Их до сих пор не посчитали Былинка

Александр Раков
Их до сих пор не посчитали…»

И вновь я возвращаюсь к теме, за которую кто-то меня ненавидит, кто-то считает «белой вороной», и лишь малая часть поддерживает и понимает. И опять в питерских новостях по НТВ показали семиминутный эпизод о знаменитом кладбище фашистов в Лезье-Сологубовке, где уже захоронено 43 000 останков. Показали, как дружно работают по перезахоронению немецких солдат приехавшие на две недели военнослужащие бундесвера и наши солдаты. Как укладывают в могилу рядами маленькие гробики с костями завоевателей. При этом один из русских в военной форме так отозвался о прошедшей войне: «Вина немцев в войну была не так велика, чтобы мы не могли их простить». А у меня сразу возник вопрос: «Кто дал тебе право говорить от имени всех? Ты завоевал это право в боях? Или ты умирал в окруженном городе от голода, снарядов, сильнейшего мороза зимой 41-42-х годов? Или ты тушил «зажигалки» на крыше или рыл окопы на Лужском рубеже? Или тебя на Большую землю вывозили по «Дороге Жизни»? Да нет, ты вряд ли об этом что-то знаешь. А ты побывай на мемориальном Пискаревском кладбище, где на входе золотыми буквами пламенеют слова: «НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО»?Нет у тебя такого права – говорить от имени мёртвых…

 

СПРОСИТЕ ИХ

«Война, события тех лет

давно расписаны до точки.

И может быть, пора, поэт,

переключаться на цветочки?»

 

«Да, у цветов хороший сбыт,

но вы меня-то не трясите –

спросите тех, кто был убит,

их матерей и вдов спросите».

Глеб Пагирев †1986

 

Ладно, оставим мальчишку в покое – ему до дембеля дослужить надо. Сказал, что приказали – и пошел работать.

А вот настоятель церкви и заодно негласный смотритель и окормитель кладбища протоиеией Вячеслав Харинов не пропустил ни одной редакции, начиная с желтейшего «Московского комсомольца» и кончая крохотными газетками в попытке доказать свою правоту. Неспокойно настоятелю, ибо не всё так гладко и с выдуманной идеологией «примирения», и финансы, регулярно получаемые от Германии, скрыты от общественности: рыльце у кого-то в пушку. Не зря он с началом скандала немедленно уволил бухгалтера – концы в воду спрятать. А прятать есть что, не сомневайтесь… Но далеко не всех журналистов удаётся обвести вокруг пальца: даже «Московский комсомолец» 20 июня 2007 года пером Ирины Бобровой, которая старается быть объективной, говорит правду, прорывающуюся сквозь ложь и время.

«Пять лет назад кладбище посетили два жителя Германии. Даже сегодня их внешний вид выдавал бывших сотрудников СС: квадратые подбородки, тёмные очки, опущенные углы губ, надменные черты лица. На протяжении двух часов о.Вячеслав пытался выбить из них слезу, рассказывая, как фашисты расстерливали здесь местных жителей. На лице немцев не дрогнул ни один мускул.

- У нас нет жалости по отношению к русским. Иван воевал жестоко. Иван воевал так, что не оставил сожаления за то, что мы делали. Мы воевали в соответствии с Женевской конвенцией, и только на советской территории нам пришлось поступиться принципами и забыть о том, что мы дети просвещенной Германии». У меня даже пальцы дрожат от подобных признаний. Чего изверги только не творили на моей Родине, эти «просвещенные эсэсовцы!» И как только они смеют ступать на землю, впитавшую столько русской крови! Я прочитал столько рассказов «примиренца» Харинова, что знаю их почти наизусть. Они повторяются раз за разом с некоторыми изменениями. Жаль, что он никак не уточнит, где же воевал его отец-танкист. Но скоро мы узнаем об этом… Истории его одна фантастичнее другой… «Вот здесь покоится Вольфганг Буфф, - Харинов останавливается у самодельного деревянного креста. – До войны он хотел стать священником. В силу своих убеждений (?! – А.Р) даже на фронте не взял в руки оружие. Этот человек был баллистиком, просчитывал траекторию снарядов. (Так получается, что его расчеты не губили русских солдат?! – А.Р). Он погиб на Синявинских высотах, спасая нашего раненого офицера, но был сражен шальной пулей». Ну просто чудеса в решете!

И последний эпизод. «Осенью 41 года фашисты вошли в Сологубовку и издали приказ: «Пребывание посторонних лиц на территории деревни запрещено. О появлении посторонних докладывать в комендатуру», - рассказывает «хозяин» кладбища. – В той деревне жила женщина, мать четверых детей Ульяна Фенагина. К ней в дом постучался незнакомец и попросился переночевать. Он был русским. Под страхом смертной казни она пустила его в дом… А наутро он пошел и сдал её в комендатуру. Это был наш предатель, который работал на гестапо. Ульяну три дня держали под арестом. Старшие дети приносили ей 9-месячную дочку, которую она кормила грудью. А потом женщину на глазах у всей деревни расстреляли. Через несколько дней от голода умерла её девочка. Эта история как факт военного преступления прозвучала на Нюрнбергском процессе». Еще пассаж. «Каждый год 9 мая на немецкое кладбище приходит российский офицер. Он молча отдает честь и уходит: солдат есть солдат, кем бы он ни был, - поясняет военный». Уверен, у меня нет даже капли сомнения, что это очередная байка бывшего саксофониста у Бориса Гребенщикова.

Так, за кого вы, господин Харинов?

 

Пусть ложная скромность сказать не велит,

Мы все говорить вольны.

Я не был на фронте, но я инвалид

Отечественной войны!

 

Печальнее мне не придумать итога…

Что толку, что стал я умней?

За эти три года моя дорога

В тупик зашла и на мель.

 

И сколько бы ни было всех тех ран,

Дороги мои верны…

Я не был на фронте, но я ветеран

Отечественной войны!

Николай Глазков †1979

Хочу внести ясность: я ни коем случае не требую переноса уже сделанных фашистских захоронений; много набили захватчиков советские воины. Гибли, конечно, и сами. Сотни тысяч незахороненных советских солдаты десятилетиями валяются по лесам и болотам Ленобласти.

 

МЯСНОЙ БОР

Раздвинув сумрачную хвою,

Осмелься ржавый грунт копнуть –

Солдатских звездочек с лихвою

На новый хватит Млечный Путь.

 

Их до сих пор не сосчитали.

Они в траве, в золе, во мгле,

В осколках рваного металла,

Забыты всеми на земле.

 

Кто как и где к земле припавших –

Глуха их участь и слепа –

Останки без вести пропавших,

В пробитых касках – черепа.

 

Цена ль предательства – их жизни,

Ошибок ли чужих цена –

В том разве их, солдат, вина:

Они сражались за Отчизну,

Свой долг исполнили сполна.

 

Так почему, мои родные,

Поверх земли лежат они?

Оплачь хоть нынче их, Россия,

И, как героев, схорони!

Анатолий Гребнёв

 

Так что же предлагает этот надоедливый редактор? А вот что: пусть немцы убитых советских солдат сначала похоронят, а потом уж и за своих возьмутся. А то как раковые опухоли расползаются по России фашистские кладбища. И все по закону: один властитель за безценок отдал половину Германии, хотя немцы были готовы заплатить за снос Берлинской стены любые деньги; другой заключил договор об обихаживании могил в обоих государствах. Вы не найдете случая в мировой истории, чтобы захватчиков с почестями и в таких количествах хоронили на чужой земле.

К слову, наши поисковики жаловались, что немцы ни за что не хотят отдавать им найденные капсулы русских солдат. За свой медальон заплатят, а наши им ни к чему.

 

СОЛДАТСКИЙ МЕДАЛЬОН

Досрочный, но вовремя данный,

Под чёрный сработан гранит,

Лежит обелиск мой карманный

И дату рожденья хранит.

О дате второй и о прочем

Ему не положено знать.

Всё то, что выходит за прочерк,

Скрепляет штабная печать.

Куда там колонке фанерной,

Ракушечной хрупкой плите…

Сработана ладно и верно

Пластмасса на плотном винте…

Пускай он, узнавший досрочно,

И дальше безсрочно хранит

Суть доброй берггольцевской строчки

Про то, что никто не забыт.

Герман Гоппе †

 

Всё чаще думается мне, увидев битву на экране: «Был я иль не был на войне? Был я иль не был дважды ранен?» И неужели, неужель и я бежал в дыму сраженья, и я бросал свою шинель на вражеские укрепленья! Лишь в дни осенней непогоды военные я помню годы. Я точно помню Богучары, Барвенково, бой под Орлом, и дым пылающей Варшавы, Смоленск, охваченный огнём. Но только боль в груди пройдёт – меня сомнение вновь берёт: «Был я иль не был на войне?..» Иль это всё приснилось мне?.. Иван Бауков.

Ветераны уходят, а они устраивают фашистам Soldatenfrithof Sologubovka на церковной земле, да еще с музеем в крипте, да с «книгами жизни», куда каждого найденного фашиста любовно записывают. Я знаю: справедливость восторжествует, не здесь, так на Суде Божием. Каждый из нас получит по заслугам. Но те, которые (небезкорыстно, конечно) устраивают этот трагический спектакль на костях защитников Родины, будут наказаны строго. И Отчизна моя когда-нибудь, пусть и после меня, очистится от раковых метастаз фашистских захоронений. Вы только вдумайтесь: шестдесят три года прошло! а у нас всё руки до погибших не доходят. В Белоруссии начальствует мудрый человек, как бы его ни ругали недруги, и давно уже земля пухом приняла в себя останки защитников. А у нас другие заботы: «Забота наша такая, забота наша простая: жила бы страна родная – и нету других забот…».

Не знаю, как вам, но мне стыдно. И всё, что я могу – поминать в молитве без вести пропавших русских воинов, в большинстве своём – мальчишек безусых, живот свой за Родину положивших. И вас прошу поминать – им от молитвы немного легче становится. Но пока останки не захоронены – не будет у нас покоя, и несчастья нас будут одолевать. Поменьше смотрите в рот Западу: у них только обогащение на уме, ничего святого не осталось – одна видимость.

Помните: «НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО». Пусть эти слова стучат в ваших сердцах.

 

БАЛЛАДА О КАСКАХ
Убили друг друга когда-то
Два разных по крови солдата.
Один прошептал: “Gott mit uns!”
Другой: "Умираю за Русь!"

Утюжили пахоту танки,
Солдат засыпая останки,
А время безстрастно летело –
Земля поглотила два тела.
Остались на поле две каски –
Стальные, защитной окраски.
Но ржавчина сделала дело –
Две дырки в металле проела.
Тянулась на солнышка ласку
Ромашка сквозь русскую каску.
Сквозь дырку немецкой – змея
Скользила, угрозу тая.
Играли мальцы без опаски,
Заметили старые каски –
Два эха войны мировой,
Два знака вражды групповой.
Убили змею пацаны,
А каски забрали с собою –
Приметы далекой войны,
Приметы смертельного боя.
Стояла ромашка красиво,
Как памятник сыну России,
А мертвой гадюки дуга
Валялась, как сабля врага…
И даже земля различала
Два разных –
по духу –
начала.
Георгий Зайцев