Рисунок - АНДРЕЙ КЛИМЕНКО. Воспоминание древних лет (фрагмент)
Начало этой части - http://www.proza.ru/2013/01/19/1115
...
Наконец, мальчик осмелел и стал уже иногда попадать по телу Матвея, заставляя его инстинктивно увёртываться. Тело Матвея чувствовало прикосновения, но боли не было. Страха тоже не было. Матвей бросил своё занятие с кустом и стал более активно избегать ударов от мальчика, а затем практически спокойно рассчитал движения парня и, перехватив его руку, забрал острый предмет. Парня оттолкнул и тот, огрызнувшись, скрылся, сразу исчезнув из поля зрения. В руках у Матвея была, действительно, часть лезвия секиры. Для удобства, она с узкой, отколотой стороны была обмотана похожим на изоленту материалом. Импровизированная рукоятка была удобной, в руке этот странный маленький меч лежал отлично.
Матвей взял секиру в правую руку и помахал перед собой, примериваясь к необычному оружию. В этот момент перед ним возникли трое мальчиков примерно одного возраста. Те же 12-13 лет. Среди них был первый мальчик. Все с самодельными ножами странной формы. Они молча стояли поодаль.
- Что вы хотите? – Спросил Матвей.
- Что у тебя есть ценного? Сам покажи. – До Матвея дошло их желание без произнесения слов. Именно дошло, а не было сказано ему.
- Не знаю, что для вас имеет ценность. – Ответил Матвей, а сам подумал о своей семье. Неожиданно он понял, что парней не трое, а много. Просто остальные вне поля его зрения. Страх у него всё равно не появлялся. Даже, наоборот, появилось твёрдое желание переиграть малолетнюю банду, как будто он должен выполнить задание. А, в дополнение, опасение за своих родных стало накачивать его силой. Чем больше он безпокоился – тем сильнее росла его уверенность в своих силах. Уверенность перерастала в силу физическую.
«Только бы не выдать их присутствие». - Подумал он о своих у палатки. – «Даже думать о них нельзя». Матвей сообразил, что его мысли могут подсказать налётчикам направление к его самому ценному.
Внезапно, мальчики задвигались, стали кидаться на него, пытаясь его подрезать. Матвей ловко увертывался, выхватывал у них оружие и складывал его, запихивая разнообразные клинки себе за спину, за пояс штанов и в карманы. Оружие у них не кончалось. Тогда Матвей пошёл в атаку. Его молниеносные выпады смутили противников. Матвей не сёк их секирой, а отпугивал от себя. Они отскакивали всё дальше и, наконец, пустились бежать, как дети – безпорядочно и врассыпную.
Наступила передышка. Матвей оглядел поляну. Пошёл к своей палатке. Не доходя понял, что всё там у них в порядке, остановился и начал вспоминать, где это они. «Что за местность, где мы живём? Кажется, что мы здесь отдыхаем». – Матвей, как после безпамятства, пытался раскрыть свою память.
- Деревня рядом. Они оттуда. – Сказал молодой мужчина, появившийся из ниоткуда рядом с ним.
- Пошли. – Сказал уверенно Матвей и твёрдо понял, что сам он не местный, но ему здесь жить и его детям тоже. А это значило, что надо сделать всё вокруг безопасным и пригодным для спокойного, правильного проживания. Это его дело и, значит, ему самому надо со всем происходящим разобраться. Он двинулся быстрым шагом к деревне и на ходу сказал идущему рядом мужчине:
– Это надо исправить. Их родители не знают, наверняка не знают…, чем занимаются их дети.
- А если у них нет родителей? – Спросил мужчина и этим вызвал сомнения у Матвея. Он был явно не знаком Матвею, но вёл себя очень дружелюбно, не противоречил, уточнял:
– Посмотри на себя. Ты ранен.
Матвей остановился и оглядел себя. Никаких ран не увидел и не чувствовал увечий.
- Подними майку. – Приказал мужчина. Матвей задрал футболку спереди и увидел у себя на груди и животе множество разрезов. Крови не было совсем. Просто очень глубокие порезы. Это его не испугало. Он опустил майку и удивился, увидев, что майка цела. Попытался понять – раны опасны для него или нет. Понял, что его самочувствие сейчас зависит от него самого. Почувствует себя раненым – будет раненым, почувствует убитым – умрёт. Он небольшим, в общем-то, усилием сделал себя полностью целым и невредимым, просто представив, как раны его затягиваются. Он провёл восстановление так естественно и быстро, как будто это было для него само собой разумеющееся умение. Раны затянулись, и он почувствовал это, не заглядывая под футболку, Появилось ощущение, что он не уязвим. Матвей повернулся к мужчине и приказал с уверенностью, что тот подчинится:
- За мной.
Мгновенно его перенесло на улицы деревни. Высокие деревянные заборы. Он был один. Спутника не было видно, но чувствовалось, что тот рядом. Заборы, заборы, заборы…. Тупики, кончающиеся воротами. Серое небо. Мрачно.
Матвей переходил от одной калитки к другой, от одних ворот к другим и стучал в них. Выходили хозяева очень обычного, мирного вида и вопросительно смотрели на него. Весь их вид спрашивал Матвея – «К чему безпокойство? Всё хорошо. Не тревожь попусту». Этим немым укором они пытались скрыть от него истинное положение дел. И Матвей разгадал отвлекающе-успокаивающее поведение жителей деревни и где-то внутри себя очень ярко испытал огромную уверенность в правоте своих действий. Теперь его было не остановить.
- Где ваши дети? – Твёрдо говорил он всегда одну и ту же фразу в начале и, иногда, затем добавлял. – Вы знаете, чем они занимаются?
- Дома … , дети дома. – Отвечали ему жители деревни или говорили. – Ничего не знаем …
- Позовите. – Приказывал Матвей. – Позовите детей!
- Кто ты такой, чтобы нам приказывать? – Отвечали спокойно жители деревни и никого не выводили из дома. А также не впускали Матвея к себе в дом. Они тщательно загораживали собой проход, хотя Матвею всё же иногда удавалось мельком заглянуть в открытую дверь или ворота, и он неясно видел в глубине дома или двора маленькие фигуры, прячущиеся за углами построек, за выступами мебели и за косяками дверей. Дети сами выдавали себя своим любопытством, с которым они иногда быстро выглядывали из-за углов, иногда были видны их тени на полу из-за укрытий, где они прятались, если Матвею удавалось заглянуть в дом.
«Прячут». – Матвей, конечно, догадался. И, таким образом, он не мог вызвать к себе ни одного ребёнка. Это сопротивление ещё больше укрепляло его в уверенности всё изменить, и он стал обращаться ко всей деревне:
- Вы спите! Проснитесь! – То ли кричал, то ли внушал им всем Матвей. Он чувствовал, что находится в одиночестве. Его действия никому не нужны. К взрослым не достучаться. Им всё равно. Они просто будут стоять насмерть за своих детей от любого чужого, охраняя их покой, не станут помогать Матвею в любых его попытках поменять хоть самую малость устройства их бытия. Не будут они никак влиять на своих детей сами, и будут продолжать жить «по течению», как проще, как знают, а не как лучше. Матвей не находил аргументов против их стены равнодушного сопротивления, да, и не хотел искать слов для них. Было ясное ощущение, что главная точка входа в проблему лежит через детей. Надо говорить с ними. Но перед ним были взрослые, и тогда он обратился к ним:
- Вы что, их боитесь? – Отчаянно возопил Матвей, имея в виду детей? До него дошло, что это именно так. Они боялись своих же детей. Он почувствовал, что угадал. – Нечего бояться. Это же ваши дети.
Но и это его отчаянное обращение пролетело мимо и не имело успеха.
Картинка резко сменилась. Матвей оказался уже рядом с деревней на каких-то рельсах на насыпи. Сбоку и вдоль железной дороги шёл неглубокий овраг. Левее, рядом с Матвеем, метрах в 50-ти, рельсы пересекала дорога или шоссе. Деревня угадывалась за этим переездом вдалеке. Поля вокруг. Он сидит на рельсах в окружении агрессивно глядящих на него ребят. Их человек 5-7. Может больше. Их количество было, как сила, которая может сама по себе нарастать и убывать. Он чувствует это.
Матвей начинает говорить какие-то убедительные слова о «Правде с большой буквы». Понимает, что это не то. Слова шаблонные. Дети мыслят в другой плоскости. Не цепляет их. Всё мимо. Но он продолжает свою речь, ища на ходу подходящие образы, чтобы объяснить им, чего же он хочет. Это трудно и, как бывает во сне с ногами, его мысли становятся тягучи, как непослушные ноги, когда надо бежать.
Матвей моргнул и тут же оказался один. Он оглядывается и видит, что вся компания отдалилась от него, и на этот раз все они внизу, в овраге совещаются, сидя кружком. Он хочет спуститься с железнодорожного холма вниз к ним, но, неожиданно, овраг прямо перед ним резко увеличивает глубину. Стенка образовавшейся впадины с его стороны становятся отвесной. Резко вниз по стене ведёт железная, ржавая и хлипкая лестница без перил. Спуститься по ней Матвей не решается. Пролетает мысль, что в другом сне он бы испугался уже раза три. Мысль не задерживается и он не понимает, что спит, и всё это сон. Матвей смотрит на варианты спуститься вниз и не находит их. Овраг видится длиной до горизонта в обе стороны. Тогда он решается во что бы то ни стало спуститься вниз. Хоть по лестнице, хоть как. Намереваясь спуститься, наклоняется над этой ненадежной, длинной, неприятно ржавой лестницей, уходящей в пропасть …, и тут же оказывается внизу. Теперь Матвей стоит под мостом на насыпи рядом с бетонной опорой. Мальчики сидят рядом.
Он их оглядывает и понимает, что это совсем дети, и они ждут его слов. Ждут, как магию, которая их освободит. Он ясно осознает ответственность на себе. Матвей откуда-то знает, что сила в его убедительности и начинает искать подходящие слова. Он остро чувствует, что все уже готовы его слушать. А Матвей продолжает молча накачивать себя нужными словами, подбирая предложения, компонуя нужную смесь. Наконец, он понимает, что заряжен, как пушка перед выстрелом и «стреляет»:
- Вы хотите другой жизни? Вы хотите изменить себя? Вы хотите всё контролировать? Вы хотите добывать питание и вещи сами? Для себя и родных? Какие же вы благородные и добрые … – Матвей сыпал вопросами и пытался зацепить доброе в парнях. Он их не критиковал и не уличал, он задавал им вопросы, наводящие на лучшие цели, намекал на правильный путь, чтобы решение возникло у них в головах, чтобы они сами захотели быть правильными без принуждения. Это было непривычное чувство – он как будто руками перебирал зёрна, ища драгоценные камни, почти неотличимые от зёрен, спрятанные в общей массе однотипного, неустойчивого, сыпучего материала. Он выбирал драгоценные кристаллы и складывал их в прекрасный узор. Он буквально ощущал, что препарирует своими словами сознание детей. Он чувствовал, что дети строят из хаоса своего сознания устойчивые и правильные образы, стремясь удержать их в себе, и было общее ощущение возникновения гармонии между всеми.
Речь Матвея лилась бурной рекой, и он чувствовал, что лёд в Душах детей тает под натиском чистых, тёплых, ласкающих волн …
Продолжая говорить, Матвей садится на насыпь. Он говорит и вертит головой, оглядывая лица ребят вокруг.
«Волчата» убирают оскал. Их лица из мерзких постепенно становятся мальчишескими и даже добрыми. Они начинают улыбаться, становясь по-детски трогательными в своей беззащитности. Мальчишки переглядываются и раз за разом придвигаются к Матвею ближе и ближе. Практически, они уже прижимались к нему, как к родному, обнимали, клали головы ему на плечо. Это было похоже, по настроению, на ласкание котят.
Откуда то, по одному появлялись новые ребята. И Матвей говорил для них. Процесс шёл в его пользу. И тогда Матвей уже начал строить планы, как приведёт детей в деревню, как они будут решать, что делать…
Неожиданно, тесный круг отпрянул, и в глаза Матвея впились удивительно злобные, холодные и безжалостные глаза одного из ребят. Матвей вскочил. Они стояли друг напротив друга. Лицо парня было неприятно. «Маленький старичок». - Подумал Матвей и понял, что это главарь. «Скорее всего, всё то зло, которое здесь верховодит, заключено в нём». - Его и эта мысль не напугала. Он даже удивился своей твёрдости и стойкой уверенности. Матвей стал снова убедительно говорить о добре, о способах жить красиво и по-человечески, не сомневаясь, что раскрывает лучшие образы, обращаясь только в эти холодные глаза. Парень отступил на шаг. Матвей придвинулся к нему. Парень выхватил обломок острой стали и поднёс к лицу Матвея, угрожая. Матвей не отодвинулся, а твёрдо глядел в глаза парня, затем начал разглядывать его. Лицо было с больной, неровной кожей серого цвета, как у пьющего, курящего, но молодого человека. «Не понятно, сколько ему». - Подумал Матвей. – «Маленький, а мыслит не как ребёнок». Он «слышал» не ясные, но кипящие злобой мысли этого парня. Это были расчетливые мысли взрослого руководителя, прикидывающего выгоды от своих действий.
Парень продолжал держать острую сталь перед лицом Матвея. Матвей снова заговорил.
При этом Матвей смотрел не в глаза парня, а на сталь и разглядел, что это отколотый кусок топора с широким лезвием. «Опять, что ли, секира? Странные у них куски заточенного железа». - Подумал он и понял, что выхватить не удастся. Матвей замолчал, готовя ещё более убедительные слова. Злые глаза сверлили его, пытаясь сломить. Откуда-то Матвей знал, что сталь ему не страшна, а опасен его собственный страх. Стоит ему испугать себя, и он будет изрезан и порван на куски.
Он заметил, что в его мозгу что-то чужое застучалось, забилось. Нечто всячески силилось обнаружить слабое место для зацепки в его сознании. И это была не одна сила. Они, именно «они» пытались сломить его, а не тот парень перед ним. Кто такие «они», Матвей не знал, но их было несколько. Свора.
Матвей понял, что «они» плодят сомнения в его голове и прогнал, выбил их из своего сознания, просто представив, что им нет места в его голове, совсем нет места. И тогда уже сосредоточился на подготовке своей атаки на парня верными словами.
Пауза тянулась не долго.
Его голова снова всецело принадлежала ему, и, в конце концов, Матвей снова почувствовал себя «заряженным», как пушка. Тогда он снова заговорил. Образы, рождаемые его словами, физически давили на серую тьму, окутавшую всё вокруг, создавая ясность. Слово стало его главным оружием сейчас. Слово разило и лечило. Слово растворяло серость и открывало путь свету.
Матвей и этот злобный парень понимали, что Матвей уже перетянул на себя желания всех мальчиков и власть этого злыдня висит только на страхе ребят. Липкий ужас на Душах детей казался непобедимым. Чувствовалось, что страх этот транслировался на мальчиков и всю деревню парнем со сморщенным лицом, стоящим перед Матвеем. И парень этот сам был полностью под контролем сил зла.
И вот наступил момент, когда Матвей разрушил своими словами цельность магии зла. Расколол и в трещину вклинился словами прямо в сознание злобного парня. Матвей заметил недоумение в лице парня. Это был успех, который, однако, не вскружил Матвею голову. Он принял это, как должное, как выполнение части дела. Он понимал, что всё могло поменяться мгновенно. Матвей осознавал это чётко и ясно. А также он чувствовал, что в его воле удерживать ширину прорыва в разум парня и нельзя отвлекаться, ведь даже малейшая ошибка с его стороны схлопнет сознание парня с уже теплеющим взглядом и тот уйдёт в глухую защиту. А далее всё непредсказуемо.
Матвею не терпелось завершить противостояние, и он начал надвигаться на парня, говоря ему:
- Не бойся меня. Ты же хороший. Ты даже не догадываешься, какой ты хороший. Дай я тебя обниму. У меня к тебе только дружеские чувства. Позволь любить тебя, как брата, как друга ... Прими мою помощь …
Матвей пытался в тот момент представить себе, кто родители парня с жестким взглядом и не мог себе представить их. Явно сирота. Прилив сильной волны отеческой Любви и жалость к парню появились неожиданно для самого Матвея вместе с мыслью о сиротстве злодея. Отвращение к парню, омытое нахлынувшей на Матвея отеческой Любовью к сироте, смешалось с тоской, которая исходила из глаз парня прямо в Матвея и, кажется, была эта тоска бездонной, как сама бездна, и тогда родилось у Матвея желание не победить парня, а сделать его счастливее.
Матвей не понимал, как он нашёл такие правильные слова. От него пошло на парня такое тепло, что тот безсильно опустил руку с острым железом, становясь жалким. Парень ещё внутренне сопротивлялся Матвею и его волне Любви, неверие парня было гигантским, но глаза парня уже не сверкали прежней холодной ненавистью и решимостью, а слезились, хотя он продолжал смотреть прямо в глаза Матвея, не отрываясь.
Матвей двумя пальцами за острое лезвие забрал у него из безвольной руки оружие и, присев, положил рядом с собой. Сел сам, жестом приглашая парня тоже присесть рядом. Парень не сопротивлялся этому и тоже сел. Затем Матвей протянул руку, чтобы обнять парня, но это уже было лишним. Как только он коснулся его, произошёл сильный толчок, всё рассыпалось в непонятной вспышке, и дед Матвей оказался тогда у себя в постели.
***
В то утро дед Матвей после увиденного сна открыл глаза и огляделся. Жена спала. Было ещё рано, светать не начало. Матвей сразу понял, что ничего не забудет из необычного сна и спокойно прикрыл глаза. В голове прокручивались эпизоды только что произошедшего с ним приключения. До подъёма он тогда так и не заснул.
***
- Н-да … - Протянул дед Матвей и открыл щёлочки глаз. Солнце было ярким и слепило его. Эта новая попытка вспомнить детали сна ничего не прояснила и, понимая, что ребус сна теперь будет его безпокоить, он добавил сам себе вслух. - Теперь будет о чём голову ломать.
Дед Матвей огляделся. Тиран лежал у ворот и, кажется, спал. Медленно дед окончательно вернулся в себя. Вспомнил, что в доме ребята обедают, взглянул на медведя в руках, потом на инструменты в свёртке рядом с собой на лавке. Вырезать сейчас Душа не лежала.
«Что значит этот сон?» - Снова подумал дед Матвей. – «Неужели, это что-то предвещает? Страшновато как-то». Но на ум ничего не приходило.
«Может это о прошедшем напоминание?» - Продолжил размышлять он. – «Хорошо бы, если так. Что же могло похожее произойти раньше?» И он вспомнил случай из своего детства, за который ему было стыдно до сих пор. Он сто раз размышлял о том происшествии и корил себя, но не находил утешения. Это тоже было в лесу... Драка, в которой он струсил.
- Дед, мы к Коле пойдём. – Сказал, выйдя из-за угла сарая, Вовка. – Мы уже пообедали.
- Да. – Рассеянно кивнул дед. Вовка с Колей хлопнули воротами и ушли. Тиран постоял и снова лёг на том же месте. Дед поставил медведя рядом с собой на лавку к себе мордой и обратился к нему:
- И что же мне теперь делать? К войне готовиться или мемуары писать?
Медведь молчал.
- Вот и я не знаю. – Констатировал дед Матвей. – Но буду начеку.
Сказав так, он неожиданно почувствовал, что разгадает тайну сна, и скоро.
- Посиди-ка, медведь тут, а я кваску и вернусь. – Сказал дед Матвей и не спеша встал. Ещё раз глянул на лавку и пошёл в дом.
А дальше было вот что - http://www.proza.ru/2013/06/16/857