Родная

Обитый жемчужного цвета МДФом кабинет инспектора налоговой службы серой обыденностью тяготил душу. Солнце осенним закатом глядел через пластиковые, давно не мытые в пыльных крапинках окна. Даже музыка в компьютере не помогала прогнать хандру. До конца рабочего дня еще сорок семь минут, уже сорок шесть показалось в нижнем левом углу монитора. Осеннее солнце щипало колючей теплотой через стеклопакет и мешало сосредоточиться.
Зазвенел телефон. Звонил «Дом». Странные существа эти жены. Около двадцати лет пять часов заканчивается его рабочий день, но она должна обязательно позвонить и спросить: «ты долго еще будешь?»
- Ровно через сорок с половиной минуты, - и через не хочу, добавил; - родная.
Жена его хороший человек. Добрая полненькая, с вечно тревожным взглядом черносливных глаз. Недавно подстриглась под каре и стала похожей на учительницу по физкультуре. Вначале стеснялась новому имиджу. Сын, стараясь не обидеть ее в шутливой форме согнутыми  в лодочки ладонями, невесомо подкидывал ими вверх, вдоль ушей...
- Идет же мне такая стри-ижка, Гасанбек? – пародировал он мамину кокетство.
За окном плавно и стремительно, следя за дорогой, промелькнула голова в цветастой косынке и через некоторое время неуверенно постучали ему в дверь.
Это было новшеством. В отделе еще никто так  неуверенно не стучал в дверь его кабинета. Посетители в конец рабочего дня исключались.
- Ворвись,- безучастно предложил он, не отрываясь от монитора. Он думал, что кто-то из отдела решил с ним подшутить.
Дверь открылась резко, но наполовину.
Он лениво с недовольством слегка  повернул голову, и сверху  очков посмотрел на визитера. Потом медленно повернулся туловищем, все еще подпирая скулу большим пальцем, а указательным касаясь полной  щеки.
- Вы, Гасанбек? - услышал он незнакомый бархатистый уверенный голос.
Незнакомка как застывшая остановилась ногами в коридоре, головой в кабинете, придерживая левой рукой, косяк дверей и было такое ощущение, что она вот-вот упадет вовнутрь.
Девушка было одета по-домашнему в яркий кружевных цветах жакет над блузкой, в черную до колен облегающую юбку, а волосы плотно перевязаны платком, так, чтобы не было видно волос. Из-под него торчали половинки мочек, на которых висели недорогие серьги с голубоватыми камнями.
- Да, если я не ошибаюсь, - ни впопад ответил инспектор, откидываясь на спинку стула.
На ее искательном лице  озарилась полуулыбка растерянности от его неожиданного ответа.
Она выпрямилась из своего непроизвольного положения, будто вспоминая что-то далекое неясное. Рука, которая держала дверную ручку, плавно приложила к наполненным грудям. Левую ногу косолапо остановилась на паркете, касаясь только носком, и слегка шевелила пяткой, оторванной от сабо на низкой подошве.
- Если уверены, то вас вызывает Али Алиевич, - блеснув чернотою глаз, вскинула крашенные тушью веки и прикрыла дверь.
Когда он зашел  Али Алиевичу, она слегка привстала, поднимая плотный зад от кресла-каталки, приветствуя этим вход мужчины в помещение, потом обеими руками пригладила юбку от пояса до щиколоток и села. Его хлесткий взгляд успел заметить ее гладкую и нежно-эротичную шею.
Как только Гасанбек зашел к начальнику, она томително-вопросительным взглядом посмотрела на стену напротив и покачала головой. Она узнала его и была этому не рада. Какое мучение каждый день находиться рядом с ним….
Вечером, когда шел с женой домой, слегка выпив у соседа, по поводу становления его настоящим дедушкой (после двух внучат родился внук, и ему вручили удостоверение «настоящий дедушка» в красном переплете), он вспомнил ее. Воровато посмотрел на супругу и нашел, что новая секретарша на работе телосложением напоминает ее в молодости. Угольки зрачков в молочной белизне глаз, покатые плечи и приподнятая наливная грудь. Плотные бедра в облегающей без складок юбке из искусственной материи черного цвета до колен. Нежные щиколотки, над пухлыми икрами ног и косолапо выставленная в стойке, в колене согнутая левая нога. Секретарша руку прижимала к грудям, а жена закидывала ее за спину и покоилась на изгибе поясницы и бедер.

…Этот нежный и млеющий стон удовольствия Барият услышала в порыве разочарования не сбывшегося оргазма, стоя в душе, после того как отключила воду.
Женщина за стеной стонала так ласково и умиротворенно. «Родной ты мой, когда ты закончишь, так неустанно и сладко меня мучат. Я же могу умереть»…
«От этого не умирают», - услышала она ответ мужчины….
Ей даже стало стыдно, что она случайно стала свидетельницей интимной сцены соседей и хотела выйти из душевой, но сверхъестественная сила похоти удерживала ее. И услышала финиш, конец, который был великолепен своей одновременностью. Они неистово, разом, будто из одного глотка единовременно ойкнули в стоне и замерли.
Барият  выбежала из ванной, с презрением посмотрела на дрыхнущего молодого мужа, который после непродолжительного акта спал здоровым сном младенца. Его умиротворенное спокойное сонное состояние отразилась в ней сгустком ненависти.
Когда она вычислила соседа, который заставлял изнемогать свою партнершу в неге, она была так удивлена, что несмелая улыбка застыла на ее смышленом лице.
Такой незатейливый, не первой свежести мужчина около пятидесяти лет, с треплющимися на ветру остатками на черепе темных волос. Свисающий с округлившейся «трудовой мозоли» модный галстук при ходьбе так странно бился ниже пупка треугольным концом. Круглое уже задетое возрастом с покойным равнодушием лицо офисного чиновника. «Неужели это он», - не могла поверить Барият. Какими только чертами не представляла она соседа, но только не такими, какими он предстал перед ней
«Как это он кабинетный червяк, может заставить так сладострастно стонать такого же возраста жену?» - задалась она вопросом, вспомнив своего возлюбленного спортивного телосложения молодого мужа, который эгоистично вел себя в постели.
Следующий день за чашкой чая он увидел ее такую лучезарную и испытывающим взглядом томных и темных глаз, словно в разведку пуская в его сторону любопытством наполненные зрачки. Она только вчера приступила к работе. Замужем, полгода как родила ребенка. Не до конца отдохнув в декретном отпуске, вышла на работу, ради того, чтобы развеется от домашней скуки.
Второй раз, когда она пришла к нему с журналом для входящей корреспонденции, он сверху очков посмотрел на нее, после ответного приветствия. Сдвинул оптическое приспособление на кончик носа и окинул ее взглядом всю, с ног до головы. А темные ее блестящие зрачки застенчиво блуждали по его уже порядочно облысевшему пробору, и торопила время, чтобы быстрее уйти от него, а он растягивал удовольствие присутствия рядом молодости, дотошно медленно  знакомясь содержанием письма. Краем глаза он видел округлую чашечку неописуемо согнутого колена под черной колготкой и полное, слегка выставленное вперед бедро под облегающей юбкой, которую от волнения медленно и нежно качала,  слегка касаясь  паркета носком туфли. Крутой изгиб зада и плоский живот, кто из мужчин может остаться равнодушным! Исподлобья, как из укрытия медленно поднял взгляд и вновь  заскользил по всей ее фигуре и медленно поискал ручку на столе…
- Вот здесь, - указала она, почти грубо на галочку в журнале, где он должен был расписаться.
Он старательно медленно обозначил в указанном месте автограф и спросил:
- Как тебя зовут? - словно неожиданный хлопок от петарды прозвучал для нее его вопрос.
Она нервно закрыла журнал и привычным движением прижала к груди и, стоя в полуобороте, повернула голову и сверкнула дегтярным взглядом сквозь бархат ресниц.
- Барият, - ответила она официальным канцелярским тоном, но сама не торопилась уходить.
Вдруг опомнившись, что ее поведение Гасанбеком может быть принято не так, повернулась на месте и  широким шагом вышла из кабинета.
Он сбросил на стол сверх корреспонденций очки. До хруста в позвоночнике потянул руки вверх и перед глазами закачались половинки ее обтянутого зада без очертаний трусиков. «Возможно, носит стренги», подумал он, - Эх, запоздалая страсть, неужели ты нагрянешь так внезапно, как зубная боль».
С работы ехали на одной маршрутке. Машина его находилась на ремонте. Он так незатейливо и внезапно накрыл тыл ее ладони своей рукой, когда она вытаскивала деньги, чтобы оплатить за проезд и так глубоко и проникновенно посмотрел карим оттенком блестящих глаз в ее бездомные и тихо покоящие глаза, что, она отшатнулась и замерла как пораженная током.
- Выходи, я оплачу, - сказал он так мягко и ласково, что она покорилась без сопротивления и несмело высвободила руку из плена, спрятала взгляд. Поблагодарила и  вышла. И снова ее ягодицы свежестью парного молока унесли его взгляд за собой в пространство и ревность, что не он, а какой-то «молодой человек» пользуется этими прелестями, окутала его суть какой-то  язвенностью.
Потом она попросила его помочь ей разобраться в Экселовской таблице. Он нарочито, пока она не успела убрать, накрыл  ее руку, которая держала «мышку», своей лапой. Барият резко высвободила руку и убрала ее под стол. Подальше от греха.
Каждый день он с нетерпением ждал ее прихода. Она, открыв дверь, выжидающе останавливалась в дверях, будто хочет застать его врасплох. Больше она не стучала. Ее приближение он чувствовал по раскидистой и  шумной походке. Но взгляд ее, не обустроенных в своей орбите глаз, где зрачки танцевали твист, не подчинялся хозяйке и искал встречи с его янтарным взглядом. Все в нем она находила прекрасным. Его тучность и медлительность, и плешивый пробор, и слегка округленный живот (это придавало ему солидности, так думала она). Потом в ищущем блеске понурив глаза, непринужденной напористой косолапой походкой подходила к столу, почти сбросив на стол журнал, вытаскивала, адресованное письмо, и плотные ее прелести в полуметре от него дышали негой на уровне плеч. Он очередной раз отодвигал очки на кончик носа и говорил:
- Начинай, красавица, мучат, и радовать меня, - и голос его для нее звучал так сладко и отрывисто, по слогам отражаясь в ушах.
Она, превратившись вся во внимание, застывала изваянием.
Он горел неописуемым искушением дотронуться до ее прелестей.
Постепенно она стала приходить к нему под разными предлогами, а он делал вид, что не замечает частоту ее посещений. Она как посыльная приходила к нему пригласить на чаепитие. Однажды, дойдя до дверей, она повернулась, чтобы еще раз посмотреть на него и, задумавшись, спросила:
- Может вам принести сюда, если вы заняты? – спросила она как бы невзначай.
- Если тебе не трудно, родная, - ласково согласился он, как большой ребенок, снимая очки и касаясь их наушником, начала губ.
Бария собрала гузком ротик, выражая этим свое  недовольство от услышанного, и вышла иноходью. Чай принесла, но положила на стол с одолжением, и небрежно бросила горстку конфет.
- Не называйте меня больше так, - сказала она, остановившись  вполоборота и прижав согнутую в кулак ладонь, в которой держала рукав жакета, и прижала к круглым грудям. Так рядом с ним она еще не стояла. – У меня есть муж, который может говорить мне такие слова.
Он несмело, с какой-то отеческой заботой коснулся ее локтя, а нутро пузырилось взболтанным шампанским.
- Ни, ты, ни я не виноваты, что ты такая прелесть и стала мне родной с первого же дня.
- Этим вы мне делаете больно.
- Больно, родная, тогда, когда чувствуешь, свою беспомощность перед сложившейся реальностью и ничего не можешь изменить.
Она отдернула локоть и засеменила, чеканя шаг.

Ночью, после непродолжительной соитии, пропустив первым мужа в душ, пошла второй, в надежде, снова услышать настоящее занятие любовью. Она прождала около получаса, но тщетно. Она, сама того не замечая, каждый день сторожила их интимную близость в надежде снова услышать их и удача ей улыбнулась.
Она снедаемая и угнетаемая ревность плакала под худыми струями душа, слыша ее трепетные слова наслаждения и их единовременное завершение процесса. Он всегда молчал. Только в начале говорил затяжное: «родная», а в конце один единственный крик, который заставлял Барият раствориться в неведомой мгле.

После окончания рабочего дня он вышел посмотреть, уехал ли начальник отдела. Машины не было, и через не прикрытую дверь увидел, как под окном проплыл островок ее платка,  поспешил обратно в кабинет. Он по наитию почувствовал, что она идет к нему.
Стук ее шагов прошелся по его телу и озноб волнения как при первом свидании под тополем за стеной интерната, в десятом классе встряхнуло его конституцию, и он как подкошенный сел на стул.
Она дернула дверь, напротив его кабинета, после постучала, а потом дернула ручку его двери и резко толкнула и разам объявилась, не отпуская ручку, остановилась головой в кабинете, а ногами в коридоре. Под тяжестью грудей платье оттянулась, и нарисовались соски и через декольте он увидел белоснежную прогалину ее плотных грудей. Она поймала его взгляд, но не предприняла никаких движений и таким наивным и беспристрастным видом посмотрела на него, повергнув его в невесомость, и строго спросила:
- Что, они уже ушли? - незаметно кивнула головой на противоположную дверь.
«Как будто ты не знаешь», - хотел было сказать, - но ответил опустошенным голосом: - Как видишь, родная.
И не в силах был убрать пошлый взгляд от ее декольте.
Она резко в порыве закрыла дверь и ушла.
Потом она приходила за каким-то документом и становилась уже совсем близко и, только прикоснувшись его руки забирала бумагу или флешку.
- Он не заходит, - сказала она кокетливо, стараясь, вложит флешку в гнездо провода от процессора.
В значение сказанных слов они вместе вложили интимную сторону и переглянулись.
- У меня опыта больше, дай я засуну, - погладив руку, забрал он провод и флешку.
- В этом деле без сомнений у вас большой опыт, - двусмысленно ответила она.
- Откуда ты можешь знать о моем опыте?
- Вы сколько уже работаете на компьютере, - в ожидании, трепеща и пряча взгляд, ответила она, и дрожащие нотки не остались им не замеченными.
Потеряв контроль над собой, он подсознательно взял ее руку. Она не противилась вначале. Но когда почувствовал, что хочет, забрать руку, зажал ее и потянул к себе.
Она в упор посмотрела ему в глаза, глазами полными страсти.
- Отпустите, - выдернула она, но взгляд не сняла, - не делайте такие вещи, за которые я буду вас ненавидеть.
Он встал рядом с ней, схватил ее одной рукой за талию, другой прижал в области лопатки, чтобы прикоснуться к ее груди, и нагнулся, но «трудовая мозоль» неудобно выпирала.
- Я хочу, чтобы ты возненавидела меня и уберегла нас от неизбежного греха.
Она встрепенулась, часто задышала, отталкиваясь согнутыми локтями об его грудь и пряча в кулаках лицо, чтобы он не смог ее поцеловать, и заплакала.
Он постепенно расслабился, снедаемый горящей плотью, которая отдавалась пульсом в висках и дрожью в теле.
Барият медленно скользнула спиной по МДФ и села на корточки, пряча лицо в руках. Плечо платья отошло  в сторону, и он увидел, малиновую лямку ее бюстгальтера.
Он посмотрел в потолок томительным взглядом. Вздохнул глубоко, глубоко, наполняя кровь кислородом, и успокаивая этим бушующую внутреннюю бурю. Потом нежно положил ладонь на ее голову и потерянным голосом сказал:
- Поплачь, родная, поплачь.
Он встал рядом с ней, облокотившись к стене и почему-то вспомнилось как двадцать пять лет назад, соскользнув по шершавой коре тополя, остановилась на корточки его будущая жена, всхлипывая в полумраке ночи, от того, что он супротив воли неожиданно поцеловал ее в губы. А она при этом, задыхаясь, несмело колотила кулачками все убивающейся частотой его в грудь.
Вечером он получил СМС «вы мне сделали очень больно! а если бы я не сопротивлялась???»
А ночью в ванной, она услышала сладостный шепот за стеной, которая прервалась от  неожиданного «О-ой!», потом, будто из небес от невидимых ангелов она услышала «родная». Барият прижала сжатые кулаки к вискам и вышла в спальню. А там пьяный и полураздетый, лежал молодой муж. Она еще раз от всей силы сжала кулаки, и при этом казалось, что ее малиновый бюстгальтер лопнет от натуги.
Через день в конец рабочего дня она снова открыла дверь и снова остановилась так же резко как прошлый раз – наполовину в коридоре, на половину в кабинете.
Он дрожащим голосом сказал, подожди, поедем вместе.
Она вошла несмело, горящими глазами и, не ведая, что творит, подошла к нему, сидящему вплотную. Несмело положила к ее темени дрожащую руку, потом прижала его лицо к горячему в конвульсиях дрожащему животу. Он кончиком носа проник ей в пуповину, но это неудобство только обострило его желание. Груди теплой нежностью медленно прижались к широкому облысевшему лбу.
- Пропала я, Гасанбек.
Он несмело, все еще не веря в происходящее, обеими руками обнял вожделенную свою мечту, неуверенно вонзая в мякоть половинок пятерню. Потом руки соскользнули по плодным бедрам, до нежных щиколоток и как раненый тореадором бык взревел и, одним махом вздернув подол юбки, опрокинул ее на стол и закинул галстук на плечо.
Она протяжно застонала и услышала далекое «родная».
Она носила стренги, и была его второй женщиной.
Через месяц он уволился, чтобы не причинить боль той, с которой жил двадцать пять лет и не знал измен.
Она больше не задерживалась в ванной.


Маджалис, 20 декабря 2012г.