(с украинского, отрывок из романа)
Беда в их село нагрянула нежданно, когда всё вокруг - бойня, поджоги, нападения – уже, казалось бы, стало стихать: где-то на пятый день после Покрова. За неделю до этого поляки напали на Полапы, можно сказать, соседнее село. Сожгли там церковь, а в ней - чуть ли не полсотни людей. После, видимо, опьянев от успеха, двинули на Загоряны. Но лесной дорогой встретился им загорянец, старый Федько Бутмерец (потому что родом был из Бутмера, села у Припяти, в примаки(1) пристал), так они окружили его, стали расспрашивать, как там, в Загорянах, все спокойно? А Федько смекнул, что беда к их селу идет - с оружием, теми же вилами и топорами в руках! С глазами, ненавистью выеденными. И сказал, так, мол, и так (к тому же по-польски), в том чертовом селе целая сотня "бульбашей" стоит. Вчера только пришли и на постой стали.
- Бульбаши? Банда УПА?
- А то, Гупа, - заливал Федько. – Сотня Крука.
Налетчики тревожно переглянулись, дали деду пару крепких затрещин: не брешет ли старый пенек? Но, посовещавшись, повернули назад. И старика отпустили, как ни странно.
Когда напуганный Федор рассказал об этом в селе, люди решили, что к ним теперь не сунутся.
Сунулись. Прошли сквозь утренний осенний туман бесшумными призраками. И вышли из него прямо во дворах, у хат. Зашли в хаты. Скорее всего, имели четкую информацию - из какой семьи кто в УПА, кто на польские села ходил с оружием.
Зашли и до Мехов(2). Двое с ружьями в руках - младший и старший. Приказали идти на собрание к церкви. И тут в хату вошла Зося, которая как раз доила корову, но, услышав шум, бросила её. Она сразу поняла, что к чему.
- День добрый. О, у нас гости? Да такие степенные и почтенные…
По-видимому, пришлые сразу по каким-то определенным признакам - осанке, лицу, произношению - признали в этой женщине без страха во взгляде свою. Своей крови и рода.
- Пани есть полька? - спросил старший.
- Не только есть, но была, есть и буду, - Зося еще больше выпрямилась. – Чтобы пан знал,
- Зофия Мялковская. К сведению пана, - полячка, шляхтенка и католичка. С кем имею честь?
Не отвечая, ее спросили: кто она и откуда, как здесь очутилась? Зося ответила, что вышла замуж за жолнежа(3), улана Войска Польского, который уже защищал Речь Посполиту от ненавистных швабов. Поэтому и приехала сюда жить - на Восточные Кресы(4), извечную польскую землю, и этим очень гордится, потому что принесла сюда польской дух и ензык польский. А вот мой, прошу вельможного пана, муж Якуб, капрал Войска Польского, который защищал Речь Посполиту, а это наши дочки - Зофия, Генефа и Юлиана, а в колыбели спит, проше ласково пана, дочка Ядвига.
Конечно, Зося рисковала, называя иные имена...
Но после ее слов старший, с выразительными мешками под глазами, приложил руку к военной фуражке:
- До видзеня, пани Зофия. Щенсливего жиця...
Когда они вышли, Зося, вся окаменев, опустилась на скамью. Казалось, вот-вот заплачет, но она не заплакала. Только спросила:
- Что они говорили?
- Велели идти к церкви, - сказала Параска. - Там собирают людей. Видно, как в Полапах, жечь будут...
Зося поднялась, погладила по голове перепуганную Парасочку, потом Зосечку. И вышла из комнаты. Как оказалось, пошла в кладовую. Что-то там загремело.
- Что она делает? – испуганно спросила Параска.
- Откуда я знаю, - сказал Яков.
Зося вернулась, неся в руках свою давнюю блузку, в которой приехала сюда, юбку, куртку-полушубок, сапожки, шляпку. Хранились они не знамо для чего, потому что даже на большие праздники ничего из этого она не надевала. Разве что изредка, доставала и просушивала. После этого надевала, прохаживалась двором и опять прятала в старый куфер(5).
- Что ты задумала? - подступил к ней Яков.
- Я пойду туда... К церкви...
- Зачем? Ты хочешь смерти?..
Услышав страшное слово, к маме с плачем кинулись старшие дочки, а за ними и Ульяночка.
- Не плачьте, маленькие, - Зося прижала дочек и повернулась к мужу и свекрови. - Я должна туда пойти. Слышите, должна! Я не хочу смерти. Но пойти должна. И не сдерживайте меня. Я все равно пойду. Может, повезет...
Не договорила. Но в ее глазах была та решимость и упорство, которые они уже хорошо знали.
- Тогда и я пойду, - сказал Яков.
- Мы вернемся, - пообещала Зося, когда выходили из ворот.
Параска плакала. Кричала в истерике Параска-младшая. Заливались слезами меньшие. Зося с закаменелым лицом вышла на улицу. В селе густо раздавались крики и плач. Несколько хат горело. Бахнул один выстрел, другой. До церкви от них было совсем недалеко.
"Куда я иду? - думал Яков, обреченно переставляя ноги. - Куда идет эта сумасшедшая женщина? Кто, случись что, присмотрит за нашими детьми?! Боженька ты мой...".
Однако, шел. Бок о бок с ним - Зося с накрепко сжатыми губами. Вытянувшаяся в струнку. Не похожая на себя.
Людей уже загнали в их старую деревянную церквушку. Двое молодых парней с ружьями обкладывали церковь соломой и сеном, возле лестницы стояла канистра, из открытых дверей храма, у которых стояли еще двое с автоматами, доносились плач, шум, выкрики.
К церкви как раз подвели небольшую группу людей, которые удивленно смотрели на выряженную панну, что подошла к мужчине с выправкой офицера, рядом с которым стоял и тот, с черными мешками под глазами, приходивший к Мехам.
Зося и сжимавший её руку Яков, подошли к мужчине с выправкой. Тот посмотрел на них с явным удивлением. Зося поздоровалась и сказала, что она, Зофия Мялковская, усердная католичка, шляхтенка из древнего польского рода, известного еще со времен королей Пястов, наследница по прямой линии полковника Януша Мялковського, отмеченного, светлая ему память, королем Яном Казимиром за походы против запорожских смутьянов, правнучка Конрада Мялковского и дочка Бронислава Мялковського. Если пан... пан...
- Капитан Армии Крайовой Збигнев Куртовский, - представился-таки мужчина.
- Если пан капитан не верит, - сказала Зося. - То вот мой паспорт, а это - наша родовая грамота, выданная королем Яном Казимиром.
- Верим, пани, но...
Капитан взял паспорт и глянул-таки.
- Конрад Мялковський, Бронислав Мялковський, - он как будто что-то вспоминал.
- Да, пан капитан, вы не ошиблись: мой отец именно Бронислав Мялковський, соратник нашего вождя Юзефа Пилсудского, который был вместе с ним в русской ссылке и стоял рядом с ним во время провозглашения независимости Второй Речи Посполитой 11 ноября 1918 года. Который погиб в походе против большевиков в двадцатом году. А мой прадед Конрад был близким соратником князя Адама Чарторыйского и помощником начальника канцелярии его светлости, а при Кастусе Калиновском тоже сложил свою голову за независимость Польши.
- И чего хочет ясновельможная пани? - уже с теплой ноткой в голосе спросил капитан.
Зося сказала, что она вместе со своим мужем Якубом, капралом Войска Польского, который проливал кровь за отчизну в сентябре тридцать девятого, хотят быть рядом с теми людьми, которые находятся в церкви, среди которых они прожили значительную часть своей жизни.
Капитан довольно мягко возразил, что такая жертва не нужна и не разумна. Эти люди отступники и изменники, схизматики и бандиты. И то, что пани София защищает их, не делает ей чести. Я их не защищаю, а прошу за них у пана капитана перед Господом Богом нашим и Матерью Божией.
Здесь Зося достала иконки Матки Боски Свентокошицкой и Тарнобжегской. Или пусть пан капитан позволит умереть вместе с ними... Это невозможно, возразил пан Збигнев. Тогда, Зося уже повысила голос, если чья-то смерть так нужна, пусть пан капитан вместо этих людей расстреляет ее, Зофию Мялковскую, дочь Бронислава Мялковского и правнучку Конрада Мялковского.
Пусть расстреляет, потому что так ей говорят и Матка Боска Тарнобжегская и Матка Боска Свентокошицкая. Она должна принять смерть за этих людей, как настоящая католичка и полька из рода настоящих поляков Мялковских.
Капитан заколебался. Зося стояла и, не мигая, смотрела ему в глаза – вытянувшаяся струной, гордая. Впервые этот боевой офицер, который уже смотрел в другие глаза - смерти, не знал, что делать. Сжечь заживо, пусть даже вместе с бандитами и отступниками, дочь близкого соратника Юзефа Пилсудского и правнучку близкого соратника Адама Чарторыйского и Кастуся Калиновского, означало запятнать на вечные времена свое имя. И доброе имя, и честь своего рода. Проще всего – силой не пустить ее и ее мужа к церкви. Это можно сделать, но...
Капитан, что стоял, опустив взгляд, снова поднял голову, он почувствовал - эта женщина, эта красивая гордая полька, к тому же знатного рода, дочь одного из творцов польской независимости, помимо его воли, - захватывает его. Какие достойные настоящей польки-аристократки мужество, отвага, не показное, а настоящее благородство, пся крев! Какая удивительная красота, которая досталась какому-то капралу, судя по всему, мужлану. О, Матка Боска, почему судьба так несправедлива!
А что, как эта пани, которая даже в такой глуши, скорее всего, сохранила свои бывшие связи, скомпрометирует его имя в новой Речи Посполитой, которая поднимется после победы над швабами...
И он принял решение. Приложил руку к конфедератке, слегка поклонился и скомандовал подчиненным идти за ним. Мужчина, что приходил к Мехам, попробовал возразить, но капитан сказал, что своего решения не изменит. Как только они скрылись на соседней улице, люди хлынули из церкви. Кто-то было заголосил, что среди них полька... Но, узнав, кто их спас, люди окружили Зосю и Якова, целовали Зосе руки, а некоторые вставали на колени, как перед святой. Здесь уже Зося не выдержала, и забилась в истерическом плаче. Плакала и бормотала какие-то слова. Её успокаивали.
Уже дома, где их встретили встревоженные, зареванные дети и мать Параска с посеревшим от страха за них лицом, когда Зося разделась, Яков сказал:
- Я знаю, что ты из древнего благородного рода. Но ты никогда не говорила, кем были твой отец и прадед. Твоего же отца звать...
Зося глянула на мужа и грустно улыбнулась. Ее зеленоватые глаза были не только заплаканными, но и страшно уставшими.
- Не знаю, почему я выдумала пана Конрада и пана Бронислава... Я буду просить Матку Боску Тарнобжегскую и ее сына святого Исуса, чтобы они простили рабе Божьей Зофии эту большую неправду, - сказала она.
(1) примак - зять, принятый в семью жены тестем либо тёщей в дом на одно хозяйство
(2) Мех - фамилия Якова (или, как его называет Зося (Зофия) на польский манер - Якоба), главного героя романа Владимира Лыса "Столетие Якова". Параска старшая - мать Якова и свекровь Зоси, младшая - их же дочь
(3) В сцене разговора с аковцами, пришедшими в дом к Мехам, Зося в своей речи использует не только польский вариант обращения к собеседнику, но и отдельные польские слова (жолнеж - солдат, ензык - язык). Уходящий аковец тоже прощается по-польски, желая Зосе "счастливо оставаться" (дословно - счастливой жизни).
(4) Восточные Кресы - земли западных Украины, Белоруссии и Литвы, вошедшие в состав Второй Речи Посполитой по Рижским мирным договорам 1920 и 1921 гг..
(5) куфер – большой сундук на колесиках для хранения вещей, главным образом одежды