В жизни все происходит неожиданно. Неожиданно человек находит радость там, где не предполагал, и совсем не в том обличье. Почему между одними людьми с первой же встречи вдруг возникают незримые флюиды, а с другими их нет даже после долгих лет брака? Никогда не забуду своего ощущения от знакомства с нашим новым сотрудником - Шигиным. Работал он у нас недолго, мы с ним почти не общались. Почему я до сих пор помню то, неизвестно откуда взявшееся состояние необъяснимой радости, случившееся в момент первой встречи с ним? Меня тогда словно током пробило: что-то очень знакомое, но не поддающееся воспоминанию, всколыхнулось в душе. Может быть, именно такой бывает любовь с первого взгляда?
Точно такой же «любовью с первого взгляда» оказалась для меня моя поездка на Мещеру. Все в этом путешествии происходило легко, беззаботно и радостно и было совершенно не похоже на мою обычную размеренную и правильную жизнь, да я и сама чувствовала себя совершенно другой. Уже давно мечтая испортить свою скучную репутацию серьезной и порядочной девушки, я хотела от отпуска ярких приключений. Они не заставили себя ждать.
Маршрут начался недалеко от Рязани, на турбазе в Солотче. Группа подобралась большая. Большую часть ее составляли туристы из Ижевска – их отличал особый уральский говорок, с «оканием» и с более четкой, чем у нас, артикуляцией. Моей соседкой по комнате, а потом и хорошей приятельницей стала двадцатидвухлетняя ижевчанка Таня Опалева – рыжая и длинноволосая. В Солотче предстояло прожить три дня, и в первый же вечер девчонки, как водится, отправились на танцы. Почти сразу же меня «подцепил» Гена - молодой милиционер из Рязани, отдыхавший на турбазе. Он познакомил своих друзей с моими приятельницами, и к концу вечера мы вшестером отправились к реке - жечь костер. Было очень весело и легко, но вскоре пошел дождь, и мы засобирались к дому. Возвращались парами. По дороге Гена гладил в темноте мою руку, а потом завернул в сторону от дороги – мы начали целоваться. Когда стало совсем темно, я запросилась домой, пообещав прийти на танцплощадку на следующий день.
На следующий день нашу группу повезли на экскурсию в Рязань. Город понравился – у него был свой собственный стиль небольшого русского города с каменными двухэтажными домами, зелеными палисадниками между ними и полным отсутствием толчеи на тихих улицах. Ничего больше о Рязани не запомнилось. Наступил очередной вечер, и начались новые приключения. Не найдя на танцах своих вчерашних знакомых, мы с девчонками отправились поглядеть на Дом отдыха, находящийся в полутора километрах от нашей турбазы. Места в тех краях - с высокими и чистыми сосновыми лесами и прекрасным воздухом, были удивительно хороши. На танцевальной площадке Дома отдыха было многолюдно.
Меня сразу же пригласил на танец аккуратно одетый молодой парень с волнистыми, черными волосами - очень симпатичный. Танцевал он прекрасно и до конца вечера от меня не отходил. Парень оказался из местных: он работал шофером продовольственного магазина в Солотче, звали его Толиком, и был он моложе меня на целых четыре года. После танцев мы пошли гулять. Не ища особого повода, практически сразу же мы начали целоваться, а потом произошло то, что часто случается между мужчиной и женщиной. Мне никогда и ни с кем не было так хорошо и так просто, как с этим малознакомым мне парнем. Он был так нежен и умел, что никакими мыслями о правильности своего поведения я себе голову не забивала. На турбазу мы вернулись далеко за полночь.
Наши с Толиком романтические прогулки по сосновому лесу продолжались все три дня, отведенные группе на Солотчу. Я уходила к нему прямо с ужина и возвращалась под утро - было так хорошо, просто и радостно, что ни до чего другого не было никакого дела! Девушки смотрели на мои поздние возвращения нормально и даже с некоторой завистью: парень был хорош, приятен в общении и не курил. С остальным коллективом группы я еще была мало знакома – в Солотче почти все жили и развлекались, как умели. Сдружились все только на следующей базе - в Клепиках.
В Клепиках нас ожидала автобусная экскурсия в деревню Константиново - на родину Сергея Есенина. И хотя моя голова все еще была занята грустным расставанием с Толиком, меня знобило от четырехдневного недосыпа, а от недавних жарких поцелуев побаливали распухшие губы, я не могла не придти в восторг от увиденного. Передо мной открылась та самая, воспетая Есениным страна «березового ситца» и раздольные рязанские просторы, которые я всегда представляла себе по его стихам. Нас привели в деревянную избу, где когда-то жила семья поэта, и много чего интересного порассказали о его жизни. На прощание посидели в местной «корчме», выпили медовухи - сладкого и хмельного старинного русского напитка.
В Клепиках начался наш лодочный поход по рекам Мещерского края - Мещере и Буже. Теперь мы, как настоящие туристы, готовили еду на костре, а спали в палатках, разбившись на пять экипажей. Группа собралась разномастная: и по возрасту - от 13 до 43 лет, и по месту проживания - Ленинград, Ижевск, Оренбург, Ростов-на-Дону, и по социальному положению – среди нас были и рабочие, и инженеры, и врачи, и пенсионеры, и студенты. На преобладающее большинство свободных женщин нашлось всего двое холостяков: Витя да Валера, оба из Ижевска.
Представители Ижевска оказались самыми яркими - они были компанейскими, открытыми и голосистыми – почти все прекрасно пели под гитару, а моя Таня еще и имела великолепный голос и прекрасный слух. Характерный ижевский говорок оказался прилипчив: в конце похода вся группа начала окать! Наша ленинградка Марина Олешкевич – не молодая, но бывала туристка, за спиной которой было уже множество сложных походов, тоже прекрасно пела под гитару. Старостой группы мы избрали Гену Куликова, приехавшего в поход с женой и пятнадцатилетней дочерью.
Разбившись на пятерки мы образовали пять лодочных экипажей, получивших разные имена. Гармония между людьми или возникает сразу же, или не складывается никогда. Мы подошли друг к другу, как подходят разнородные детали одного сложного механизма, несмотря на многие индивидуальные различия. На удивление быстро все эти прежде не знакомые друг другу люди превратились в дружный коллектив - мы понимали друг друга с полуслова и все делали сообща. Всюду - и в походе, и на экскурсиях после похода, мы жили единой дружной стайкой, не разбиваясь на отдельные группки, вместе пели песни, выученные тут же в походе, вместе справлялись с тяготами туристкой жизни.
Лодки были большие, с деревянным помостом в середине, к которому были привязаны наши рюкзаки и чемоданы. Трое из экипажа сидели на двух парах весел: - мужчина греб двумя, а каждая из двух женщин - одним веслом, четвертый член экипажа управлял рулем, а пятый, сидя на носу, командовал, каким веслом работать, он же искал фарватер, свободный от мелей и заколов. Заколов или кольев, торчавших со дна реки, попадалось множество. Помню, как Валера поразил коллектив, когда, простуженный, полез вместе с инструктором в ледяную воду - снимать одну из наших лодок с «закола», угрожающего пропороть днище лодки. Валера нравился всем. Этот невысокий худощавый парень 29-и лет - мастер на Ижевском заводе радиоаппаратуры, внешне и по характеру сильно напоминал мне моего бывшего однокурсника Витьку Жуковского: та же дурашливая и ласковая манера общения, тонкий юмор, простота и легкость в разговоре.
Трудностей в походе было предостаточно, но они не портили нашего путешествия. Порой мы долго блуждали в «протоках» Мещеры в холодные и пасмурные дни, а вечером на берегу нас поджидала промозглая сырость с дождем. На ночь мы разбивали на берегу лагерь, разжигали костер и ставили палатки, готовили себе пищу и сушили у костра мокрые штормовки. Получив от нашей Марины по сто грамм «наркомовских» в качестве профилактики от простуд, мы, сытно поев, пели наши, уже ставшие общими и любимыми песни и совсем не жалели, что оказались все вместе. В палатках нас мучили комары, ДЭТА почти не спасала, но хорошее настроение стирало из памяти даже эту противную борьбу с гнусом. Удивительно, что несмотря на все эти условия, никто из нас в походе не болел, хотя перед его началом многие ходили с мокрым носом.
Река Бужа отличается от Мещеры быстрым течением и резкими поворотами. Кроме заколов, нашим лодкам начали угрожать «заломы» - низко растущие ветви прибрежных деревьев и кустарников, проходя под которыми на хорошей скорости (мы плыли по течению), приходилось ложиться навзничь и защищать руками голову. Тем не менее, мы шли дружной колонной, обмениваясь по ходу шутками и хором исполняя наш песенный репертуаром: «Вологда», «Хочешь я в глаза», «Сладка ягода», «На реке-речонке утки плавали», «Прощай», «Тихо плачут свечи» и многое другое.
В этом походе мне было хорошо, как никогда. Я любила всех своих друзей одинаково, и они отвечали мне взаимностью. Экипажи доплыли до города Гусь-Хрустального. Десятидневный лодочный поход завершился, и мы, сменив привычные штормовки и брюки на платья, снова отправились на экскурсию в известный на весь Союз завод стекла, где создавались уникальные вещи из хрусталя и художественного стекла. Я воочию увидела, как делается стекло и изделия из него на всех этапах производства. Температура в некоторых цехах, где шла плавка, достигала сорока градусов, но из-за сухости воздуха находиться там было даже приятно. В музее при заводе нам показали уникальные вещи из хрусталя и цветного стекла ручной работы.
За участие в лодочном походе всем туристам выдали именные значки «Турист СССР». У меня такой значок был уже вторым – самые дорогие в моей жизни полученные награды. Впереди ждал город Владимир - последний пункт нашего путешествия. Мой отпуск, начавшийся с короткого, но яркого романа, завершился тем же самым.
Новый роман начался совершенно неожиданно для меня. Валера Блинов, гитарист и душа нашего похода, постоянно дурачившийся со мной на людях, обещая отдать за поцелуй «полжизни», однажды, оказавшись со мной наедине, закончил нашу словесную игру чувственным поцелуем. В его глазах я увидела смущение и поняла, что игра была только прикрытием. Его поступок меня поразил: до этого я не замечала с его стороны какого-то особого отношения ко мне, но случившемуся противиться не стала. К Валере в нашем коллективе все относились с большой симпатией. После дневной экскурсии в Суздаль, Валера снова зашел за мной в комнату, но вместо общего похода на танцы, где отдыхала вся наша группа, предложил прогуляться. Очень скоро мы оказались в лесу и пробыли там чуть ли не до утра. Все заканчивалось точно так же, как еще совсем недавно началось с Толиком.
Валера был совсем не похож на Толика. Толик будил во мне только женщину – меня совершенно не волновало, какая у него душа и какие взгляды! Валера, наоборот, как мужчина меня не трогал, но очень привлекал, как человек: ласковый, добрый и неглупый - совсем не такой, каким он подавал себя всем нам в походе! Он был застенчив и вел себя так, словно действительно испытывал ко мне что-то более серьезное. В следующий вечер и ночь мы снова были вместе. Устав бродить по лесу, уже где-то под утро мы вернулись на турбазу, но расставаться не хотелось - до конца путевки оставалось два дня! До самого рассвета мы просидели, обнявшись, в Валериной комнате, опасаясь разбудить его спящих соседей. В эту ночь мы так и не сомкнули глаз, отчего великолепный Владимир с его удивительными старинными храмами, показался утомительным: нам обоим до чертиков надоели все эти достопримечательности, безумно хотелось побыть еще немного вместе - в тишине и блаженстве!
Из всего Владимира я помню только вид, открывающий взору белую и очень гармонично вписывающуюся в русский пейзаж златоглавую церковь Спаса на Нерли, отражавшуюся в синей воде реки, возле которой она стояла. И церковь была хороша, и состояние мое было удивительным: хотелось танцевать и летать над землей! Даже бессонная ночь не омрачала радости, разве что придавала всему случившемуся ощущение нереальности! Весь последний день во Владимире, мы, наплевав на удивленные взгляды друзей, ходили с Валерой парой. Вечером предстояло прощание с уральской половиной нашей группы: поезд на Ижевск и Оренбург уходил из Владимира на три часа раньше, чем наш, ленинградский.
В последний раз мы все вместе спели на вокзале наши любимые песни. «Прощай! И ничего не обещай, и ничего не говори, а чтоб понять мою печаль в пустое небо посмотри!» Поезд с нашими ижевскими друзьями отправился в путь, а ленинградская группа, сразу потерявшая всех своих главных певцов и гитаристов, осталась на опустевшем перроне, неожиданно осознав, что от нее отрезали ее лучшую половину. Мне было вдвойне тяжело: я прощалась не только с друзьями, но и с неожиданно свалившейся на мою голову новой любовью.
После возвращения из отпуска я ждала письма сразу от двух мужчин: Толика из Солотчи и Валеры из Ижевска. Толик, как я и предполагала, больше в моей жизни не появился, а письмо Валеры, пришедшее практически сразу же, оказалось убийственным. Валера был давно женат и имел дочь. Валера просил у меня прощения за то, что, боясь меня потерять, не решился сказать мне правду еще во Владимире. Ко мне, писал он, он относится очень серьезно и не знает, что делать: «любовь пришла к нему неожиданно и, может быть, впервые в жизни». Валера ждал моего суда и надеялся, что я буду ему писать до востребования.
В подобных ситуациях мне бывать еще не приходилось. Стать причиной чьей-то измены, разрушать чужую семью не только не входило в мои планы, но и казалось ужасным. В то же время я не нашла в себе сил раз и навсегда оборвать наши отношения - я согласилась на нашу переписку.
Если сравнить наши письма, мои – нежные, но разумные и грамотные, и его - сумбурные, но гораздо более эмоциональные и искренние, станет понятным, что из нас двоих любящим тогда был он, а не я. Может, я вообще не способна любить, а только живу в мире вымышленных трагедий и привязанностей, на деле оставаясь их трезвым наблюдателем?
В ноябре из Ижевска пришла телеграмма: «Встречайте самолетом рейс №.... Блинов». Валера устроил себе командировку в Ленинград по сбору рекламаций на проданные в Ленинграде радиолы, которые производил его завод. Устраиваться в гостиницу он не пошел - я предложила ему свою квартиру.
В Ленинграде Валера держался скованно, совсем не так, как в походе, и выглядел застенчивым. Но, оставшись наедине, мы снова начали целоваться. Десять дней продолжался наш преступный роман. Вечером мы бродили по Ленинграду, ходили в театр и Эрмитаж и пели наши походные песни, прячась от дождя под зонтом. Валера говорил мне о любви, и я с удивлением отмечала, что он действительно мучается от двойственности своего положения. В своей любви к нему я была не уверена. Я не требовала от него никаких решений и старалась ничего не планировать. Но мне было хорошо с ним.
Наступил день расставания. В Ленинграде стояла глубокая осень с ее темнотой, сыростью и дождями. Позади остались отпуск на реке и мои романтические прогулки по лесу. «Сладка ягода в лес поманит, горька ягода отрезвит», - вспомнились слова песни из репертуара нашей Тани Опалевой. Прощание было грустным. «Уехал. Подарил цветы. У обоих глаза на мокром месте. Ничего не обещал. Вздыхал. Было трудно. Пошутил насчет бутылки с вином: «следующий раз допьем!» - В какой следующий? - Смутился. Ничего не сказал. Ему тяжело. Относится серьезно. Подарила ему стихи - «Прочтешь – в самолете!». Весь вечер проревела. При нем сдерживалась, шутила...»
Эти дни туманные, дождливые
Пролетели быстрой чередой.
Целовала я глаза счастливые
И звала, забывшись, за собой!
На тебя я права не имею,
Быть твоей виною - не хочу,
Все забыть, расстаться - не умею
И, хоть мне не весело, шучу.
Для прощанья много слов не надо,
Кратких встреч тайком не обещай.
Увези с собой из Ленинграда
Только радость, нежность и ..прощай!
Слишком были счастливы с тобою,
Слишком больно потерять, найдя,
Слишком трудно быть твоей виною
И с другой всегда делить тебя!
После этого я долго ему не писала. Потом пришло Валерино письмо - короткое, испуганное. Почему я молчу? Он каждый день ходит на почту и очень волнуется… Если бы не дочь, все бы бросил и примчался...
Переписывались мы с Валерой очень долго, так и не изменив ничего в наших отношениях. Только со вторым моим замужеством эта переписка приняла иной – дружеский характер, а потом и вовсе закончилась. А наш лодочный поход до сих пор вспоминается как удивительно счастливое время моей жизни.