19. В знакомой ей кузнице было тихо, темно и холодно. Ноябрьский ветер рвался в запертую дощатую дверь. Тина проползла под дверью и приняла свой обычный облик. Из клетушки слабо потянуло дымом. Ведьмочка толкнула низкую плотную дверцу. И невольно вскрикнула: за грубым самодельным столом, при бледном свете догорающей лучины сидел… Сигрунт! Пред ним стоял глиняный кувшин, а медную чарку он как раз подносил к губам. При виде ведьмочки глаза у него округлились, и чарка выпала из рук, расплескав вино.
- Харита? Ты здесь? Но почему… ?!
Тина прислонилась к закрывшейся за ней двери.
- Молчи, кузнец! Я не Харита, я иная… Но мне угрожает страшная опасность и я прошу у тебя помощи. Разжигай скорее огонь, раздувай меха, бей молотом! Спаси меня! А я тебя по-королевски награжу. После. Ну, что же ты сидишь?
Сигрунт потёр лоб, поднял чарку. Неспешно снова налил вина.
- Хм… Ты всегда была странная, но сегодня… Я не думал, что когда-нибудь снова увижу тебя. А кузница уже не моя. Я продал её. После того… этого лета, когда я полюбил тебя, а ты… В общем, когда моя жена увидела морок с твоим обличием, она страшно разозлилась. Но я же не виноват. Да и не было ничего. Жена меня простила. Но мы решили навсегда уехать из этих мест. Так будет лучше. Я-то люблю тебя, ты по-прежнему моя Харита, но и семью бросить не могу. Я всегда буду тебя помнить…
Внезапно у ведьмочки закружилась голова, и её затрясло – она почувствовала приближение большой магической силы. Она и схватила Сигрунта за плечо.
- Хватит причитать о любви! Сюда летит моя смерть! Если ты мужчина – встань и защити меня! Разжигай огонь!
С кузнеца мигом слетел хмель. Он соскочил с лавки, в мгновение ока разжег малый горн и встал возле него с молотом наготове.
- Кто тебя преследует? Чем они вооружены?
- Эриннии… - простонала Тина. – У них «бичи судьбы».
- Давай скорее пояс! Ну, тот, что я тебе подарил!
Не успела ведьмочка снять стальной пояс и отдать Сигрунту, как дверь кузницы сотряслась от ураганного ветра и в неё бешено заколотили то ли снеговые комья, то ли кулаки. Тина отбежала за огонь горна и сжалась, закрыв голову руками. Кузнец наоборот исполнился решимости, отставил молот, намотал на правый кулак цепь пояса, а в левую взял толстую тисовую ветку. Он поджёг ветвь от огня и, улучив момент, когда дверь перестала сотрясаться, вышел наружу. Едва дверь за ним захлопнулась, он увидел, как из белесой снежной мглы, накрывшей и поля и деревню, выросли два смерча и, бешено крутясь, понеслись к кузнице. Сигрунт размотал цепь и выставил вперёд горящую ветвь. Из смерчей вырвались по чёрной извивающейся ленте. Кузнец сумел перехватить один бич, захлестнув его поясом, но второй сумел проскочить в маленькое зарешёченное окошко. Из кузницы раздался крик ведьмочки, но в тот же миг лента бича отпрянула назад, потрясая обожжённым дымящимся концом. Почти сразу второй бич ударил снова, целясь теперь уже в защитника упрямой ведьмы. Но Сигрунт спокойно и ловко перехватил и этот удар, сковав бич судьбы вторым концом пояса. И сразу поднёс к ним горящую ветвь. Чистый огонь с яростью накинулся на создания ада и после недолгой борьбы они рассыпались чёрными тлеющими лохмотьями. Смерчи дико взвыли, приблизились вплотную и осыпались на Сигрунта мириадами острых ледяных игл.
Когда кузнец стряхнул с себя льдинки и протёр запорошенные глаза, перед ним стояли две высокие девы. Одеты они были лишь в чёрные кожаные лифы, короткие кожаные юбки и высокие облегающие сапоги. Их цвета воронова крыла волосы стояли дыбом, глаза горели, кроваво-красные губы открылись в оскале клыков. Лица дев были несказанно прекрасны и одновременно ужасны. Свои руки они, как слепые, тянули к Сигрунту, грозя задушить его или разорвать. Кузнец взревел, подобно медведю, отбросил догорающую ветку и изъязвлённую, будто облитую кислотой цепь, а взамен их схватил рессору от кареты и тяжёлый железный шкворень. Он бросился навстречу эринниям, и на несколько минут их скрыла снежная вьюга. В потоках ледяной крупы только мелькали чёрные размётанные косы фурий или длинные руки кузнеца и опять всё скрывала белая круговерть. Сколько длилась их схватка неизвестно, счёт времени был потерян…
И вдруг всё стихло, демоны исчезли, вихрь испарился, оставив лишь сугроб жёсткого снега да лежащего на нём Сигрунта. Его куртка была изодрана в лапшу, лицо, руки и грудь покрыты глубокими кровоточащими ранами. Сам он тяжело и хрипло дышал, но зелёные глаза кузнеца светились непримиримостью и отвагой.
Скрипнув, приоткрылась дверь кузницы и выглянула Тина.
- Убрались, чёртовы девки? Сигрунт, не бросай меня, останься со мной! Я тебе, я тебя…
Кузнец с трудом сел на снегу.
- Ну, ты и ведьма, Харита. Я тебе ещё раз скажу: нет! Мы уезжаем из этих мест. А тебе я скажу только одно: постарайся стать человеком. Давай, я отведу тебя к людям, будешь жить, как все и никакие бесы тебя не тронут.
Он встал, подошёл к Тине. Та сжалась в комок.
- Я боюсь. Не на-адо…
- Но, милая моя, ты и «иных» боишься. Надо сделать выбор. Идём!
Он взял её за руку своим огромным кулаком и, как маленькую девочку, повёл за собой.
Большая деревня, где жил Сигрунт, была пустынна, хотя день давно уже наступил, и этот день был праздничный. Из недалёкого монастыря слышался перезвон колоколов. А на улицах села не было видно, ни людей, ни животных. Даже собаки не лаяли. Зато на деревенской площади стояла толпа народа. Люди глухо шумели, о чём-то озабоченно переговариваясь, но завидев кузнеца с ведьмой, все замолчали. Вперёд вышел высокий, чуть сутулый человек в чёрных одеждах. Его худое умное лицо обрамляла седая бородка, а глубоко впавшие глаза светились фанатизмом.
Сигрунт остановился. Тина юркнула за его спину, выглядывая из-за мускулистого плеча своего спутника одним глазом, да красным носиком.
Человек в чёрном вытянул вперёд, в предупреждающем жесте, правую руку:
- Вот наглядный пример свободомыслия и безбожия! Человек, который забыл свой род, свой долг, якшается с нечистой силой. Пусть эта ведьма уйдёт из нашей деревни! И тебе, кузнец Сигрунт, нет места среди нас!
- Ты умный человек, Верцмингерц, ты учил нас добру. Почему же сейчас ты так жесток? Она тоже стремится к добру. Она хочет стать человеком.
- Нет. Ведьма никогда не будет человеком. И люди боятся её, не верят ей. Оставь её, отойди, отдай нам. Мы убьём её, а пустое тело сожжём или утопим в реке. Пусть все святые возрадуются, когда сгинет ещё одна ведьма!
Тишина лопнула. Толпа одобрительно зашумела, заулюлюкала. Сигрунт заметил, что кое-кто начал подбирать камни, другие - искать крепкие колья.
- Исчезни, - прошептал он себе за спину. – Меня здесь прежде уважали и даже боялись, но сегодня я не смогу больше защитить тебя. Жди меня на большой дороге…
Тина, дрожа всем телом, топнула ногой и превратилась в небольшую чёрную собачку. Она в два прыжка достигла ближайшего забора и, прикрываясь им, бросилась вон из деревни. Несколько мальчишек пустились за ней, кидая вдогонку комьями земли и палками. Тина лишь услышала, как кузнец надрывно кричал сельчанам:
- Люди, успокойтесь! Она не причинит вам зла! Она не хочет быть ведьмой! Простите её, люди!...
20. Леденея от холода и страха, ведьмочка Тина сидела в кустах у Большой дороги, совершенно пустынной в этот день, в полуверсте от деревни. Она была в собачьей шкуре, зарылась в кучу опалой листвы, запорошенной первым снежком между корней, но ей было абсолютно ясно, что это всего лишь слабая маскировка от гнева высших сил дающая кратковременную отсрочку приговору. Надежда на спасение таяла с каждой минутой. С каждым ударом сердца.
Тусклое осеннее солнце уже заметно клонилось к западу, когда на дороге послышался тяжёлый топот. Тина навострила ушки и высунула мордочку из листьев. Да, это был Сигрунт. Он шёл, ведя в поводу битюга карей масти, запряжённого в простую телегу. На телеги был навален домашний скарб, а на задке сидели люди: полнотелая молодая женщина с красивым, но безнадёжно-горестным лицом и маленькая девочка, до самых глаз закутанная в одеяло. На руках у женщины – жены кузнеца - был пухлый свёрток, который она бережно прижимала к
себе. Сам Сигрунт шёл быстрым шагом, нервно дёргая за узду коня. Лицо его было хмуро и сосредоточено. На лбу виднелась свежая ссадина, левый глаз заплыл чёрно-жёлтым кровоподтёком, от сукровицы, сочившейся из раны на щеке и шее, на бороде повисла розоватая сосулька. Но их никто не преследовал, окрест стояла звенящая тишина.
Тина забежала вперёд, приняла свой обычный облик и несмело вышла на дорогу. Кузнец заметно вздрогнул, но шаг не убавил и сказал лишь:
- Садись на телегу и укройся ряднОм.
Ведьмочка поспешно села и пробормотала заклинание незначительности.
Жена кузнеца медленно повернула голову в её сторону, посмотрела пустым взором. Свёрток в её руках тонко пискнул. Женщина опять прижала его к себе. На крохотное детское личико упала с глаза матери солёная капля.
Впрочем, сидеть без движения на тряской телеге было холодно и, когда дорога пошла на пригорок, Тина встала и зашагала сбоку, держась за шершавый шест борта. От быстрой ходьбы она вскоре разогрелась, прошла дрожь в ногах, порозовело лицо, а вот на рыжих волосах осел белый венчик инея.
Так они шли довольно долго, пока с очередного пригорка перед ними не открылась панорама большого села, расположившегося у замёрзшего озера.
- Передохнём, - сказал кузнец и смачно высморкался, прижав нос большим пальцем.
Его жена и дочь слезли с телеги и немного попрыгали по земле, похлопали руками согреваясь. Затем женщина развязала белое полотенце, прикрывающее большую корзину, достала нехитрую снедь. Тина не решилась подойти к людям, оставшись по другую сторону телеги. Сигрунт дал коню большой ломоть хлеба, посыпанного солью, мягкой рукавицей стёр с него иней. Затем подошёл к ведьмочке, протянул хлеб, кусок холодного мяса, чищеную брюкву. Немного потоптавшись рядом, спросил:
- Ты… куда пойдёшь дальше?
Тина поняла, что пришла пора им расстаться.
- Пойду, куда-нибудь… Ты не думай обо мне плохо… И не вспоминай вообще! Никогда!!
Её губы задрожали сами собой, и она прикрыла рот ладошкой. Сигрунт отнял её руку и сильно сжал своей ладонью, большой, грубой, с потрескавшимися ногтями, с пальцами в засохшей крови.
- Тебя забыть невозможно. Я всегда буду помнить тебя. Помнить такой, какой ты была в блаженные дни нашей нежной и чистой дружбы! Сейчас-то я понимаю, что ты меня околдовала и хотела использовать в своих целях. Я с трудом, но справился с твоими чарами. А моя жена, понимаешь, она – женщина… И всё-равно я благодарен тебе. Благодарен за то, что ты вырвала меня из череды серых будней и подарила незабываемое ощущение чуда!... Может, это и хорошо, что мы ушли из деревни. Теперь пойдём в столичный город. Там тоже нужны кузнецы, а у меня неплохо получаются ножи, кинжалы, мечи. Надеюсь, мы никогда больше не встретимся в этом мире. Прощай, Харита… моя!
Тина справилась с собой. Собрав волю в кулак, она ответила:
- Прощай и ты, кузнец! Я не имела к тебе зла. Просто, я «иная». Ты меня спас, но я не могу отблагодарить тебя сейчас должным образом…
- Пустое. Не надо меня благодарить. Всё. Прощай! – и Сигрунт отошёл к своей семье.
Жена кузнеца так ни разу и не посмотрела в сторону ведьмы, и Тина была этому только рада. Она доела дарованную ей пищу, отряхнула крошки и, не оглядываясь, побрела по скошенной ржаной стерне в сторону темнеющего вдалеке леса.