Беременная Наташа вот уже восемь месяцев пребывала в чудесном настроении. Все время ходила по квартире и напевала или разговаривала с ребенком. Правда, она не знала, кто это: мальчик или девочка, поэтому она называла ребенка «малыш».
Беременность проходила легко, без каких-либо осложнений, только по утрам ей тяжело было просыпаться, и, в результате, она вставала только часов в одиннадцать. И вот в это уже дневное время ей снились сны. При этом Наташа до последнего была уверена, что все происходит в реальности. Например, заходили в комнату мужчины и женщины и строгим голосом вопрошали: «На каких таких правах находится здесь, в мужском общежитии, беременная женщина?» Наташа знала, что это происходит наяву, но не могла открыть глаза и ответить, что она здесь временно, с мужем, и скоро они отсюда съедут, как только найдут и снимут комнату в коммуналке.
Еще немного портил настроение тот факт, что на еду не хватало денег до зарплаты мужа, а взять взаймы не было возможности, так как она никого не знала, жила здесь полулегально, поэтому старалась как можно реже выходить на улицу. Выходила она только погулять по парку и зайти в магазин за продуктами. Но в магазине она не была уже два дня, не было денег. Муж молчал, она не спрашивала, не дает, значит нечего дать. До зарплаты оставалось еще 4 дня. Если написать маме, то она обязательно пришлет, даже последние, но это будет еще дольше, чем дадут зарплату.
Мужа своего, Саньку, Наташа сильно любила. В какой-то степени и за красоту. Правда, был в их отношениях один неприятный случай. Это когда она сообщила ему в письме, что беременна, а он не ответил. Но потом, когда они встретились, Санька объяснил, что никакого письма от нее он не получал.
Сегодня она опять встала с большим трудом. Открыла холодильник. В нем плавал в трехлитровой банке один соленый огурец, лежал небольшой кусок докторской колбасы, два яйца, маленькая банка майонеза, заполненная на треть, скукоженное зеленое яблоко. Под мойкой нашлось две картошки. «Отлично, как раз на салат «Оливье», - обрадовалась Наташа. До вечера я как-нибудь дотерплю, чая попью, а вечером они вместе поужинают. И, возможно, Саша уже догадался, что у нее нет денег, и занял рублей пять у ребят на работе.
От голода немного подташнивало. Она вслух говорила: «Спокойно, малыш, терпи, вечером будет салат «Оливье». До прихода мужа оставалось полчаса, салат в красивой миске, подаренной им на свадьбу, стоял на столе, нашлось и два сухарика.
Саша пришел, как всегда, уставший, переоделся, помыл руки. Она крикнула ему из кухни, где заваривала и разливала чай: «Садись ужинать».
Когда Наташа вошла с чашками на подносе в комнату, Саша лежал на диване перед телевизором и похрапывал, а на столе стояла пустая чашка из-под салата, сухариков тоже не было.
Она тяжело опустилась на стул. Все вокруг было как всегда, но она была уже не она. Она точно знала, что пять минут назад она его, Саньку, очень любила, а сейчас она уже не любит его. «Нет, так не бывает, так не может быть, - лихорадочно думала она. – Пройдет, забудется, простится, перемелется, как говорила мама».
В ней зашевелился ребенок. «Хочет есть, что же делать-то, что делать? Спокойно, малыш, спокойно, завтра я обязательно что-нибудь придумаю», - сейчас на ум ничего не приходило. Ее стало знобить. Машинально выпила две чашки чая с сахаром. Ребенок затих.
Наташа побрела в спальню и накрылась с головой пледом. Вспомнился давнишний диалог с мамой:
- Ну, замуж, так замуж, как твоя фамилия-то будет теперь?
- Паукова (мама даже вздрогнула). Какая-то не очень фамилия, может свою оставишь? Красивая ведь у тебя фамилия – Ямпольская.
- Мама, ну какая разница, мы же любим друг друга, а если Саша обидится?
На следующий день она встала рано, вышла на лестничную площадку, и постучала в соседнюю квартиру. Вышла женщина лет сорока.
- Вы не могли бы одолжить мне три рубля до вечера, очень нужно?
- Конечно, милая. Как сможешь, так и отдашь, ты ведь соседка наша? Давно хотела зайти к вам, познакомиться, а то живем рядом, а ничего друг про друга не знаем.
- Да, я обязательно отдам, сегодня же. Спасибо Вам.
Вернувшись домой из магазина, Наташа быстро поела и стала искать в документах свой паспорт. Увидела Сашин комсомольский билет, открыла его. Там стояли отметки о заработной плате и членских взносах. Она хотела уже закрыть билет, но взгляд упал на цифры. Она не поверила своим глазам. Размер зарплаты был в два раза выше, чем Саша отдавал ей. К голове прихлынула кровь, сердце заколотилось, а ребенок зашевелился. «Спокойно, мылыш, спокойно. Нам нельзя волноваться, никак нельзя», - бормотала Наташа. Теперь ей казалось, что и письмо то, где она сообщала ему о беременности, он получил, но не отвечал специально, думал, что она, Наташа, не получив ответа, сделает аборт.
Заложив в ломбарде свое обручальное кольцо, она поехала на вокзал, купила билет домой. Затем вернулась, зашла к соседке, отдала ей деньги. Быстро стала бросать вещи в сумку, при этом постоянно шептала: «Спокойно, малыш, спокойно. Мы едем к бабушке, бабушка нас любит, бабушка никогда не предаст, ты главное, не волнуйся».
На поезд она опаздывала, и когда бежала по ступенькам вниз в метро, подвернула ногу и полетела кубарем вниз. Подбежали люди, подняли, стали отряхивать, спрашивать, как она. Она не слышала, что ей говорили. Она побежала и все время шептала: «Спокойно, малыш, спокойно. Ну, подумаешь, покувыркался немножко, и что? Ты же в водичке, успокойся, прошу тебя».
Наташа бежала по перрону, по лицу непрерывным потоком текли слезы, волосы развевались на ветру, и прилипали к сырым щекам, сумка была тяжелой, а до отправления поезда оставалось всего три минуты. Она бежала изо всех сил к новой, другой жизни, жизни без него.