MODERATO
Мог он представить себе, что будет так?
Найдёт дом, отдаст посылку – коробку конфет и пакет, – и вместо того, чтобы всё забыть, окажется на этой кухне опять сегодня.
Они будут пить вино небольшими глотками. И те конфеты, распечатанные и почти не тронутые, будут лежать на столе. Раскрыты окна в квартире, на юг и на север, сквозняк шевелит шторы.
«Ну, расскажите, расскажите, как они там живут».
«Нормально. Здоровы. Работают».
«Какой вы немногословный».
«Да нет. Я просто…»
Он просто старается не смотреть подолгу на эти большие губы. Но, отведя взгляд, не может миновать её босых ног – халатик или платьице домашнее ладонями гладит, натягивает на белизну бедра, но как же высоко открыты колени.
Ужас и прелесть – она всё видит. Всё, что он чувствует, видит.
ANDANTE
Слова будут любые. Дело не в них. Глаза. На плоском лице, попятнанном веснушками, – голубые, весёлые, пускающие к себе близко глаза. Так близко, что даже тяжеловато стучит сердце.
Выпьют ещё вина.
Он вынет платок, вытрет мокрую шею, виски:
«Простите. Не привык к вашему климату».
«Ай, не выдумывайте», – смеясь, она промокнёт пальцами веки, потрогает себе у носа губу. – «Я тоже липкая. Душно. Давление падает. Объявляли, идёт циклон».
И, сами-то понимая, что не один циклон виноват, они засмеются вместе. Она – заливистым колокольчиком. И станет легче говорить, смотреть друг на друга.
«А ну-ка, сядьте спиной ко мне». – «Зачем? Как?» – «Сядьте, сядьте». – Поднимется, обойдёт его, окажется рядом, будет дышать ему в затылок.
«Сейчас вам легче станет». – «Да ну?»
Пальцы сквозь рубашку надавят в плечи, по спине – будто пустят электрический ток. Мять шею ему мешает воротник. Забравшись под ворот, под галстук, женщина утопит палец в петельку вместе с пуговицей. И резко уберет руку:
«Ну-ка, сам. Расстегните! Не бойтесь, не съем».
Галстук развязал, кинул на стол. Расстегнул. Две. Ещё две. Всё расстегнул, до ремня брюк: «Да не боюсь я».
«Не боитесь? Хо-ро-шо. Эт-то хо-ро-шо». – Воркующе, мелодично. Но главное будут делать пальцы: разойдутся, разминая широко вправо-влево, освобождая, оголяя ему спину и до локтей руки.
Он подумает: как приятно, – про массаж. Подумает: невероятно, – про всё, что делается с ними тайно. И ещё подумает: сейчас она прижмётся, мягким животом, всей собой, – и я поцелую ей руку.
Но выйдет иначе – просто тяжело и плотно лягут две ладоши ему на грудь. Замрут, спрятав под себя его соски.
Минута в неподвижности. Тихо. Серый облачный день за окном. Он запрокинет голову, ткнёт затылок ей в тёплое тело под платьем.
«Пойдём». – Еле слышно, в висок ему, овеяв кисловатым винным дыханием. – «Мы ведь уже давно взрослые, правда?»
ALEGRETTO
С балкона у неё он увидит улицу, тополя, разрытую землю, какую-то стройку на берегу. Серую воду и смазанный тёмными облаками горизонт. Докурив, запустит окурком вниз.
Он на пятом этаже, в чужом доме, на краю света. Женщину зовут Ася. Хвостик волос на затылке Ася освободит от колечка резинки. Разбросает всё мягким водопадом на плечи, на лицо.
Она ляжет с ним в прозрачной тоненькой комбинации: «Обними меня». Не решившись сразу поцеловать ей губы, он будет ртом собирать молочный вкус с её плеч.
Зачарованно он увидит, как выплывут на свободу два круглых розовых медальона, качнутся на белых макушках, разъедутся в разные стороны на мякоти, усмирятся, пойманные пальцами. Это будет, когда он складками, выше, выше, соберёт надетое на ней невесомое – в узкий жгутик, обхвативший вверху ей грудь.
А женщина, разместив мужчину коленями у себя между ног, дав нависнуть над собой, удивится. Он тронет её своим торчащим толстым отростком – и отпрянет. Так с ней не делал никто: в ляжку, в сгиб у самой ноги, в мокрую середину – ряд коротких, быстрых касаний. Раз, – его приплющенный гладкий конус найдёт, скользнёт и вынырнет, словно испугавшись. Раз, – погрузится чуть глубже. Ещё.
Взяв его за ягодицы, втиснет бёдрами в себя. От внезапной длины проникновения оба вскрикнут: «О-о-о!»
ALLEGRO
…………………………………………………………
…………………………………………………………
…………………………………………………………
ALLEGRO MOLTO
Она проснётся, щека к мужской щеке, – от грохота.
Испуганные глаза – в потолок, в темноту. Что-то вспомнит. Сон – как чёрный провал. Голова… почему уплыла голова?.. а-а, вино, было душно. Всё вспрыгнет на свои места. Вино, мужчина, первый мужчина за четыре года. Осторожно закатанная и снятая с неё комбинация, твёрдость члена и запах спермы.
Выстрел в небе. Темень после вспышки, после вида взлетевшей, натянувшейся пузырём шторы. Она вскинется, задрожит, но почти невидимые руки вернут её, будут гладить. Тёплым ветерком ей в ухо голос: «Это что, мы спали? Это что, циклон? Ничерта себе, погодка у вас».
Голос весёлый. Но она почувствует, как её дрожь переливается в другое тело. Как инфекция, подумает она. Лобком – голым лобком – ощутит нечто сильное, тоже голое, не принадлежащее ей: прижато к ней, согнулось упругим полукольцом. Растёт, готово страшно распрямиться.
«Ты чего. Ты что. Всё хорошо. Всё хорошо». Губы, губы, – по бровям, по векам, осторожными тычками.
Она вдруг ответит – распахнув рот, мощно проведя языком по всему, что притронулось к ней, – впившись, с силой всосавшись туда. Она потянет к себе это тело – задавить, задавить себя чужой тяжестью.
Его крестик, свесившись на цепочке, спляшет на ней: на грудине, на тонкой коже, на родинках. Её руки у него под мышками будут в киселе его пота. Чпок. Чпок. Клейкий звук. Мокрое месиво, там, под животами. Чпок. Чпок. Чпок. Грохот, вспышка белизной по всем стенам. Плывёт, упруго надутая, в балконную дверь штора.
Впечатанная им в постель, она почувствует, как колотится пульс у него под солнечным сплетением.
«Я люблю тебя. Всё хорошо. Ася, Ася. Всё хорошо».
«Что-о? Не смей!»
В ответ он заработает поясницей, как сумасшедший.
«А-а! Ничерта себе!» – вминаясь в женщину, слыша новый шум, вопит он. Это стена воды рушится на сливы подоконников, на балконные перила. «Дождь. Дождь», – стонет она.
Чпок, чпок, чпок, чпок. – Звуки тонут в барабанах дождя и выстрелах грозы. Её вздёрнет, вывихнет туда-обратно там, где голые ноги соединены с туловищем, – как будто она хочет сломать мужской член. Он будет долбить в её ломку, между бросающихся в разные стороны коленей. В самую глубину мыльно-ненавязчиво-всеохватной ласки – распускаясь, чувствуя, как летит, опережая телесное скользящее движение, тугая струйка.
«Ася! Я, похоже, правда, люблю тебя».– Закрывая ртом ему рот, кусаясь, отклеиваясь со стоном, – хрипло: «Откуда ты взялся! На мою голову! Такой!»
013 январь.