Книга фракталов

    


 



В наше время люди уделяют все больше внимания связи между литературой и безумием. В конечном счёте, и безумие, и литература по отношению к обыденной речи занимают маргинальное положение и ищут тайну литературного творчества в прообразе, который являет собою безумие.

Мишель Фуко



Из чего состоит эта картина и что она изображает? Ну, в каком-то смысле она ничего не изображает — в том смысле, что она ничего не позволяет увидеть... Что они видят? Об этом мы ничего не знаем... Мане ограничивает зрелище таким образом, что, в каком-то смысле, видна только сама картина, взгляды обращены к невидимому, так что сюжетом картины, в сущности, остается невидимое: она изображает лишь невидимое и направленностью взглядов различных персонажей указывает на одно лишь невидимое. Поверхность же тем самым становится местом, которое, напротив, обеспечивает невидимость того, на что смотрят персонажи.

Мишель Фуко о Мане



«Существует только феномен складывания, позволяющий нам вступать в случайный контакт с одной из сторон вечности, тоскливо-однообразный узор которой, как бумажное кружево, вырезают, должно быть, какие-то фокусники".

Жан Кокто









Аэропорты твоего мозга взорваны и я вижу панику в глазах Манхэттэна.

 Раны моего тела плодят слепых младенцев, которые становятся криками и гипсовыми статуями увечий, видениями шрамов.

 сон тарантула, чёрный паук сидит на клавесине, и вальс плывёт над мёртвым городом, похожим на склеп, где разлучают невинные души.

 ужас накрепко прибит к ладоням моим мне тяжело двигаться.

 Детские крики становятся скорпионами, которые как крысы пожирают собственные лица.


 я хочу научиться разговаривать со своими ранами каждое новое увечье как поцелуи божества.

 Моё тело плюётся криками. Каждый из нас может задушить себя наедине



инцестообнажённые нимфы разъятые оскоплёнными фантазмами-саван капитала-метастазы матисса на теле сезанна-эквивалент прибавочной стоимости-тело в рассрочку-машины репрессий-я-экзистирует на уровне рта-моего-твоего-тела-развоплощены-растянуты вдоль бытия-складки –отсроченное сеппуку бога-тихое междометие суицида-Мицуко надела корсет на спальню-и снова повесилась-моё тело-как-труп модистки-между дождём и кошмарами швейной машинки-в повседневности-клоаке арлекина-любовь прокажённого людвига-ум как клещ-застыл на ветке-в ожидании невидимой жертвы-вдовы меняют свои простреленные лица каждый---сутаны теней принимают формы распятий-арто кусает губы и режет скальпелем-расчленяя ментальное тело Христа--я зацементировал твой рот-заасфальтировал кровать-свадьбы манекенов-я снова занавешиваю тело Вероники-нас поглощает Красное- моя кровь говорит со мной из зеркала-mirror blood-слёзы её волос как воск обжигали мои колени-астральный психоз вывернутых конечностей последних поколений-тело Вероники стало для меня телом Вечного Возвращения-чтобы обезличить сексуальность надо надеть на неё намордник суицида-тело Вероники скрыто завесами красных портьер-разъято репрессиями материнского фантазма-генитальная трещина-травести симулякры-смех просачивается сквозь воск её кожи-кровь опадает как листья-засывая и сворачиваясь на ветру как молоко -пустое время, словно убегающая лошадь несётся вперёд. Это ключ ко всем нашим ранам, которые кровоточат уже целую вечность-мы появляемся и исчезаем в одной и той же божественной перспективе-Агония уступает место трансцендентности и музыке-Из раскрытых окон грусть одиноких влюблённых калек, вздрагивающих от холодных теней. От нашего детства веет сомнительным запахом семени. Оплодотворение закончится…и мир, отравленный беззаконием, это всё, что осталось от наших снов, грусть дремлющих стражей Плача отделяется от своих насущных ран, всё растворяется в незыблемости разбитых сердец и распятий. Бесконечная грусть и безумие всё сосчитано и проплачено-Мы утопаем в лунном свете, у дверей тайной обители, и снова тела на мокром песке, скажи, откуда приходят эти видения, кто преследует меня, во вселенной, лишённой образов, я вижу только отражения этих гротескных восковых фигур в мёртвой воде- невидимость Арлекина высвечивает Тень - но не меня местами с комнатой-или чистым отстуствием-протяжённостью крика-тело капитала завёрнуто в саван модистки-борода маркса-означающее-слепые дети разбегаются наигравшись в зрячество мы бы то же могли пока тела были здесь-и только тогда я понял что лобковые кости были ручной работы а её лицо было выгравировано на гениталиях Герцога-Людвиг впал в кому но его астральное тело со стонами носилось по комнате за призраком замученной жены и падчерицы и карлика сына-зашитого в складку моего ума-матадоры насилуют короля-свекровь палача-смычком-скальпелем утирает слёзы-с тела капитала-меня-твоё Я-поглощается письмом меня-Отто вытирает слёзы-экскременты-смычок палача-чеширский кот слепой Джоконды-оскопления коня-сотри гениталии с пятки моего ума- астральное обрезание меня-своего-смерть модистки-мясник распятый на наковальне-хлопки палача-экскременты крика-визги пуль-солдаты-летят-эхо ловит твои губы-тела-банкноты-твари-сидящие в церкви проснулись-Мицуко надела корсет на спальню



избалованный рот всхлипывал вместе с зарёй смеялись распятия увитые плющём и хмелем


мечутся духи медленно тянутся к чёрным кружевам руки си минор утешение обратной стороной искушения искрещения исхуления издавления



Мисс Продажность: вне христа нет спасения нет искушения нет искупления нет нет спасения нет искушения нет покаяния нет спасения искрещения воплощения боговидения нет спасения нет искпления нет искушения



сжигая дотла ангельские останки густая слизь из тела карлиц как рвота мёртвого поэта орошает землю

 Как мало влюбленных в пейзажи безумного рассудка!..
   
     Молчанье твое - не туман:
     Низвергнутый ангел,- вступаю в улыбку твою...

     Столь нежная ночь приготовила небо как ложе...только для нас пилигримов хаоса
     Окончился дождь и улыбкою воздух облек...мы вытаскиваем изысканные трупы из сетей своего сознания из могил своего вдохновения из сокровищниц своего безумия
     Столь мысли о мыслях твоих на улыбку багряного ангела похожи


вступаю в улыбку низвергнутых ангелов  руки уже коченеют заране и визжат как пила



Утро воскресло! если боль - до могилы Укрыть от рук посторонних

Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Апостолы пьют мою менструальную кровь из хрустальных кубков. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше  спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела

              И почему крылатым быть - лететь сквозь пустоту лиц и химеры В круговороте смерти и земли

вытаскивая мёртвых кроликов из воды танцуя на битом стекле снов нагие Джоконды с глазами полными слёз обнимают калек которые культями возносят молитвы солярному богу всё так же как в полуразрушенном здании синтаксиса им Антонена Арто




     Два разорванных лика в витраже, о, если б возникнуть посмели в здании Последнего Суда
   
ты одеваешься в обломки мёртвых теней неблагозвучно роя могилы для звёзд и хороня слова склепе чужого скальпа

порою наши сны встречаются как взгляды и пьяные карлицы устраивают стриптиз срывая друг с друга корсеты на берегу Сены

Херувимы прячут свою наготу в кровавых туннелях

ещё накануне нас пожирало солнце а теперь мы греем кости и наша кровь густеет на ветру



Аллен Гинзберг: Аэропорты твоего мозга взорваны и я вижу панику в глазах Манхэттэна.

Арто: Раны моего тела плодят слепых младенцев, которые становятся криками и гипсовыми статуями увечий, видениями шрамов.
Мицуко: Это сон тарантула, чёрный паук сидит на клавесине, и вальс плывёт над мёртвым городом, похожим на склеп, где разлучают невинные души.

Арто: ужас накрепко прибит к ладоням моим мне тяжело двигаться.

Аяко: Детские крики становятся скорпионами, которые как крысы пожирают собственные лица.
Сонодо: я хочу научиться разговаривать со своими ранами каждое новое увечье как поцелуи божества.

Арто: Моё тело плюётся криками. Каждый из нас может задушить себя наедине
Раны Христа ширятся. Мы с удивлением смотрим на мир из пустых глазниц повешенных кукол. От нас не останется ничего, кроме высохшей спермы, смешанной с. Приступы тошноты оттягивают оргазм. Кровь стекает изо рта по телу. Сотни целомудренных теней на маскараде снов, голос жадной толпы. Новые видения. Молчание, дрожащее на языке экзистенциального пламени. Мальчики-самоубийцы со смуглой золотистой кожей. Сможем ли мы поменять свои поддельные сердца и лица?



глаза твои андалузской бритвой обласканные
произвол смерти или умирающих лилий

пусть карлицы нагие на страшный суд идут и шлюхи раздвинув колени напрасно кого-то ждут я сам из тех рабыней что головы сложили за тех кого сгноили и заживо зарыли
Тень Донатьена в песках шестого мира я вырву этот скальп из кукольных их рук

мерцают наши имена в предместьях третьего Рима

только смерть не торгует своим телом

как будто ум бросается в бегство

лабиринты супрематических менструаций

заповедь акциониста не щадить тела втыкать резать бить опустошать холст собственного жертвоприношения маслом кровью кроличьими тушками кровью морских свинок трапеза перед гильтиной перевёрнутые виселицы хороший знак

слепые дети разбегаются наигравшись в зрячество мы бы то же могли пока тела были здесь кремируй своё потомство или Герман Нич устроит скотобойню и Эрот пронзит тебя свиньи мы свиньи такие плечи у натурщицы с перерезанным горлом перерезанным телом великолепие её наготы и окровавленных грудей


Марсель Дюшан: игра в куклы с детоубийцей лик Марии Магдалены бесцеремонно проступает сквозь образ Джоконды и сквозь хрустальные тела слепых девственниц апокалипсиса сквозит осень.


Тристан Тцара: Ядовитые сумерки как объятья танцовщиц шедры на суицидальные ласки.


Курт Швиттерс: мы опускаемся в публичный дом страстей господних на этот раз наши тела и слова облачены в саваны здравого смысла; сатиры и нимфы дымятся словно сигареты, проститутки ревут как дети требующие молока - эй, сюда стервы, - ваш сутенёр вернулся - Антихрист теперь носит розовое платье.


Дали Подари мне глаза твои глаза твои андалузской бритвой обласканные
произвол смерти или умирающих лилий


Хюльзенбек: и эхо поцелуев как тень гоняется за нами стремится нас поймать ухватить за хвост ума за протезы ног но мы уходим в голубые дали наречий и знаков препинаний а кто-то ставит на наших могилах свечи и кто этот кто-то мы не узнаем
Гуго Балль: ты даришь мне вместо поцелуев двери вместо ласки больничные халаты а я терплю я от тоски немею  я перемешиваю наш прах с семенем и кровь застывает на губах ты даришь вместо объятий фонари чтобы вернуться к такой любви мне нужно поменяться с тобой разумом или именами чтобы не слышать больше тех лживых признаний


Курт Швиттерс: вот мы легли уснули а ноги убежали они гоняются за новыми протезами в будуаре о Анна Блюме признайся что карлицы нам не нужны лучше поджарь бекон пока гости ещё не ушли


Тристан Тцара: опять я раздеваю карлицу и снимаю протезы с ног уж лучше бы я был в другом будуаре у Донны Анны у её стройных ног. рокот прибоя и вот капля семени моего на подушке -  наступило дадаистское утро.


Андре Бретон: во сне я видел как карлица превратилась в рояль её позвоночник стал струнами её ноги педалями  рёбра клавишами я играю на нём и это звучит то ли как исповедь то ли как признание


Арто: мы взываем к насилию священным именем Мальдорора на губах. О, Изидор! Покровитель лучистых высот, веди наши каравеллы на Север, где хрустальный свет меркурия развеет молчанье чёрных небес и разбудит дождливую скорбь наших сумеречных сердец.
Рене Кревель: а мальчик с голубыми волосами превратился в фонтан огненной воды он стал моим Меркурием моим тайным агентом храмом мудрости пудрой проекции философским камнем его голубоглазвые губы целую я и как тени роз ложатся они на предзакатный снег так же и серебро его слёз растопит этот прошлогодний снег


Бретон: после смеха - смертельный бой с эхом и истина струящаяся изо рта или из кармана мальчика с голубоглазым сознанием бросить курить н найдя спичек бросить пить не найдя стакана броситься в окно не найдя двери броситься под поезд не найдя денег на билет бросить истину не найдя ответов на вопросы сказать до свидания забыв слова приветствия это не трубка а миндаль это не губка а свирель это не мальчик а гермафродит где искать солнце когда полночь и пустыня вокруг


Тристан Тцара: уже близится час феникса душа взлетает в небеса чиста и блещет она как тайный огонь философов мудростью полна и желания отступают и реки текут вспять я отринул вскую надежду на спасение и божественнную благодать ладони вечности открыты и поцелуи голубоглазых губ ведут меня к воротам где Орфей слагает гимны где Вергилий танцует астральное танго где под созвездием Данте карнавал в стадии andante

Гуго Баль: души царапают как шипы роз в хрупком мерцании обнажённых грёз

Арто: мы бродили в кошмарных лабиринтах замёрзших трюмах сознания слепые клоуны распятые между безумием и алкогольными парами разбитыми лицами и вспотевшими лбами оказавшись на месте
здесь даже наши отражения пахнут гиацинтами и розами
страданием по тайным ласкам

Менструальная фея: так твой Бог это вирус или злокачественная опухоль?
Арто: Он катафалк везущий труп мира

Леди Градива:  мне снится астральное танго в свободном полёте я в окровавленных бинтах сомнамбулических видений я вижу как мы с Эженом парим по узким улочкам Марракеша, как мы целовались у невидимых водопадов прижимаясь своими влажными прозрачными телами к изнеженным струнам хрустальных струй

Арто: Это Царапины Ничто, садизм механического целомудрия, Дух, нисходящий по сточной канаве, покрытые ранами сны на палубе страха.

Тристан Цара: заикайтесь про себя

Сара Кейн/Джексон Поллок: Неужели нам не вырваться из утопии этого круговорота предрассудков, длинных фраз, междометий и суицидальных расстройств, противоречащих всему, что имеет значение в творческой жизни.

Джон Бэлэнс? может это всё  свет, бьющий в самое сердце тьмы?
Курт Швиттерс: злые птицы со стеклянными глазами пролетают сквозь меня протискиваясь между рёбер они фантастически безобразны; утопленники просыпаются и галдят и так проходит каждый вечер.

Арто: Рай Данте, кровь Ада, струящаяся в венах наших сновидений. Внутренности распятий оседают лунным прахом на телах астральных гермафродитов, наша совесть блуждает в коридорах, которые принимают форму сновидений

Тристан Тцара: совы соблазна становятся зеркальными двойниками рельеф скатологических диалогов синтаксический пустоты под скальпелем вынесенного наружу откровений дар жертвы заново обретается через искупительные возможности речевых парадигм трупная боль и швы на запястьях супрематических куртизанок


Бретон: это не просто стеклянный дом боли это рана откровения сердца жидких лебедей стремительно уносит теченьем к берегам игрушечного хаоса кто плачет в коридорах сна свет ночи разрывает грудь кровь песков входит в плоть близоруких девственниц как палач великодушия и похоть преждевременной грусти патология снисхождения сострадания к слёзам звёзд свет чёрных молний бьёт по глазам скитальцев и прижимаясь к обнажённым розам холокоста мы тонем в безжизненной пустыне небес и слышны вопли венецианских зеркал и голод фабричных шлюх затмевающий горизонты и пенисы свастики и белые рояли и ослиные туши и электрический ток и пот похорон и семя катафалков и зыбь острых стрел и членов и пуантилизм духа суицида и орнаментальной тоски и розовощёкой грусти экскрементов бумажные тигры обнажают свои игрушечные клыки и бегут к последнему водопою


убийца выходит на сцену на нём синие перчатки он вбивает гвозди в туши мёртвых ночей и варварская роскошь потрошения привлекает танцоров. члены распяты на канделябрах на зеркалах начертаны тайные письмена и каждую полночь чьи-то костлявые невидимые руки выворачивают наизнанку наши обожённые лунным светом лица

лица и скальпы снов на алтаре молчания которое рушит наши тела и хрустят как бумага лица и наши тени срываются в слепоту

Кэндзи: Материнские ласки проникают глубоко под кожу они прорастают во мне и множатся как падшие звёзды или бриллианты Люцифера.
Мицуко-баронесса инцеста: вонзай нож правосудия в запястья мои! Смочи своей слюной мои губы! И вены ран моих откроются тогда навстречу тебе как прекрасные храмы.
Барон Корво: апокалипсические розы пробиваются сквозь вены воспоминаний жидкое небо в коровьих глазах нам не уснуть в этом мраке надежде некуда деться забвенье зверей мосты палачей сексуальное бешенство хрустальных черепов брезгливость инфернальных орхидей сплетни суставов члены зажаты между тисками губ лязг скандального рассвета потоки крови сражение солнца с лунным черепом плетью по безжизненным глазницам поцелуи горячих ран перебинтованные лица раздавленные чужими небесами палачи сновидений вгрызаются в мокрую землю сердце утра бременеющее радугами млечными звёздами кучи отбросов сгнивают на задворках уличных чистилищ необозримы гробы миров бесконечные обозы проклятий страдание за закрытыми дверями парфюм последнего суда реанимированный ужас повседневности агония далёких окраин слипшиеся пряди невесты под каблуками любовь вспоровшая небесное брюхо лезвием субстанционального позора недержание вседозволенности девственность могил покидает свежие раны влажных мыслей каждый новый выстрел залог движения к концу вечность балансирует над пустотой постельных песков бледнеют плечи дорог пастухи рассвета сбрасывают кожу и крылатые мальчики со смуглыми телами сходят со звёзд выходят живыми заново рождаясь в астральном тумане небесная бритва вскрывает лазурь монохромных вен стигматы в трёхмерном пространстве холста положи навоз на свои гениталии полей молоком и брызни кровью прислушайся к гибельному телесному эху ловушке сверхъестественных сновидений когда совы соблазна становятся зеркальными двойниками рельеф скатологических диалогов синтаксический пустоты под скальпелем вынесенного наружу откровений дар жертвы заново обретается через искупительные возможности речевых парадигм трупная боль и швы на запястьях твоя эрекция опустошает мир и расшатывает его ветхий скелет человек есть развоплощённая онтологическая единица охваченная пламенем автодеструкции стоны придорожного суда отель скатология все стены кровоточат дерьмом маменькиных сынков продающих свои услуги за гроши уничтожая невидимых зрителей прах памяти рассеет твой дьявол олюциферивая кровь твою превращая пепел в похоть

принцесса инцеста охваченная желаниями: Смочи губы мои водой луны которая не смачивает рук укажи мне путь к невидимой звезде и белоснежной земле солнечной зимы эта земля героев сожженная светом тайного солнца

апокалипсический пророк: мы проливаем семя своё над бездной рассвета в руке револьвер и в глазах голубых ненасытность дрожащих губ мы молимся снам вдыхая пепельный воздух кружев он слизывает осень с моих ладоней наши губы шепчут сны и вторгаются в зеркала и члены беспощадных мальчиков стрройных как кипарисы и их гиацинтовые поцелуи и падение зеркал в молчаливую бездну слезоточивого света и молнии как улыбки кромсающие тела юных девственниц


скоро выпадет первый снег а ты не можешь забыть цвет его глаз//

Jesus walks on water  с высоко поднятой головой по пропитанным гноем небесным пейзажам


пророчица: Мы будем говорит со смертью на её языке.

Роскошный закат кровавой осени. Крики раненых аистов подрывают печальную красоту искалеченной ночи. Холодные мостовые расшатанных нервов. Мучительные тайны тусклых зрачков. Домашний арест всего живого. Публичный трепет смертных. Мглистый воздух одиночества способен изменить жизнь. Сводящие с ума импровизации. Чудовищные видения затвердевших членов. Сакральная тайна вертикальных порезов. Торжественный шепот тлена. Обесценившееся преступление. Скрипучие крылья реальности. Опустошённый развратом рассудок. Священная диалектика мести. Одиозный эротизм непроницаемых небес. Опухоль мира. Добровольная расправа над фантазиями.. Когда ты поедаешь битое стекло с моих ладоней. Ты утрачиваешь мужественность, предаваясь инцестуальным ласкам с сестрой, созерцая распад идеального мира. Свет пожирает свет, тьма поглощает тьму. Снег тает буквально на глазах. Мне хочется медленного убийства с элементами высокохудожественного насилия. Таящие луны и уставшие голоса. Хронические заболевания древних. Сумасшедшие бьют зеркала и в судорогах падают на мокрую землю. Я погружаю руки в сердца умерших содомитов. Стигматы нерождённых душ на чаше времени. Сны, как и иллюзии, упираются конечностями в вечность. Свежая кровь равноденствия. Полнолуние. Вопросительный знак бога. Этот миг насилия заключает в себе все мыслимые тайны и противоречия.. Поспешные шаги целомудренной судьбы. Казнь отменена. Палач публично изнасилован и почти съеден заживо. По вине жертвы пустота заполняет собой провалы памяти... et сetera…

Мне кажется, что вся любовь мира заключена в открытых ранах Христа, в своём сне я попала в картину Дали и на кресте была в образе истекающей кровью Христессы, мои груди были проколоты длинными ржавыми гвоздями, от заражения крови у меня началась лихорадка, я высекаю последние искры милосердия из сердца молчания. Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Апостолы пьют мою кровь из хрустальных кубков. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше  спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела.

я выдавливаю свой мозг как зубную пасту и начинаю чистить им зубы

каждая капля моей крови священна в ней отражается мой мир - ад открытых ран и сверкающих всеми цветами увечий.

расстрел Голгофы ментальными молитвами

лица отмеченные стигматой печали и губы отрезанные от улыбки

и лопаются отражения и в лабиринтах пепелищ лоботомии беременных сумерек

это глаза рук

сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы

хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент

блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти

саморазрушающиеся лабиринты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли
        Поль ставший Верленом   попытался обнять девушку,  сходя с ума

её горло схватило его за шею обеими руками и её золотистые волосы задушили его.

его спальня преследовала его. он как будто бы попал в лабиринт.

служанка будит часы как обычно в восемь утра и приносит  Асклепию в жертву петуха
спальня преследует петуха служанки которую душат стрелки часов которые она не разбудила во время

волосы распадаются как руки которые приносят в жертву петуха

горло преследует руки и часы которые каждое утро душат служанку

удушье лабиринт спальня и петух выскакивающий из горла служанки

петух насилующий горло служанки и стрелки часов всегда бьющие полночь

удушье как лабиринт где служанку каждое утро душат стрелки часов

 я целую глаза твои андалузской бритвой обласканные

Сартр вошёл в мои сны. тень Фуко мается на дне колодца. Вечность держала нас на своих ладонях, пока мы вскрывали своими небесными бритвами вены бессонницы.

маятник Делёза. сновидения обуславливают мгновения экстатических озарений. в будуарах ритуальных помрачений.

приручение Вечности. корсеты дождей. сезоны страданий. милосердие в паутине сострадания. мягкое тело Будды. пластилиновая фантасмагория Нирваны. Барокко примордиального Ужаса. Диснейленд Великого Ничто. Неаполь Тщеты. Лас Вегас астрального стриптиза. Невада гротескных сумерек. Мичиган танцующих утопленников. Чикаго чернеет от загара. Тени Луизианы несутся вперёд. Новый Орлеан в лунном свете. Сан-Франциско скрыт завесой портьер. На стенах трепещут поцелуи одноногих танцоров, безумие просчитано. Чаевые не предусмотрены. вседозволенность прилагается.

Готов ли ты вызвать жизнь на дуэль?

Ранняя дадаистская весна
Марсель Дюшан: эрегированная улыбка Джоконды провоцирует снегопад распятий оседающий на скальпах оскоплённых кастратов/лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы/хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент не отредактированной депрессии

Бретон: А где та старуха что облокотилась на Париж я ей завидую трёхногие гермафродиты заговорили: gogo soledasdo mogo hahahaha vow vow vow uuuhhh sssssrrraatttt  ttrrrrratt heerrrr bbbbliad shto za hern vaggggginnnnna

Рон Атей: моя кровь брызжет в небесную высь, сбрасывая одежду в морские волны, багряные мальчики резали пустоту, Инквизиция мирозданья сбрасывает нас в свою темницу, воздвигнутой светом и тьмой, Карусель Рока в пределах Рая и привкус пепла во рту
навсегда.

Арто: отрежь от горла кусок промочи в кислоте и попробуй сыграть на трубе придерживайся тени арлекина не заглядывай в старый комод чешуйчатые ласки вредны кожа зеркало на сцене отравленные бокалы и борцы со смертью и клаустрофобией
нечленораздельность
не-человеко-дельность-
никуда-не-делось
то-что-осталось
то-ли от-человека-арлекина
то-ли от арлекина-человека
одни перебинтованные веки то-ли-арлекина
то-ли-человека
Кэндзи: Моя кожа улыбается открытыми ранами я стал отражением снов своей матери я загипнотизирован поцелуями невидимого скальпеля материнских кошмаров моё тело рушится в вечность.

слепой барон де Гиньоль: Для меня каждое слово есть тело крика. Воплощение загустевшего страдания. Суггестивный садизм мысли.

мальчик хамелеон кто его видел хоть раз не забудет никогда он срывает себя лицо каждое полнолуние никто не видел что скрывается за кожаной маской голубоглазого спасителя месть отражения другие инстинкты как он грациозен в ультрафиолете в дневном свете его достоинства не видны с наступлением рассвета он прячет своё лицо под чёрной вуалью только в сумерках он может позволить тебе прикоснуться его лица дитя лунных грёз и сомнамбулических полночных откровений ты готов пойти со мной сказал он внезапно отразившись в зеркале его тело увитое плющом речные лилии в его волосах искрящиеся отражения измождённых звёзд таинственный мальчик-хамелеон мальчик восклицание мальчик цитата здесь и сейчас в этой фосфоресцирующей тьме имена имеют не больше смысла как и междометия я буду звать его Аурелио мы плывём по узким венецианским каналам и пытаемся расшифровать стоны умирающих роз я до сих пор не могу подавить в себе любовь к этому нежному образу созданному моим воображением он был вожделенным объектом, состоящим из туманных поверхностей сколько ночей я мог не спать зачарованный тем как отблески огня играют на золотых прядях его волос войти или выйти гораздо проще чем остаться в призрачно-хрупкой цитадели сновидения вечные пленники кислотных ночей мальчики играющие на флейтах в небесных рощах жестокие мальчики похоронившие своих матерей среди руин борделей убивающие раненых ****ей кирпичами и кусками ржавого металла, пробивающие бреши в стенах Содома своими отчаянными взглядами, брошенные младенцы с кровью стервятников на губах, для мальчиков-оборотней секс это ностальгия по человеческому обличью, они становятся людьми чтобы в жертвенном акте соития искупить свои негативные жизненные травмы, мальчики ложатся в серебряные гробы и улыбки застывают на их исчезающих лицах, мальчики становятся гипсовыми ангелами неотъемлемыми украшениями самыми интимными декорациями моего одинокого сада предметом моих анатомических исследований, мы движемся вперёд, пятясь, свиная кровь закипает как бульон, привкус эстетического банкротства, члены твердеют в считанные секунды, мальчики опускают глаза окуная губы в воск их поцелуи как татуировки навсегда останутся на моей коже

Кроули: я хочу верить только зверям и звёздам пусть материнский плач обернётся ранами сына разорванные уста умирающих воинов фонтаны полные кровью лебедей дикие вопли ломаются юноши как ветви осенних лесов монахини тонут в водопадах и всем управляет тихий межзвёздный инцест когда я падаю на колени  с вершины преступления чтобы обернувшись блудницей сойти по ступеням во мрак гиацинтовых гильотин и мальчик с хрустальной улыбкой затянет костлявыми руками петлю. и разбитое зеркало навсегда поглотит нас в своём алькове сладостных мучений. наши лица будут висеть на сценах чтобы созерцать гнев божий во всем его мятущемся помрачении.


Леди Ленин: Не вторит эхо метастаз сумрачным горам, татуированным печалью осени. Склеп небесной Алисы столь вместителен: огромная зала, кишащая аллилуями и юношами, которые сочетаются браком под звуки сакрального Do What Thou Wilt/трубы и флейты карают смертью всех для кого слово Грех - ограничение, небесные ивы превращаются в водопады сновидений, влагалище Алисы - Мадонна Всех Печалей, её восковая скорбь стекает по узким плечам улиц Севильи как воск с плетей статуй застывших во льду палачей.




Рон Атей: Кто не бежит от боли, сможет подчинить себе её. Представь как будет пылать его юное тело на фоне рейхстагских сумерек. ОКУРКИ ЛУНЫ ТУШИШЬ О ЗАПЯСТЬЯ СНОВ ШЁПОТ БОЛИ ЗАГЛУШАЕТ МАГИЮ ПРИЗНАНИЙ КАК ПАРФЮМ ИЗВРАЩЕНИЙ ИЗ ПРОШЛОГО СЕРЕБРО ВЕЧНОСТИ ТАЕТ КАК СНЕГ БЕССОННИЦА ГОЛОСОВ И ТИХИЕ ПЛЕЧИ РАЗЛУЧАЮЩИЕ НАС МАТАДОРЫ ПО ГОРЛО УВЯЗЛИ В ПЕСКАХ


Арто: с каких пор мы стали рвотой олимпийских богов? Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше  спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела


Леди Градива: В складках Делёза партитуры Арто его гностические вопли распятые непрерывной чередой преступления и раскаяния


Рон Атей: Сегодня на ужин жареные рёбра Рембо под соусом Верлена и карлицы отворяют двери невидимого борделя на несуществующем шоссе. блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти. Не загрязнит ли эта провокация суровую кровь наших небес?


 ведут беседы обрезанные губы Джоконды в птичьих клетках ликуют и скрипят зубами прутья


бытиё - складка ума - пьянящий хаос сингулярностей убаюкивающий симулякры вечности


Бог всего лишь фасад за границами людского мира белокурые бестии с кровавым педикюром в снегах Килиманджаро


-Что ты думаешь о судьбе души?


-Её будущее - стать припадком - протезом обнажённой вечности.


Дон Жуан - старый инвалид водитель катафалка капитан давно погибшего корабля

приторговывает фекалиями самоубийц в своей аптеке под видом лекарства от депрессии


Бессмертие давно вышло из моды


Мадам, ваше лицо вам явно ни к чему, одолжите мне его напрокат на недельку  - я схожу с милым в театр






чемоданы выносит на берег ушные раковины стали прибежищем моллюсков чего ради голая пианистка мастурбирует среди ужей раздавленная параличом дождём и небом заваленная виноградом и обломками принцесса надевает фату или лучше рвёт её на части кого именно рвёт фату пианистку или невесту и вообще почему буквы скользят по побережью Принц Одиночества выходит из воды опять мокрым стряхивает ящериц с плаща переодевается танцует вальс и падает на голую пианистку она громко хлопает в ладоши и начинается балаган

обнажённые виолончелистки они стоят на берегу и машут зонтами голым пианисткам которые вытаскивают устриц из интимных мест и кладут на тарелки официантам прибрежное кафе таверна где прячется голод непостижимость снежные зайцы чьи трупы охотники собирают по оврагам и всё это теперь залито молоком луны по чёрным клавишам стекает как менструальность созвездий черепа сновидений рассыпаны по небу




забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей фаллические бритвы режут шёлк небес ввинчивая поцелуи в холодные тела инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников


я читаю послания в ранах гермафродита пока его кровь заливает моё лицо


я репетирую танец с одноногой и немой Дженни


обещания данные самому себе кажется ослепительным учащённое сердцебиение и сияние чёрной короны вседозволенности


ночь снмает кожу с новорождённых и кидает под ноги слепых танцовщиц бриллианты они танцуют фанданго и Мадрид пробуждается от хруста костей


удовольствие опасно в таких чудовищных дозах и блестят плевки на запястьях и снова давит грусть и заставляет то ли застрелиться то ли пуститься в пляс   


труп модистки на острие танцующего перуанского ножа

отражения цементных циферблатов


караваны в ловушках оазисов


тень Арлекмна воскресает у моих пяток


Кармело Бене: сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

Арто: венерический хохот вселенской зимы пленяет слепых арлекинов которые идут на поводу карлиц чьи тела покрыты татуировками межзвёздного холокоста

Войнарович: Слёзы Эроса рассыпаны как бриллианты они сверкают тревожным инфернальным блеском. Francis забирался в меня как в постель его крылья удерживали мою тень привязанной к обманчивой неуловимой ночи равноденствия его крылья распростёрты надо мной как нимб и он ложится на наше ложе  укутываясь в меня как в простыни моей кожи.

Рон Атей: не осталось явной разницы между миром снаружи и миром внутри/твоя и моя боль и поцелуи в которых полыхают наши кукольные дома и наши фригидные страсти мы всё ещё держимся за руки но между нашими телами пропасть и не сомкнутся губы наши и не встретятя взгляды. Мы низведенны до состояния зародыша, и, растворившись в собственной сперме, сами можем превратиться в своего ребенка.

Леди Градива: мёртвая герцогиня в пустоте тишина мраморных лабиринтов в парадигме вербальных экспериментов смерти сменяют друг друга как времена года


Д. Джармен: этот усыпляющий экстаз невидимых потоков пламенных видений... я сгорал от любви и невыразимости того что переживание превалировало над созерцанием... техники молитвенных судорог и наши поцелуи  превращали в прах представления о будущем и воспоминания сыпались как песок сквозь пальцы нирванического откровения реальности вечное сияние настоящего...

Кроули: Зеркала беременны фатальными образами опальных богинь, близоруких мальчиков-в-багряном, отчаянных содомитов и слепых рабов утешителей с острыми фаллическими видениями

Леди Ленин: Моя эрекция готова затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты. Слёзы Эроса рассыпаны как бриллианты они сверкают тревожным инфернальным блеском.

скелет лица как паутина рвётся как лист бумаги

хирурги достают пепельницы из сердец незаконнорождённых девственниц

праздник кишкоподаяния проститутки вытаскивают из животов зеркала из грудей жемчуга из шей бриллианты они дарят прохожим внутренности в день зимнего кишкоподаяния

слепая натурщица прикованная к холсту к пейзажу каннибальского рассудка

антикварные груди проститутки рожают зеркала и статуи Гименеев обращаясь к ним на Вы

и снова мои ягодицы выдают новый тезис: Бог это всего лишь крик блудницы вырывающийся из распахнутого окна её ночных кошмаров. стон блудницы ставший мраморным отпечатком крика.


в сердцах наших пурпурный прах


Мадам, одолжите мне вашу душу, сдайте мне её в аренду


где мои любимые пелёнки вечности


облачные волосы Магритта


Лицо Джоконды дало трещину и из её улыбки выползают черви

тишина приковала нас к горизонтам

Мадам, одолжите мне ваш голос, -  сегодня я буду петь Арию Вильгельмины для любимого

и визжат головы и брызжет бордельная кровь

над водой проносится супрематический вопль и отрезанная рука Пьеро залетает под юбку Анны Блюме та хохочет режет вены и над Веной проливается дождь крови

мои ягодицы издают вечерние стоны и шепчут: мы пьём из горла Рембо солярную кровь поэта


Сутки напролет, передразнивая своё отражение, я выкидывала новейшую польку.

        Воздух приставал к моему лицу без всякого спроса, не прося прощения , я вырывались от него, и он, брошенный садился ныть.

По моим бёдрам карабкалась бемоль и солнечный луч, прострелив на лету стадо коз, расплющивал на моём теле свою верную вечернюю радугу.



тени за нами теснятся и каждый из нас исчезает и уходит в свою пустоту


когда я произношу твоё имя зеркала разбиваются и наши обнажённые тела бродят сами в сомнамбулическом тумане небес


А мы кто тогда слившаяся с запахами жасмина прихоть луны? или может быть беспощадная близость губ? когда близки они и недолговечны и рассыпаются когда сон распадается при первом свете зари?


Мы - вечное тело слёз которое распадается на лики неподвижного ужаса который не отражается в зеркалах

мы пьём его с чёрным молоком рассвета он герметичен его не схватишь как русалку за хвост не распнёшь на холсте не похоронишь в гробнице сознания


Когда я пытаюсь ласкать себя я распадаюсь на части пытаясь меняться с куклами телами. Когда я сажусь есть, то что я ем - это голова манекена.

в глубине моих зеркальных ран отражается сияющий чёрным светом силуэт моего черепа. Всё что я вижу вокруг - внутри и снаружи это моя кожа. Только в сияющем милосердии своей кожи я нахожусь в безопасности. когда жестокие волны этого жестокого мира разбиваются о моё тело у одной себя ищу я защиты.


моя гортань пожирает твои фаллические поцелуи мой неведомый нарцисс


по пурпурной равнине плывут гиацинты и лошадиные головы


мои ягодицы шепчут: На этот раз Бог остался только в наших воспоминаниях, так продолжим же и дальше безнаказанно лицедействовать перед лицом Сына человеческого.


обезьяны танцуют в варьете и немой карлик целится в них из своего бутафрского пистолета


Как я попала в склеп Алисы?

мерцают наши имена в предместьях третьего Рима

только смерть не торгует своим телом

как будто ум бросается в бегство

лабиринты супрематических менструаций


божественное зеркало  треснуло
никого не осталось

никого

ни на этом берегу ни на том


Мадам, одолжите мне ваши ноги на один день, они так стройны я думаю найти нового любовника в баре "Синий бархат"




я хранил ногти сестры в птичьей клетке и иногда танцевал с её воображаемым образом её симулякром точнее её образ балансировал на грани моего безумия потому что в конце концов
в зеркале отражались только её отрезанная голова и ухо Ван Гога которое металось в комнате как ласточка залетевшая сквозь открытое окно осени


арфа поглотила руки арфистки и та плюнув надела перчатки на культи и вышла из зала молча


вступаю в улыбку низвергнутых ангелов  руки уже коченеют заранее и визжат как пила необрезанные губы херувимы


ухо Ван Гога преследует служанку которую душат часы освободившиеся из вагины Дженни


отрезанная голова осени покатилась к ногам Поля которого потрошат его куклы



Утро воскресло! если боль - осталась - дай милостыню - выпусти кишки своей совсти


до могилы Св. Матадора осталось пройти всего немного


и укрыть его мумию!


Укрыть от рук посторонних!


Д: Почему голова королевы зарыта под землёй?



Сквозь кроличью нору Алиса пробралась в Дерьмоториум где ей открылись заново все зазеркальные прелести миссис Робинсон и усатой Джоконды каламбуры Дюшана и благословенная тишина Джона Кейджа

Пауза № 4:33

Наверху в хмельном забытьи ты оставил своего любовника.

смерть как навязчивая шлюха повсюду за тобой таскается. её ничем не вспугнёшь.

ты тоже склоняешься над могильным холмом вечности
себя заново обретая
разлученные артефактами звёздной осени

Тристан Тцара: я вынимаю устриц из глаз утопленников пророки с птичьими головами тушат лампы они душат нас голыми руками ночи выходят из берегов они сбивают замки и мученики сбегают с галер полюбовно у Ван Гога отрезало кисти теперь холсты горят отражая закат и румянец девственницы чья невинность у неё в свёртке под мышкой она хранит её для своего рыцаря чьи чувства превращаются в оружие и он находит минутное убежище у неё между ног.


атомы сновидений это прекрасные листья мыслей складки на шее трубочиста


эрозия сального разума

слова извивались как ужи на бумаге. на ментальном холсте сознания. Я начал проваливаться в складки бытия. ловлю эйдосы ртом. ПХАТ! события языка взвились нечленораздельным пламенем в голуболгазом воздухе и опали листвой на могилу осени.

слова на бумаге яростно, безнадежно сопротивлялись. (им здорово досталось, это было так, будто меня довели до размеров микроба) Но были сломлены все до одной. Времени потребовалось немного. Бацилла рациональности под действием излучения солей радия поняла бы, о чем речь, а человеку такие ощущения незнакомы. Он от них защищен.

Глубину происходящего мне вряд ли удастся передать, ведь мысли составляют нашу сущность, и они так уязвимы, ими так просто завладеть и развалить их. Пока не пройдешь подобное испытание, трудно поверить, что они так уязвимы.

Ну да, идею можно исхлестать и растворить. Так и происходило непрестанно. Разрушение в двадцать раз шустрее меня.

Волны, умеющие разбивать слова, шли без конца. Вербальный метемпсихоз. разбитое пенсне Вечности.

Травести-симулякры обрушивались на сознание с невообразимой жестокостью. Образы несколько раз мелькали вся в лохмотьях синтаксиса, а потом, раздерганные на нитки до неузнаваемости, погибали.


Кимберли вползает в меня. она извивается оставляя тень на холсте моего Я. она экзистирует в складках моего ума. она в корсете моих сновидений выплёскивает оргазмы сновидений. она проходит сквозь меня воплем безглавого арлекина. я попадаю в прицел её ума. 

мир пребывал в складках моих сновидений. когда они раправлялись, я просыпался, просачиваясь сквозь пески всепронизывающей повседневности.

Демонтаж начался после смерти автора с которым я жил внутри холстов своих текстов


Человек этот был женщиной, то есть мог проникать во все закоулки моего Я.


Кимберли рухнула в мой сон как в Смерть. Внезапно. Навзничь. Безо всякого уговора.

Вдаль от берега отступил океан. Лепрозорий симулякров.

грохот бытия. шум событий. сплетни заботы. я вне мира. я вне тела. я обнажение вселенной, лишённой образов.

И открылись просторы потусторонних закатов, неаполитанских прогулок по коридорам бессонницы, под руку с Джульеттой и её Духами, которые она прячет в своём пеньюаре.

пески, просторы и пучины, и явилась сверкающая хрустальным блеском тьма, которая спугнула мою привычную, тоже густую тьму, ту, что давно уже укрывала меня от невыносимого чужого света бытия, бьющего в самое сердце Вечности из самых отдалённых регионов тьмы.


гермафродиты одетые как я заливают землю кровью ангелы вылетают из инфицированных церквей тряпичные молитвы усыпляют хаос Джоконд лающая девственность дымящихся от поцелуев губ чахоточные пожатия рук

 
лай джоконд в лабиринте удушья и спальня превратившаяся в веер гермафродита преследующая петуха который выскакивает из горла служанки

Всегда ли именно эта мысль приходит издалека, -  откуда?


лодышки вытянуты как струны вдоль гениталий Поля который пытает своих любимых кукол


Из зоны насильственных сновидений?


я живу в складках своих фрактальных состояний



- Мишель отгадай загадку!
- Какую?
- Душа ищет тело, тело ищет  душу, а что ищет ум?
- Он вечно пребывает в Духе! "все, первично движущее само себя, способно возвращаться к самому себе"
-- Опять ты со своим неоплатонизмом.
-Как же я в тебе ошиблась - выйти замуж за бергсонианца. это такой позор!
- Но, дорогая, откуда в таком случае приходят грехи и злоба, ад и чистилище, или дьявол и ему подобное?
- Так как разумные творения должны были выпасть из Единого, потеряв с его лишь свойствами, они соединились со своими дурными свойствами, – именно тогда приходит дьявол и всякая злоба.
- Так писал Экхарт?
- нет, его ученик - Генрих Сузо.



вагина-часы Дженни гордилась ими когда пробивали полночь и тени проникали сквозь её кожу спицы и шторы и крысы с диким взором принцы заикаясь признавались безногой Дженни в любви она не могла им ответить так как была нема а её брат невротик гомосексуалист Поль спал только с куклами чьи имена он вырезал на своём теле


часы в её вагине били полночь и появлялись карлики принцы с хвостами и завязанными глазами

Поль бился головой о стену и плакал его любимая кукла потеряла своё имя - шрам зарубцевался

один принц в знак своей любви подарил Дженни великолепный протез с огоромным фаллосом на конце


вагина Дженни заикается и часы бьют полночь и нагие мальчики ложатся под плеть карликов куклы потрошат Поля вытаскивая бриллианты из его ануса


-ДАЙТЕ АБСУРДУ ЖИТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ И ОН ПОРОДИТ ПОТОМСТВО?
-ЭТО КТО ГОВОРИТ? ЧЬИ ГУБЫ НАШЛИ АДРЕС МОЕГО УМА?
-ТВОЙ ВНУТРЕННИЙ НАРЦИСС ЛЮБОВНИК ТВОЕГО УМА НЕ ВИДИМЫЙ МНОГИМИ Я СОВОКУПЛЯЮСЬ ТОЛЬКО С ТОБОЙ ВНУТРИ ТВОЕГО ТЕЛА НИКОГДА НЕ ВЫХОДЯ НАРУЖУ ИБО ТОЛЬКО ТВОЙ МОЗГ МНОЮ ЛЮБИМ И СЕКСУАЛЕН
БОЖЕ ОН ПРИГЛАШАЕТ МЕНЯ НА ТАНЕЦ!!!


инфицированные служанки вылетают из церковных анусов с лаем джоконд на них набрасываются гермафродиты часы в вагине Дженни снова бьют полночь


Поль распотрошён куклами


свиток и кишки свинок трапеза перед гильтиной перевёрнутые виселицы хороший знак


сновидения заикаются тени квакают трубы смердят трубочисты трутся гениталиями о крыши


гениталии сновидений смердят как трубочисты трапеза перед гильотиной


я вижу своих двойников в крупицах зыбучих песков мёртворождённых детей


разгладьте все складки моего ума и найдёте меня или кого-то очень похожего


мёртвого или живого в отражении цыганских лодыжек


и ведут беседы обрезанные губы Джоконды в птичьих клетках ликуют и скрипят зубами прутья


бытиё - складка ума - пьянящий хаос сингулярностей убаюкивающий симулякры вечности


Бог всего лишь фасад за границами людского мира белокурые бестии с кровавым педикюром в снегах Килиманджаро


-Мишель!


-Да, Жан! опять о симуляции и божественном - это так скучно! - означаемое вышло из под контроля рацио. задай, пожалуйста, другой вопрос.


-Что ты думаешь о судьбе души?


-Её будущее - стать припадком - протезом обнажёной вечности.


я читаю послания в ранах гермафродита пока его кровь заливает моё лицо


я репетирую танец с одноногой и немой Дженни


обещания данные самому себе кажется ослепительным учащённое сердцебиение и сияние чёрной короны вседозволенности


ночь снмает кожу с новорождённых и кидает под ноги слепых танцовщиц бриллианты они танцуют фанданго и Мадрид пробуждается от хруста костей


удовольствие опасно в таких чудовищных дозах и блестят плевки на запястьях и снова давит грусть и заставляет то ли застрелиться то ли пуститься в пляс   


-Кого ты целуешь Дженни, это всего лишь голые стены?

-Разве они не заслужили того, чтобы я оставила на них свои отпечатки.


от хруста костей слепых танцовщиц вылетают ангелы из небесного ануса   


слепые дети разбегаются наигравшись в зрячество мы бы то же могли пока тела были здесь


и только тогда я понял что лобковые кости были ручной работы а её лицо было выгравиравировано на гениталиях Герцога

Людвиг впал в кому но его астральное тело со стонами носилось по комнате за призраком замученной жены и падчерицы и карлика сына

-О чём ты думаешь, дорогой?

-о твоём лице.

-Что-то не так?


-нет. молчание делает тебя похожей на Магдалену.


-Ты снова играешь в Годара!


-Ты в Платона!


-я не играюсь с Истиной!


-Ты уже познала что это?


-Единое Сверсущее свободное от всех предикатов и атрибутов.


-Прекрасно. а как же мы мы вне этого со своими симулякрами, микрополитикой, Эдипом, зеркалами и кастрацией, что мы?


-Мы, -  это прибавочная стоимость - голый зад вечности!


беззубые идиоты радовались разнообразным актам содомии карнавалам когда их лица обмазывали овечьими фекалиями и менструальная кровь была как амброзия


- кто скажет мне - куда уплыли мои руки?
-кто скажет мне, как умерла Душа этого Мира?



Тень Донатьена в песках шестого мира я вырву этот скальп из кукольных их рук


Особенно Поль любил Томми прожив вместе почти сорок лет они оскопили себя и ослепили чтобы в тишине и покое ненавидеть старость


у Дженни был просто бархатный анус однажды она спрятала там алмаз принца -предателя-изменника  Донатьена


Девушка читающая Капитал: Машина, которая не служит в процессе труда, бесполезна. Кроме того, она подвергается разрушительному действию естественного обмена веществ. Железо ржавеет, дерево гниет. Пряжа, которая не будет использована для тканья или вязанья, представляет собой испорченный хлопок. Живой труд должен охватить эти вещи, воскресить их из мертвых, превратить их из только возможных в действительные и действующие потребительные стоимости. Охваченные пламенем труда, который ассимилирует их как свое тело, призванные в процессе труда к функциям, соответствующим их идее и назначению, они хотя и потребляются, но потребляются целесообразно, как элементы для создания новых потребительных стоимостей, новых продуктов, которые способны войти как жизненные средства в сферу индивидуального потребления или как средства производства в новый процесс труда.

черепа и фаллосы в огне.


и я просачиваюсь сквозь тебя


надень серебряный корсет вьюги


за тобой вырастает тень преследующего тебя арлекина


он пролетел за окном и провалился в могилу с горячим источником


твоё тело и кровь гудят вьгой

ягодицы затянутые в корсеты разговаривают между собой шепелявят и заикаются преклоняя колени перед наготой лунного фаллоса


- Почему ты говоришь с ангелами на языке своих ран? У них всё равно кляпы во рту ты не получишь ответов.


меня ласкает целует обнимает согревает сине-чёрный бархат небес истыканный золотыми спицами звучащего хаоса

удавка сансары на шее Демиурга


сеппуку Бога



прозрачная борода Ван Гога


эмаль неба я стираю как губную помаду


мужчина похожий на Аллена Гинзберга был похож на Уильяма Берроуза но не был похож на Керуака его трёхголовая тень встала на моём пути и говорила тремя голосами на трёх языках человек похожий на Уильяма Берроуза не был Керуаком если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза не был Керуаком если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза мужчина похожий на Аллена Гинзберга был похожа на Уильяма Берроуза но не был похож на Керуака похожий на Уильяма Берроуза не был Керуаком если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза похожий на Аллена Гинзберга был похож на Уильяма Берроуза но не был похож на Керуака если бы не был в достаточной стпени похож на Уильяма Берроуза не был Керуаком если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза мужчина похожий на Аллена Гинзберга похожий на Аллена Гинзберга был похож на Уильяма Берроуза но не был похож на Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза не был Керуаком если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза мужчина похожий на Аллена Гинзберга был похож на Уильяма Берроуза но не был похож на Керуака похожий на Уильяма Берроуза не был Керуаком если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза мужчина похожий на Аллена Гинзберга был похож на Уильяма Берроуза но не был похож на Керуака если бы не был похож на Аллена Гинзберга не стал бы трёхголовой тенью Керуака если бы не был в достаточной степени похож на Уильяма Берроуза мужчина похожий на Аллена Гинзберга был похож на Уильяма Берроуза




Размышлять ли о Часе?..
     Звонят с колоколен в Соседней Долине?..

проститутки дарят свои внутренности прохожим руки уже коченеют заранее и визжат как пила

     Вот колледж пылает, а мальчики заперты в классе.

                Спрямить горизонты
поэзия покидает море русалки  за соснами над лагуной целуются с неприкаянным ветром

и рождаются инфернальные скаты и звучит Mambo Italiano Дин Мартин танцует с трупом Бриджит Монро



кто скажет мне - куда уплыли мои руки?


Дворец сладострастия украшен кишками блудниц и девственниц самого красивого мальчика зашили в кожу свиноматки


профиль Люцифера вырезан у тебя на правой щеке я не могу с тобой целоваться


- неужели Вам не под силу рассказать простую трогающую душу историю?

-почему же? Слушайте! малчик № 12 влюбился в мальчика  под номером 14 а последний любил мальчика под номером 13...

- погодите это что оргия или сборище мелких содомитов?

- нет, просто шнурки развязались.





укладывая дочь в постель поправляя простыни Папа задавал себе один и то же вопрос - кто придёт раньше - раскаяние - полиция - или Санта Клаус?


когда складки на животе смерти расправлены нас снова выплёвывает в бытиё



я не хочу натолкнуться на череп Сильваны Мангано но я так хочу ласкать её бледную кожу

  Предоставленный сам себе и одетый соответственно своей роли труп теперь передвигался свободно и без опасности упасть среди правильно расставленной мебели и различных предметов обстановки, служивших опорой и поддержкой. По окончании цикла действий его возвращали на первоначальное место и он снова повторял только что проделанные упражнения.
но я хочу чтобы пока я ласкаю её вагину из мёртвых складок из её кожи выползали жуки гусеницы и черви которые бы поедали моё лицо с пристрастием пока судья вёл допрос


я бы связал её и сказал: теперь зеркала будут ласкать твою нежную кожу; она прошепчет сквозь разбитые губы: но как же так? ведь вся Европа в Крови!


 в этот момент всем статистам делают обрезание и они отрезают лишние органы сами и вот тела без органов копошатся как устрицы как игуаны как будто заново рождаясь от струн смеха


шайка бездомных поэтов устроили в заброшенной часовне оргию


- так ты отказал ему?


- да.


-почему?


-он любит мальчиков постарше.


-а если честно?


-если честно, у меня шнурки развязались.

 Часовня освещалась только светом из одного окна, забранного толстой решеткой, установленной на нем в свое время как защита от ночных грабителей. Решетка эта находилась в глубине своеобразной узкой ниши, образованной углублением фасада. Снаружи в углу этой ниши виднелась куча всевозможных отбросов – огрызков, объедков, корок и кожуры.


узники использовались в качестве подопытных жертв из них лепили по образу и подобию Св. Матадора евнухов танцоров и искусных гейш


смотри звёзды распяты на моей тунике


Жерар просунул руку между прутьями ягодиц Антонио и нащупал заветный алмаз который он украл у Дженни


как же хочется пожать Фуко руку за такие тёплые слова в адрес человечества:

"Странным образом человек, познание которого для неискушенного взгляда кажется самым древним исследованием со времени Сократа, есть, несомненно, не более чем некий
разрыв в порядке вещей, во всяком случае, конфигурация, очерченная тем современным положением, которое он занял ныне в сфере знания. Отсюда произошли все химеры новых типов гуманизма, все упрощения "антропологии", понимаемой как общее, полупозитивное, полуфилософское размышление о человеке. Тем не менее утешает и приносит глубокое успокоение мысль о том, что человек -- всего лишь недавнее изобретение, образование, которому нет и двух веков, малый холмик в поле нашего знания, и что он исчезнет, как
только оно примет новую форму".





-Дорогая



-да, Жан



- я давно хотел спросить тебя



- что же ты молчишь?



- я сомневаюсь в формулировке.


- Давай на раз два три


-Хорошо. Я начинаю, - каким образом сотворенное вечно пребывает в Боге?


- Оно находится там в своем вечном прообразе.



- Что это за прообраз?

-  Это есть его вечная сущность, которая дает возможность через восприятие собирательно понять и узнать сотворенное. И заметь, что все сотворенное вечно в Боге  и есть Бог, и не имеет существенного различия, как сказано выше. У всех творений одинаковые жизнь, сущность и возможности, поскольку они находятся в Боге, они и есть то самое Единое и не меньше. Но после акта творения, когда они принимают свою собственную сущность, тогда каждое из них соединяет свою особенную отличную от других сущность со своей собственной формой, которая является его природной сутью. Ибо форма дает особенную суть и отличие как от божественной сущности, так и от всяких иных форм, ибо камень не есть Бог, но Бог есть камень; и это значит, что он (камень) и все сотворенное являются от Бога тем, что они есть.


- Мне кажется, будто это единственное Единое состоит из слишком многих вещей и имеет слишком много противоположностей. И как может существовать совсем простое Единое, когда существует такое большое разнообразие?



- Все это разнообразие имеет своей причиной и основой простое Единство.


 - Что называешь ты причиной и началом, и что не есть причина?

 - Я называю причиной исток, а началом то, из чего развиваются следствия.


- В этом природа и сущность Божественности, и в этой бездонной бездне текут совместно троичные ипостаси в их единосущности, и все множества каким-то образом устраняют там сами себя. Здесь не может быть никаких чуждых творений, лишь безмолвная парящая Темнота.

- Божественность и Бог суть едины; и все же Божественность не действует и не порождает, но действует и порождает Бог; и одно происходит от другого, существующего в имени, согласно восприятию разума. Но в основе своей они суть едины; ибо в божественной природе нет ничего иного, кроме сущности и взаимодополняющих качеств; и они ничего не добавляют к сущности, они составляют ее все вместе, хотя между ними имеется различие – различие между их противоположностью.


Граф выходит из тени грома с чучелом свое мёртвой племянницы Матильды это была огромная кукла девочки 16 лет с роскошными рыжими волосами когда то он задушил её в теннистой аллее своего проклятого замка она то же пыталась спрятать алмаз Св. Матадора в своём анусе впоследствии эту трагедию воспоёт поэт Мишели Алонсо ему граф подарил несколько любимых вещей Матильды
Поэт носил эту трогательную реликвии, не снимая ни днем, ни ночью, а разбойники, обыскивавшие его, проглядели браслет под манжетой.

гром выходит из графа как реликвия манжеты Матильды и перпендикуляры её складок из её горла вырываются невидимые стоны часов из той самой спальни которая преследует служанку


я любил ласкать перпендикуляры Сильваны проводя долгие часы в размышлениях, я пришел к заключению, казавшемуся совершенно невозможным, но побеждавшему все остальные предположения. я целовал её антикварные груди и упругие как прутья соски испускающие таинственные стоны-лучи; к её анусу я обращался на Вы и с молитвой

               


праведники выходят из тьмы заворачиваясь в катафалки под инфицированными взглядами толпы



Палач: её боится гильотина как голову Св. Марии: достаёт из корзины окровавленную голову и представит ее на несколько мгновений жадным взорам толпы. Затем ловким движением руки он бросает ее в другую корзину, всегда стоящую рядом с первой и заполненную ветошью для протирания ножа и инструментами для заточки лезвия или срочного ремонта устройства. В этот день корзины специально поставят ближе обычного друг к другу, так, чтобы никто не заметил, в какую из них полетит голова.


праведники выходят мз тьмы катафалк судьбы на мясных крючьях марионетки


мой страх догорает в камине хрусталь кошмаров зарываем в могилы нашго сознания



Снова говорит Фуко: Издавна человеческое лицо соперничает с небом, и как ум человеческий
несовершенным образом отражает божественную мудрость, так и глаза с их ограниченным сиянием отражают великий свет, распространяемый в небе солнцем и луной. Рот -- это Венера, так как ртом передают поцелуи и слова любви; нос в миниатюре представляет собой скипетр Юпитера и жезл Меркурия *1).   Благодаря этому отношению соперничества вещи, находящиеся в разных концах Вселенной, могут уподобиться друг другу без их сцепления и
сближения. Посредством своего удвоения в зеркале мир преодолевает присущий ему феномен расстояния; тем самым он торжествует над местом, предписанным каждой вещи . Какие же из отражений, наполняющих пространство, являются исходными? Где реальность и где отраженный образ?  Зачастую это невозможно определить, так как соперничество является чем-то вроде
естественного удвоения вещей. Оно порождается сгибанием вещи, оба края которой сразу же противостоят друг другу. Парацельс сравнивает это основополагающее удвоение мира с образом двух близнецов, "которые совершенно подходят друг на друга, так что никто не может сказать, который из них дал другому его подобие"


  У Паскалины не хватало слов, чтобы отблагодарить Кантреля за искусственное оживление Франсуа-Шарля, без которого злополучные руны на черепе (а расшифровка их была для ее сына-мученика единственным путем к возвращению в жизнь) еще долго, если не вечно, оставались бы, возможно, незамеченными.
   Испытывая отвращение ко всему, что относилось к дикому преступлению, которое совершил человек одной с ними крови, родственники не стали забирать у Кантреля утративший их уважение труп сына убийцы и продали с молотка все имущество виллы в Mo, a саму ее – уже весьма старую и не стоящую сожаления – обрекли на полное разрушение.
   Решив полностью восстановить сцену, которая была, очевидно, самой значительной за всю жизнь самоубийцы и потому определила его выбор, Кантрель скупил почти всю обстановку кабинета Франсуа-Жюля и смог восстановить ее в своем леднике. Затем он воспользовался газетой, напечатавшей исповедь отца-убийцы в факсимильном виде, и заказал ее копию с полным подражанием почерку и подписи, но без приписки сына, на листках бумаги для голубиной почты, чтобы поместить в драгоценную афишу-тайник. Последний листок был заказан во многих экземплярах, так как во время каждого нового представления покойник должен был заполнять чистую половину страницы.


-Что ты читаешь, опять Лакана?

-Думаю, он прав, - Язык больше не является проводником значения. Он занимает его место.


-Что ты думаешь о судьбе тела?


-Его будущее - стать придатком - протезом.




 Агент Купер вышел чёрным из чёрного Вигвама и стал святотатствовать, он читал гимны невидимому Демиургу: целуй хлыст Христа и бремя распятий спадёт с твоего искажённого мукой лица только Ад прощает Быть свиньёй или стать богом купаться в дерьме или милосердии Какая разница для умерших в руинах распятий чёрного смеха из пепла евангельского восстанет Синагога Сатаны и пламя пирамидального холокост сотрёт гримасу вселенского счастья с этой умирающий вселенной


Нагота Утренней звезды вычёркивает из сознания понятие греха стыда и допустимые реальностью моральные ограничения.

распятия расцветают в соборах эротической немоты

             невинностью долговязых невест умирают в дыму стервятники


ландшафты замёрзших теней среди спящих вулканов


                сновидения невпопад


мучения Хлыста и смех чёрного Христа похороненные заживо целые абзацы нисходят с холстов и тряпичных страниц дверей и простыней в которые завёрнуты новорождённые гермафродиты


Красавчик Джо, твоё имя заливает кровью эти страницы


               на свете нет ничего нежнее абордажного крюка или поцелуя пьяного сержанта едва сдерживающего слёзы




   - Что это зеленое? - спросила себя Алиса. - И куда же исчезли мои бедные плечи? И как же  это  я  не  могу  рассмотреть  мои бедные руки? - Она двигала ими, говоря это, но вызывала только легкое колебанье в листве, зеленеющей далеко внизу.
   Так  как  невозможно  было  поднять  руки   к   лицу,   она попробовала  опустить  голову  к  рукам  и   с   удовольствием заметила, что шея  ее,  как  змея,  легко  сгибается  в  любую сторону. Она обратила ее в изящную извилину и  уже  собиралась
нырнуть  в  зелень  (которая  оказалась  не  чем   иным,   как верхушками  тех  самых  деревьев,  под  которыми  она  недавно бродила) - но вдруг резкое шипенье  заставило  ее  откинуться:
крупный голубь, налетев на нее, яростно  бил  ее  крыльями  по
щекам.
   - Змея! - шипел Голубь.
   - Я вовсе не змея, - в негодовании сказала Алиса.
   - Змея, - повторил Голубь, но уже тише, и прибавил, как  бы всхлипнув: - Я уже испробовал всевозможные способы и ничего  у меня не выходит.
   - Я совершенно не знаю, о чем вы говорите, - сказала Алиса.
   - Пробовал я корни деревьев и речные скаты и кустарники,  -
продолжал Голубь, не обращая на нее внимания, - но  эти  змеи!
Никак им не угодишь!




Может ли произойти нечто, полностью от нас не зависящее? Что может произойти с нами такого, чего бы мы ещё не познали? 


- Дорогая!

- Да.


- Мы можем поговорить?


- Конечно.


- На этот раз я хочу знать об истоке - возникновение космоса? Сущего?


- Объяснять возникновение и соразмерность нашего космоса случайной комбинацией слепых атомов - значит попросту противоречить здравому смыслу. Подобное допущение могло бы иметь место разве что лишь в том случае, если бы нигде и ни в чем не наблюдалось бы не только хоть какой-нибудь разумности, но даже и элементарной способности к ощущениям. Впрочем, тогда некому было бы ни утверждать, ни опровергать данную гипотезу.



-А счастье?


- Счастье в принципе доступно любой душе, однако далеко не все души им обладают, то, значит, в этом виноват не космос, а они сами: так и атлет, проигравший соревнование, должен винить не арену, а свою собственную слабость. И коль уж люди - не боги, то к чему им сетовать на то, что их жизнь - не божественна? Болезни же и бедность не причиняют ущерба благу, но на руку злу, так как немощь телесного - зло. Но даже и из немощи тела добродетельная душа может извлечь пользу, следовательно, и это служит делу всеобщей гармонии.
   Если какая-нибудь вещь разрушается, божественный Промысел зачинает из нее нечто новое; силы, теряемые телом во время болезни или душой, поддавшейся страстям, переходят в другое место и служат в ином порядке. Нередко болезни и бедность идут во благо самому страдальцу, зло же может служить, назидательным примером: видя, сколь пагубны бывают последствия греха, многие люди как бы пробуждаются ото сна, принуждают свою душу трудиться и, осознав ценность блага, направляются на истинный путь. Разумеется, зло возникло не ради этого, но уж поскольку оно есть, Промысел, являя свою мощь и образуя безобразность, и его обращает во благо.


-А где же место Зла?


-душе оно не присуще!


-Как всё легко у неоплатоников!


-Как всё абсурдно и запутано у Вас - структуралистов, кантианцев и психоаналитиков!






Убей меня при этом лунном свете пока ангелы спят в своих гробах пока бородатые шлюхи не скупятся на ложь и их пыльные лица в синяках
накорми меня дрожью Малевича
трепетом скал
я шепчу твоё дерзкое имя у подножия этих слепых зеркал
и если даже Бог поднимет скандал
я не знаю что благозвучнее стонов филина
время разлагается в чёрных комодах
я уверен ты простишь меня моя муза


Или с территории искусственно парализованной застывшей реальности бессознательного?/

Петля на шее/разрыв спинного мозга/

струны мужского сердца/твой парикмахер убийца/


пыльные лица в синяках Бог поднимет скандал вместо стонов филина лай джоконд


твой стилист насильник/поры расширяются, но вместо пота выступает кровь/


я один в зрительном зале аплодирую сцене изнасилования/Приведи меня в свой сон, прямо к месту казни, любовь распята на площадях,


выбей мне зубы, срежь мои губы, целуй мой окровавленный обезгубленный рот, рви мои впалые щёки, примерь на себя мою внешность, в голове тот же ментальный голос шепчет: «Всё меняется, и все умирают». Мы посягнули на пространство сна, а теперь должны платить за это


шёпот ягодиц: Гаснет мир сей, он наг и седовлас, отправляйся на поиски нового пристанища


и мировые объятия нового лазурного измерения распахнулись передо мной


ментальный рот шепчет окровавленным губам когда меняется внешность и распрямляются складки - ты умираешь


закованный в труп своего тела ты поднимаешь руку на отца - пространство сна он захлебнулся снегом из его души выползают муравьи и гусеницы


теперь твои губы должны платить по счетам моему рту за такое количество поцелуев за это я подарю тебе летающее ухо Ван Гога или часы из вагины Дженни или кукол-потрошителей


и звёздный жемчуг в моих волосах старинный рояль метель за окном слышу вопли падших ангелов чьи лики полыхают молитвенным свечением


причастие чёрных богов тяжёлый пепел псалмов в моих ладонях


огненные херувимы окружили меня а я нагая пурпурная прекрасная воздушная бархатная и сквозь меня сияет спасительный свет ослепительнй чистоты



Тень съеденного неизвестными каннибалами Орфея восстаёт с протянутыми руками из царства мёртвых.


На инфернальной сцене появляются новые персонажи.  Божественная безумная музыка.


мёртвые каннибалы выходят из тела Орфея я мну лики богов в своих ладонях лепелю из них псалмы


Ты танцуешь под моей кожей, сумеречный мальчик призрак.


Кости неба трещат



пустота полна змеиной мудрости


в этих алмазных пентаграммах таится угроза сны обманули но ты спасён ибо не знаешь своего истинного имени и у тебя нет тени, и твоя маска не отражается в зеркале


Антихрист оделся как проститутка у него жабры из бриллиантов


он носит аквариум с медузами в своём животе


я вставил в рамку на стене портрет Дженни из лобковых костей пентаграмма гениталий светится даже во тьме моей ослепительной комнаты



 я замираю  замолкаю и спрашиваю: что означает это безумие мирового фантазма?


мои ягодицы шепчут: это не игра, нет. когда просторы рыдают и перламутровый снег оседает на твоих ресницах укусы страданй ты способна превратить в бриллианты



иногда мне снится, что я белый лебедь, сотканный из астрального снега


расфокусированная пелена кошмара некроэротическая эйфория выблеванная боль от болот невинности пахнет трупами и каннибалы с лицами невинных рабов обезоруживает я вмазался и стал замечать как мой приход прибил меня к вечности впечатал в её узкие бёдра девочка-призрак



и окровавленные хлопья чёрного снега пустота ревёт в телах вскипает ночь в венах сопляки молятся облакам сержант топчет сапогами близнецов давит гениталии тяжёлыми каблуками облизывая рвоту с бёдер часового и вот уже кажутся незначительными




расфокусированная пелена кошмара некроэротическая эйфория выблеванная боль от болот невинности пахнет трупами и каннибалы с лицами невинных рабов обезоруживает я вмазался и стал замечать как мой приход прибил меня к вечности впечатал в её узкие бёдра девочка-призрак


Девушка читающая Капитал: Машина, которая не служит в процессе труда, бесполезна. Кроме того, она подвергается разрушительному действию естественного обмена веществ. Железо ржавеет, дерево гниет. Пряжа, которая не будет использована для тканья или вязанья, представляет собой испорченный хлопок. Живой труд должен охватить эти вещи, воскресить их из мертвых, превратить их из только возможных в действительные и действующие потребительные стоимости. Охваченные пламенем труда, который ассимилирует их как свое тело, призванные в процессе труда к функциям, соответствующим их идее и назначению, они хотя и потребляются, но потребляются целесообразно, как элементы для создания новых потребительных стоимостей, новых продуктов, которые способны войти как жизненные средства в сферу индивидуального потребления или как средства производства в новый процесс труда.

черепа и фаллосы в огне.


и я просачиваюсь сквозь тебя


надень серебряный корсет вьюги


за тобой вырастает тень преследующего тебя арлекина


он пролетел за окнном и провалился в могилу с горячим источником


твоё тело и кровь гудят вьгой

ягодицы затянутые в корсеты разговаривают между собой шепелевят и заикаются преклоняя колени перед наготой лунного фаллоса


- Почему ты говоришь с ангелами на языке своих ран? У них всё равно кляпы во рту ты не получишь ответов.


меня ласкает целует обнимает согревает сине-чёрный бархат небес истыканный золотыми спицами звучащего хаоса

удавка сансары на шее Демиурга


сеппуку Бога



прозрачная борода Ван Гога


эмаль неба я стираю как губную помаду


я люблю когда луна озаряет мои груди в такие моменты мои ягодицы еле слышно шепчут: подойди ближе смотри как блестит далёкий Сатурн


лунный свет разбил окно моей спальни ворвашись как молния как нагота спящих и красота бодрствующих


я сгорала от любви в одиночку топтала каблуками небеса искала анусу приют и тут встретила тебя


неужели мне открылся мир четвёртого измерения ведь кроме тебя и меня там никого не было город призрак так похожий а потусторонюю Венецию казался потухшим вулканом


он был блондином с золотыми волосами атлет и аскет с лихорадочным румянцем


О, Мадам, подарите мне свою душу чтобы я смогла полюбить


шёпот ягодиц: Любовь прилетела порвав в клочья чёрные корсеты ночи.


маленькие кружева тайн окружают меня и мой анус застывает в целомудренном экстазе погружаясь в холодную бездну межзвёздного забвения


я венчалась с серебром астральных снегов


Усы Дали дали трещину
сквозь улыбку Джоконды сочатся черви геноцида


жало смерти вонзается в меня раз в два года я устала от этого и сожгла свой саван хотя я уверена бессмертие давно вышло из моды



Иногда я на грани психоза и тогда меня возбуждает этот трепет лезвия у горла этот риск холодного дула во рту сухое хладнокровие  шеи в пекле петли!


электричество пробуждает бесконечную череду незапрограмированных видений


когда дадаист Пабло ослеп он не стал есть свои глаза а подарил их своей дочке Вильгельмине которая превратила их усадьбу в бордель став пророчицей


когда она состарилась и умерла то перевоплотилась в птицу которая кричала Тру-ля-ля и выклёвывала глаза детям и шлюхам


Мадам, одолжите мне ваш нос - он идеален, доказано - можно жить без носа!!!


кабак блюющих фей и спившихся свинопасов


Усы Дали дали трещину


шёпот ягодиц: угасло уставшее солнце. никогда не ослепит оно больше нас воскресением потому что больше никогда не вскреснет


двери борделя открываются и закрываются куртизанки десятками вешаются на деревьях посылая воздушные поцелуи свои клиентам




эрекция летучих распятий доводит до оргазмов реликвии суицида стоны анусов исторгают красоту ада разрушение пульсирует фекальными каплями дождя маленькие гробы вмещают чахоточные тела убийц борделя

я выковыриваю смерть из под бархатных ногтей девственниц я рву в клочья обагренные кровью Джоконды портьеры ночных улиц

под проливным дождём Ада Данте выходит сухим утопленником и его простреленное тело принимает форму распятого гермафродита

Тряпичная девственность сестры которая вмещает пулемёты в хрустальный гроб своего тела чахоточные стоны бьются о стёкла дымящихся анусов эрекция тела очищает красоту лающих Джоконд

хаос восстал на хаос вымети алчных ангелов из ануса вечности сердца клоунов ракинулись в садах беззаконий тщеславие лунных уст усыпляет монументальное благовоние церквей

забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей фаллические бритвы режут шёлк небес ввинчивая поцелуи в холодные тела инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников

расстрел Голгофы ментальными молитвами

лица отмеченные стигматой печали и губы отрезанные от улыбки

и лопаются отражения и в лабиринтах пепелищ лоботомии беременных сумерек

это глаза рук

монахи поджигают фаллосы и как факелы идут в склеп к влагалищу Алисы они погружают горящие члены в её разбухшее от испражнений тело

сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы

хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент

блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти

саморазрушающиеся лабиринты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли



корсеты осени распяты окраины ран конвульсивно смеются в тени лотосов растёт преступность


клоуны с большими руками угоняют автобусы и выходные костюмы


Рио красных фонарей




слушать исповедь своего инфернального двойника сойти с ума из-за банки томатного кетчупа доверться чувству 

попытаться выйти из этой вербальной комы экстраполируя собственное безумие в бессловесную пустоту


ты сам себе судья но тебя не мучает совесть за ту ночь ведь это всё что ты сумел понять в плену коротких фраз одетых во фраки


моя пустота огромна, потому что вмещает мир.


парализованные лебеди питаются плевой девственниц такое возможно вот в чём чёрная власть сна чей терновый венец на моей голове


скользкие улицы татуированные ментруальным дождём


Мадам, одолжите мне свои ягодицы, мои стали слишком болтливы!


как мне выбраться из этой тюрьмы Эдема?


пусть карлицы нагие на страшный суд идут и куртизанки  раздвинув колени напрасно кого-то ждут я сама из тех рабынь что головы сложили за тех кого сгноили и заживо зарыли

Тень Донатьена в песках шестого мира я вырву этот скальп из кукольных их рук


Цена резни или этих аппетитных свиных ушей в маринаде

В зеркалах отражаются распятия и члены

Католический стриптиз

Девственная плева в чаш беззакония которую я подношу к твоим губам


Как мы здесь оказались


в этом кошмре Квазимодо


Мадам, одолжите мне на пару дней ваши пальцы я хочу научиться играть на арфе


горбун во фраке с провалившимся от сифилиса носом танцует молния бьёт в дерево и оно с треском падает на его уродливое тело ломая позвоночник

неужели солнце Мадрида исчезло за свинцовыми облаками

Антихрист кутается в серый плащ и надевает карнавальную маску мы все достойны твоего презрения но как нам узнать тебя

крики детей которые мучаются от болезней, вшей и проливного дождя, настал день расплаты и слепые целуют камни

эрекция летучих распятий доводит до посвящённых оргазмов

реликвии суицида кабацкие стоны  стен исторгают красоту ада

разрушение пульсирует каплями маленькие гробы вмещают чахоточные тела самоубийц борделя

 возможность комментировать плевок одной ладони

расслабься не каждая жаба готова быть распятой


голоса не подчиняются головам у сов отваливаются уши священники теряют сутаны тени принимают формы распятий ночь обжигает овцам завязывают глаза и поливают менструальной кровью



чёрное распадающееся на глазах бытиё пожирателей теней этих лающих танцоров нож жизни бесцеремонно вспарывает сифилитичный торс их творчества

дети с простреленными лицами тянут к нам то, что когда-то было их руками а теперь это нечто аморфное гипертрофированное как смех целлулоидного мира



Я ненавижу тщеславие астрального мазохизма, что дремлет в ледяном безмолвии бездонного дыхания вечности.

мы поделим Ад пополам, о, мой невидимый сторож ночей, переливающий свет во тьму, превращающий кошмары в грёзы удивительной красоты

эта комната представляла собой уменьшенную копию нашего сна, где объятия длились вечно, на фоне необузданных совокуплений зеркал а поцелуи превращали кровь в вино, где лунный свет будил в нас солярную похоть, и анатомия грёз выдавала в нас нагих странников, обречённых жить вечно


Формулы и фантазии иссякают. Я легко подставляю своё горло под распятие сна.


благоухание полнолуние среди пустых стен


Мадам, одолжите мне ваши руки - они так элегантны а мне сегодня выступать в Петрополисе


КОГДА ХЕРУВИМЫ СБРОСИЛИ КОЖУ ВРЕМЯ ЗАИКАЛОСЬ и слияние наших тел в темноте ночей мы были разделены болью и одиночеством заботой о теле


познание Бога ограничено синтаксисом уголовного кодекса


Я немею и превращаюсь в кого-то кто распят в моей груди и этот кто-то прорывается наружу сквозь мою кожу Жертвенная тварь. Как будто едкая струя мочи обдаёт мозг, это состояние, такое странное страшное и необъяснимое, не испытанное ранее, уровни реальности размываются, возникает спонтанное желание странствовать по призрачным внутренним ландшафтам, здесь и сейчас, видеть самые изощрённые фантазии изнутри, оказаться в их психическом центре, отсюда видно как восходит чёрное солнце. Как гусеницы липнут к моим ладоням скользят по поверхности моего беззащитного тела



Мадам, одолжите мне на недельку ваши груди мой любвник сказал что уходит к это сисястой Магдалене


Здесь, в тайной обители пустоты мы все равны перед визгливым лицемерием происходящего


на сухих губах разверзается море


с планет опадают листья


Утро воскресло! если боль - до могилы Укрыть от рук посторонних

Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Апостолы пьют мою менструальную кровь из хрустальных кубков. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше  спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела


Пространство плюётся обречёнными марионеточными вселенными.


На фоне роскошных закатов дым горящих кукольных галактик поднимается над карликовыми городами.

Чёрные слепые ветра, набрасываются на мою плоть повсюду/это пустота в моей крови/в моей крови/я пуста а где нйти причал если я вижу лишь чистые холсты


беременный тишиной воздух и слова и последние поцелуи от которых мои видения вскрывают вены и разбивают голыми руками зеркала.

дороги в небеса в сердце моём копошатся


под моей кожей  плачут раненые аисты, звериные крики подрывают красоту искалеченной ночи, смешивая воедино краски холода, вожделения и страха


Насколько реальны мы в пустоте этой мёртвой реальности.



я вижу свой мозг он как краб сползает по стене в мой супрематический гробик как здорово инъекция сопереживания оральный холокост безоблачное небо я стану воплем арлекина после того как выпотрошу и сожру его сердце я стану нагой карлицей суицида добравшись до аллеи где статуи проституток тянут ко мне ветви рук


Тишина и пустота нетождественны, реальность не более, чем продолжение затянувшегося ночного кошмара, исступление единственный грех, и мир всё больше напоминает рот сифилитичной шлюхи.

Сознание пустоты расширяется, и переходит в бесконечный немой вопль.



В конце цивилизации нет нашей вины. Великое одиночество настигло нас, как разрушительные последствия экстатических опытов. Вечно новое видение мира в каждый миг своего существования, и в созидании и в разрушении.


Знакомство с бездной никогда не проходит бесследно.

Здесь нет жертв, это не более чем литературный Освенцим, синтаксический Бухенвальд.



 так твой Бог это вирус или злокачественная опухоль?



солнце в листьях дробится обнажённые и голодные мальчики бегут к водопою их пот дыхание и тела не по-земному прекрасны взглядом их ласкаю издалека и слышу вздох ребенка  как взрыв тень безумия накрыло жизнь и скрылось бытиё под водою



Наши вспоротые молчанием лица, открытые раны снов, Насколько наша благодать деградирует. Насколько мы ошиблись в выборе своих объектов желания.



Если нас так влекут изменения, что меняется в нашей собственной вселенной, униженной растерзанной и тотально уязвимой собственной пустотностью.
Это ли  путь к наслаждению.


Это путь к тотальной подмене языка наслаждения.


мои сновидения лают как собаки ДаДа ДаДа ДаДа



лестницы и зеркала

я чувствую, что больше нет нужды жаловаться голым стенам на одиночество я слышу шёпот прожорливых демонов за спиной



Алиса кто это?



Символическая картина распада.


мальчики с горящими глазами устраивают стриптиз в мясницкой


я танцую одна с протезом собственной руки вальс в инфернальном миноре



бородатые великаны топчут кишки зари


Может быть, в усатой улыбке Джоконды мы найдём ответы.


стервятники буравят дырки в черепах когтями


дыхание смерти нагие карлицы танцуют фокстрот


Ксения довольна на общается с баронами зы высокими башнями воздушных замков


Гулливер насупает на пятки


Я ищу откровения. В них есть жестокость. Я считаю, что она от бога, того самого, которого мы потеряли из виду со времён грехопадения


молчание - наш публичный дом


и кровь брызжет со сцены


лето мчится на всех парам по стеклянным рельсам


я люблю пить вино падших звёзд пока ми глаза отдыхают в зеркале я вешаю руки на крюк пока я репетирую без них

великая нимфа ужинает с Люцифером он дарит ей свой утренний свет


и она уходит в освещая ночь богоухульством



пылающие свиньи в изумрудном делириуме и               

                другие

                эстетические

                мерзости


здесь нет актёров нет зрителей


                но    

немота актёров в чистилище

сновидения лолит как я здесь оказался голова-свастика тело из ластика я закрываю а несколько мгновений глаза но всё равно зеркальный образ не пропадает зеркало плюётся кровью в моё лицо и нагие карлицы суицида заносят над моей головой свои топоры

публичный дом страстей господних

нервозность стихий парализованный

ветер разносит вопли как осенние листья

   но так страшно рвать целое на части и оставаться запертым снаружи у той черты куда ты никогда не решишься шагнуть

нет имени но у него есть нервы и чувства и эмоции

как белые пятна тишины как мутные холсты полярной ночи всё бремя на плечах так стыдно за нерешительность и упущенный оргазм любить её за равнодушие но когда засыпают её волосы и тает в  губах скупость разлуки ты приобретаешь стрессоустойчивость и неспособность оставаться безучастным к тому что в твоём распоряжении нет номера её телефона


приливы и отливы пароли у порога что-то стоит между вами


эта тень тысячелетнего Содома и порочность подобных мучений гасит скуку и заставляет снова пытаться расстаться с головой

и эта тихая бойня мыслей и все варианты однополых связей и постельных возможностей чем дальше и глубже тем ближе к истине последние запреты сняты


и препятствия преодолены когда ты сам отвечаешь на все  вопросы и не даёшь повода для ревности и даже если она предана другому то ты можешь быть предан ему и безответность и безысходность будет продуцировать новые приступы вдохновения отдыхай в нём когда его мышцы расслаблены а глаза закрыты и зимний Нью-Йорк и запах утреннего кофе легенды Кастро оживают в похмельном кашле и синдроме неуверенности


игры разума запятнаны ощущением интимного скандала и девичьей непокорностью на уровне её плечей покоились все мои тревоги и она была выше всех моих переживаний что она тебе подарит кроме головной боли и очередного оргазма скелеты в шкафу заснеженные поцелуи бесконечные трудовые будни аннилингуса

водопады предчувствий и дурного влияния злых улиц незачем притворяться что ты можешь кончить без её участия муза дремлет и твои помыслы заняты  игрой в ревность заслуженные поцелуи и её белые локоны её кукольное лицо от которого не уйти даже если стать тенью его непроизнесённых фраз и всего забытого перед её величием и ты готов преклонить колени перед фатальностью её неисчерпаемых заслуг скорбь проституирована верность гильотирована любовь как всегда вне закона

Человечество веками силилось найти конец вселенной и, когда наконец добралось до цели, грянуло в пустыню мёртвую и бесконечную.
Но одно лишь чуть живое дерево посреди неё и в жерле его дупла сидим мы и вглядывемся в горизонт и видим странников, коими были мы. Два странника, понимающие, что умирают. Они желают лишь одного: последнего соприкосновения. Тянуться, тянуться руками друг к другу и в тот момент, как их пальцы сливаются на мгновенье, они проваливаются в него и зависают в вечном оргазме смерти.