря огнём крупных орудий нанесли немалый урон.
- В бой посылают всех, кого можно, - поделился наблюдениями лейтенант Грибов. - Мне разведчики рассказали об атаке отряда немецких моряков во главе с красавцем капитаном. Они шли чётким строем, как на параде, в элегантной чёрной форме. Капитан с сигарой в зубах шёл впереди.
- Ишь ты!
- Но уже не 41-й год, русских испугать ноне трудно: отряд попал под залп «катюши», превративший доблестных моряков в кровавое рагу.
Штурм предместий столицы Пруссии начался с адского обстрела и бомбёжки. С матерной бранью пьяные красноармейцы пошли вперёд.
- Один из десяти доходит... - прикинул не лезший вперёд Шелехов.
- В России людей много, - с вызовом сказал командир роты, - да и новых мужиков русские бабы ещё нарожают!
Потом началось победное разгульное веселье. Полетел пух из вспоротых перин, песни, пляски, вдоволь жратвы, можно безнаказанно шастать по покинутым магазинам и по квартирам. Пылали богатые дома, визжали насилуемые немецкие бабы.
- Погуляем всласть! - радовались оставшиеся в живых завоеватели.
- Отомстим за Сталинград…
Всю ночь солдаты отделения Шелехова не спали, пили и орали похабные песни. Сам он в хмельном веселье участия не принимал, отсыпался в соседней квартире. Наутро Грибов выстроил заспанных бойцов.
- Кто орал? - нарочито грозно спросил он.
Казах с простым, но красивым именем Арал, из недавнего пополнения вышел вперёд и гордо ответил:
- Я Арал!
- А чего орал?
На что красноармеец Кунаев скромно потупил взор и признался:
- Папа с мамой так назвали...
Дальнейшее продвижение замедлилось. Вокруг города-крепости стояли тяжёлые громоздкие сооружения крепостной обороны - древние форты. В центре тевтонской столицы высилась цитадель - остроконечный камень чудовищных размеров, в котором выдолблены галереи, ходы и казематы.
- Они уходят глубоко под землю, - признался лейтенант.
Форты тянулись сплошной грядой с правого берега реки Прегель, окаймляли Кенигсберг и выходили на Прегель, замкнув магический круг.
- Гитлеровцы сдаваться явно не собираются! - огорчился упорству противника Шелехов.
- Во что бы то ни стало, хотят отбросить наши войска от города… - согласился командир роты.
Вокруг старинного города пока было непривычно тихо, лишь слышался с немецкой стороны размеренный мокрый гул насосов.
- Немцы даже перед штурмом педантично откачивают воду из траншей, - удивился лейтенант Грибов.
- Совсем скоро им не до того будет! - весело откликнулся Григорий и передёрнул затвор ППШ.
***
Передовые советские части заняли город Томашув без боя. Командир взвода Павлов, под командой которого служил Пётр Шелехов, с группой автоматчиков решил проверить особняк на окраине города.
- Не укрылись ли там фашисты? - пояснил солдатам лейтенант. - Нужно проверить.
На стук вышла хозяйка особняка, молодая немка с ребёнком на руках. Она была настолько красива, что офицер лишился дара речи. Заметив замешательство русского, женщина певуче молвила:
- Их фрау Эльза. Битте! - жестом пригласила гостя в дом.
Она накрыла стол: поставила шнапс, закуску и радушно пригласила русского офицера к столу. Красноармейцы взвода ели, выданные её продукты на кухне.
- Чего это она так старается? - спросил друга Петя.
- За дитя волнуется! - пояснил Николай Сафонов. - Видать никого из родных не осталось у неё, уйти не смогла… Вот и выслуживается перед новой властью!
Захмелевшая хозяйка прильнула к красавцу-офицеру и Павлов, за долгие годы войны соскучившийся по женской ласке, не смог устоять. Взяв красавицу Эльзу на руки, он понёс её в спальню, где и показал всю молодецкую удаль.
- Значит, теперь нам тут долго жить! - одобрил звуки сверху Сафонов. - Вон как немка старается…
Польский городок был цел, но наполовину пуст.
- Немецкое население, что побогаче, - наняли красноармейцы, - предусмотрительно ушло на Запад.
Поэтому советская воинская часть занявшая городок устроилась там вольготно и сытно.
- Так воевать можно! - единодушно решили уставшие солдаты.
- Баб красивых полно! - сказал любвеобильный Николай.
- У тебя одно на уме… - возмутился Шелехов.
Единственное, чего не одобряли его сослуживцы, особенно Николай, это отсутствие интереса к прекрасному полу.
- Болван, - говорил он, - пользуйся случаем!.. Потом будет поздно!
- Не буду.
- Пожалеешь, что проворонил такую возможность!.. Выбирай любую - чёрную, белую, рыжую, с крапинками, толстую, тонкую! Не мешкай!
- Не хочу просто… - Петя был девственником и панически боялся женщин.
Стояла последняя военная весна, радостная и солнечная. В воздухе летали амуры, только не с игривыми луками, а с ручными пулемётами, как подобает в военное время: мириады их стрел поражали солдатские сердца. Солдаты ухаживали за худыми немками, относившимися к вниманию завоевателей более чем благосклонно.
- А чему удивляться, - пробормотал Шелехов и уточнил: - Их мужья пропадают где-то уже много лет.
- Да и боятся нас слегка… - заметил Коля.
- Я таким никогда заниматься не буду! - твёрдо сказал он.
Целомудренное поведение Петра было непонятно и всех шокировало. Но потом на него плюнули, надоело тратить слова напрасно, всё равно он не слушал добрых советов.
- Главное мы во взводе живём в мире и дружбе, - сказал неунывающий Сафонов.
Они обосновались в мансарде небольшого аккуратного дома, где раньше жила, по-видимому, какая-то студентка. Там было много книг, в частности монографии о художниках, стояло пианино, лежали ноты. В углу стоял проигрыватель и стопка пластинок.
- Райский уголок! - уточнил возбуждённый Шелехов. - Можно забраться в него, отключиться от всего и помечтать!
- Лучше бы бабу привести…
Николай щурил белесоватые ресницы на солнце, что-то замышляя. А Петя искренне любовался узором черепичных крыш на другой стороне улицы.
- Посмотри, какая красавица! - он заметил девушку, пробегавшую по улице у аптеки, что была, напротив.
- Где?.. Где? - оживился Коля и тоже увидел девушку.
Она была очень красива - тонкая, хрупкая, со слегка вьющимися волосами и большими синими глазами.
- Ты успел заметить пальцы её рук - длинные и гибкие... - задыхаясь от внезапного волнения, спросил Петя.
- Я, думая, что с такой бросающейся в глаза внешностью рискованно бегать по улице, полной пьяной солдатни, - недовольно заметил Николай.
На губах его появилась странная усмешка.
- Да ещё в такое смутное время... - добавил он.
Целый день Шелехов не мог забыть мимолётно мелькнувшей девушки. Добраться до комнаты в мансарде, этого вожделенного острова спокойствия, ему удалось только поздно вечером, когда совсем стемнело. Он зажёг хозяйскую свечу и стал перелистывать страницы какой-то книги.
- Первый раз за войну спокойно почитаю! - подумал Петя и лёг на кровать.
За стеной раздался громкий топот, дверь распахнулась и вновь захлопнулась, пропустив объёмный мешок, упавший на пол. Не понимая, в чём дело, Петя хотел выбежать из комнаты, но дверь, припёртая снаружи, не поддавалась. Слышны были удаляющиеся шаги и неугомонный солдатский гогот.
- Опять дурацкий розыгрыш? - крикнул он в окно.
Вдруг мешок на полу зашевелился, и оттуда показалась женская голова. Он присмотрелся и с удивлением увидел девушку - ту самую, которая бежала днём по улице.
- Я всё понял! - догадался парень. - Колька по-своему истолковал мои неосторожно сказанные слова и решил оказать услугу. Как в сказке: что пожелаешь, то и получишь!.. Тебе нравится крошка - получай и не скучай!..
В озлоблении Шелехов забарабанил по двери, но всё, что делал Сафонов, он делал на совесть. Дверь можно было открыть разве что взрывом гранаты. Похищенная девушка зарыдала и с ужасом посмотрела на него.
- Что делать? - на своём ломанном немецком языке солдат постарался объяснить ей, что дверь заперта: - Я не могу сейчас тебя выпустить. Нужно подождать…
Он сам понимал, что лучше переждать ночь:
- Времена сейчас страшные. Плохие люди сыграли с ней злую шутку, но здесь ей ничего не грозит.
Он указал ей на стул.
- Я тебя пальцем не трону… - смущённо пообещал он.
Немецкая девушка, наверное, мало что поняла, но увидела, что русский солдат не агрессивен, что на лице его растерянность, а в тоне - скорей просьба и извинения, и немного успокоилась. Петя знаками предложил ей пройти в другую половину комнаты, за шкаф, и, если хочет, спать там, на постели.
- Я буду спать здесь, - он сел в низкое кресло, чтобы его не было видно.
Они просидели до утра, не сомкнув глаз, думая каждый о своём. Изредка из спальни доносились всхлипывания. На рассвете она окончательно успокоилась, съела предложенный скудный завтрак и назвала себя:
- Эрика.
Она была дочерью аптекаря, жившего, напротив. Утром явился Сафонов, смеясь, отпёр дверь и, не слушая ругани, поздравил товарища с разрешением столь долгого поста.
- Поздравляю с законным браком! - нахально сказал он.
- Я с тобой потом разберусь…
Петя послал его подальше, чем к чёрту, и повёл испуганную Эрику домой.
- Можно представить, что пережил её бедный отец! - думал он по дороге.
Кругом резали, душили, насиловали, а красавица-дочь исчезла неизвестно куда. Эрика бросилась старику на шею и защебетала о чём-то, показывая на спасителя. Шелехов пытался извиниться, что-то путанно объяснял, но потом махнул рукой и ушёл.
- Кажется, история окончена... - сказал он Сафонову и даже не стал ругать того за глупую выходку.
Когда следующая ночь опустилась на город, в его дверь раздался предупредительный стук.
- Заходи, не заперто! - нетерпеливо заорал Петька…
Вошла Эрика в сопровождении усатого отца. Тот смущённо улыбаясь, начал что-то длинно говорить. Парень, почти ничего не понимая, приподняв плечи, весьма комично выражал на лице преувеличенное недоумение и разводил руками. Постепенно он уловил суть:
- Время военное, кругом плохо, господин офицер так добр и любезен, пусть дочь ещё раз побудет у него. Солдаты могут забраться в аптеку…
- Только я сам солдат. - Шелехов попытался вставить слово в речевой водопад, но тот не слышал его.
Они принесли две бутылки вина в знак благодарности, Петя отверг их, и они долго переставляли эти бутылки по столу, словно фигуры загадочной шахматной партии.
- О чём думает аптекарь? - гадал уязвлённый Шелехов. - Быть может, практичный немец решил, что приличная связь лучше ночных зверств, и выбрал наименьшее зло?
Эрика осталась и вела себя совсем иначе, чем накануне. Она была обходительна, мила, таинственно улыбалась и много говорила. Не скрывая заинтересованности, внимательно вслушивалась в русскую речь, будто старалась постичь, о чём он говорит.
- Как она красива! - любовался он.
Девушка не упускала возможности милым женским движением поправлять густые и непослушные каштановые волосы. Она рассказывала о себе, о Германии, о книгах.
- Кое-что я понимаю. - Петя даже закрыл глаза от счастья.
Следующую ночь она вновь была с ним. Днём никто из солдат не смел, не только приставать к Эрике, но даже сказать ей дурное слово. Идиллия была нарушена внезапно, как всё на войне.
- Завтра уезжаем, - сообщил он Эрике новость, раздобытую в штабе.
- Так скоро? - жалобно спросила девушка.
- Война… - извинился Шелехов.
Она минуту молчала, потом бросилась к нему на шею со слезами и говорила, говорила. Он понял примерно следующее:
- Не хочу терять тебя!
- Я тоже… - признался солдат.
- Пусть всё свершится!.. Пусть хоть один день будет нашим!
- О чём ты?
Пётр стоял как мраморный и даже не мог поцеловать её. Эрика стала сама целовать его губы и руки.
- Вот те на... - попытался пошутить он. - Это сюрприз!
- Молчи!
На другой день они грузили барахло на машины, кое-кто провожал их. Отец Эрики держал её за руку, а она горько плакала.
- Ну, ты даёшь! - сказал разбитной Сафонов, - ни одна немецкая баба не ревела, когда я уезжал.
- Отстань, пожалуйста! - попросил Шелехов.
- А уж я старался!.. Чем ты её приворожил?
- Я почём знаю?! - огрызнулся Коля и отвернулся.
***
В январе 1945 года началась грандиозная Висло-Одерская операция по захвату советскими войсками Берлина. «Шахтёрская» дивизия входила в состав 16-го стрелкового корпуса 33-й армии и принимала активное участие в штурме. Только взводом, где служил Шелехов командовал другой офицер.
- Когда нашему комвзвода Павлову пришла пора уходить, - рассказал ему всезнающий Николай Сафонов, - ненасытная хозяйка пожелала расставаться с неистовым русским особым способом. Она стала на колени перед ним на колени, расстегнула ширинку галифе и поцеловала самое то...
- Для чего? - не понял Петя. - И ты откуда знаешь?
- Мне ординарец Павлова шепнул… - пожал плечами Николай. - Для деревенского парня такое проявление страсти было чем-то неслыханным и диким. Потрясённый Павлов достал из кобуры пистолет и выстрелил в красавицу-немку…
- Зачем?
- Наверное подумал, что она хотела откусить его богатство… - закончил Сафонов. - А потом сам застрелился.
Когда рассказ был окончен, Шелехов, не проронив ни слова, как-то неодобрительно взглянул на собеседника и опустил голову. 14 января полки ударные дивизии прорвали фронт и заняли опорный пункт обороны гитлеровцев. Начальник штаба полка вызвал Шелехова и сказал:
- Вот пакет с донесением, на улице ждёт мотоцикл. Езжай в штаб дивизии.
На карте он указал ему два маршрута.
- Один длинный, безопасный, другой намного короче, но опасный… - дотошно объяснил он. - Там шальные немцы бродят и постреливают!
Опасный путь проходил через Томашув.
- На обратном пути обязательно заеду! - Петя собрал гостинцы.
Наспех покидал в вещмешок продукты - консервы, сахар, хлеб. Получился увесистый калорийный баул.
- Спасибо, что помог! - поблагодарил он Сафонова.
- Бери больше, - сказал Николай, - никогда не знаешь, когда запасы пригодятся…
- Особенно на войне! - уточнил Шелехов.
- Давай я поеду с тобой, - предложил он. - Настоящий друг не позволит совершать глупости в одиночку.
- На мотоцикле нет места… - напомнил Пётр.
Специально выехали засветло. На обратном пути Шелехов умолил мотоциклиста заехать в город Томашув, обещал ему за это выставить пол-литра спирта.
- Кто ж тут устоит? - признался красноносый водитель.
На окраине города из кустов длинной очередью по ним ударил пулемёт, но мимо. Немец был то ли пьян, то ли неопытен, но умудрился промазать, хотя они были близко, как на ладони. Пётр всадил в кусты весь диск из автомата, и пулемёт заткнулся.
- Проскочили! - выдохнул он и перезарядил оружие.
- Поллитровой водки ты не отделаешься… - сказал мотоциклист.
- Будет ещё закуска, - твёрдо пообещал Петя.
- Тогда поехали дальше…
Мокрые от холодного пота, лязгая зубами от пережитого страха, под непрерывный мат возницы, проклинавшего Шелехова, всех его предков и потомков, они въехали в знакомый город.
- Вот та самая улица, - отмечал Петя. - Вон наш дом, где мы остановились на постой, а там аптека.
Он постучал в входную дверь. Она не сразу, но отворилась. На пороге стоял маленького роста человечек в пиджачке, с плечами, подбитыми ватой.
- Противная мордочка, как у хорька, - осмотрел его красноармеец, - но тщательно выбрит и при галстуке.
Приподняв тирольскую шляпчонку с пером, он оскалился в заискивающей улыбке и низко поклонился:
- Што пан офицер хочет?
- Здесь жил аптекарь…
- Пану нужен отрез ткани на шикарный костюм? - перебил его поляк.
- Здесь жил аптекарь и его дочь… - повторил Петя.
- Пан хочет женщину?
- Ты, пан, лайдак! - заорал Шелехов и пнул стену.
В ответ входная дверь издевательски захлопнулась перед его носом.
- Что делать?.. Тут уже новые хозяева, - затосковал Петя. - Старых, вероятно, выгнали… Где же мне их искать?
Он заметил во дворе старого немца, инвалида Первой мировой войны. Бедняга жил поблизости, и раньше солдат иногда подкармливал его. Пётр бросился к нему:
- Битте, битте, господин, я умоляю, скажите, где аптекарь?
- Найн…
- Где его дочь? - выкрикнул он.
- Ниц нема, не знаю! - старик смотрел тусклыми глазами, как на стену, хотя вроде бы и узнал его.
Он был напуган, руки дрожали, на лице лиловые отёки от побоев.
- Есть ему нечего, - определил опытный солдат. - Новые польские власти специально не дают оставшимся немцам даже ста грамм хлеба!
Между тем настырный мотоциклист дудел и громко матерился, призывая медлительного напарника:
- Скорей, а то уеду один!
- Сейчас! - в полном отчаянии Шелехов сунул старику мешок с провиантом и повернулся, чтобы уйти.
Жалкий старик неожиданно ожил, забитое человеческое достоинство проблеснуло в его усталых выцветших глазах. Он гордо выпрямился и с осуждением выплюнул русскому солдату прямо в лицо тяжёлое обвинение:
- Их было четверо, ваших похотливых танкистов!.. Потом она выбила окно, прыгнула вниз и насмерть разбилась о мостовую...
продолжение http://proza.ru/2013/01/20/19