Любовь к бритью отец привил мне, сам того не ведая, ещё в раннем детстве. Все бритвенные принадлежности мы с братом, когда дома никого не было, доставали из шкафа и рассматривали по отдельности. Металлический хромированный стаканчик с кусочком душистого мыла, опасная бритва, помазок. Бритва периодически правилась на офицерском ремне. Я не помню, чтобы мы в детстве наблюдали за отцовским бритьём. Вставал он значительно раньше нас, поэтому, когда мы просыпались, уже был выбрит.
Яркое воспоминание из детства. Мы с отцом оказались в Себеже, районном центре на границе с Латвией и Белоруссией. В Себеже парикмахеры, фотографы, сапожники, врачи и аптекари почти все были иудеями. До революции они составляли бОльшую часть жителей. Сейчас соотношение другое. А кладбище самое большое то ли польское, то ли еврейское.
Среди прочих дел у отца был запланирован поход в парикмахерскую. Это дело в его планах отличалось от других. Я, ещё маленьким, уловил в его словах предчувствие чего-то хорошего, приятного.
Одноэтажный кирпичный дом недалеко от автовокзала и базара. Вошли внутрь, в ноздри сразу ударил запах праздника с примесью чего-то тревожного. Праздник – это понятно, одеколон и духи. А что меня встревожило, до сих пор не знаю.
- Постричь и побрить – сказал отец, поздоровавшись, и направился с старому, в меру опрятному, еврею. Тот заходил мелко вокруг стула, бормоча и как бы чуть кланяясь. Зазвякали блестящие инструменты, защёлкали ножницы с неимоверной быстротой. Полубокс или бокс (уж не помню теперь) оформился быстро и красиво.
- А теперь бриться, милствпн!- забормотал старик. Быстро смочил полотенце в горячей воде (видел, как пар поднимается), сложил его неширокой полосой и, зайдя сзади, прижал горячее полотенце к лицу и шее отца.
- М-м-м – донеслось из под горячей ткани. Я стоя у косяка, напрягся. Парикмахер что-то защебетал на почти непонятном языке. Всё, мол, в порядке, как бы говорил он именно мне. Отец сидел покрасневший, но довольный.
Старик очень тщательно взбивал пену в маленьком медном тазике. Клочья пены брызгали по сторонам. Добившись требуемой густоты, еврей наносил пену уверенно и щедро, как художник иногда делает сочные мазки. Не переставая ни на минуту говорить, схватил опасную бритву, поводил ею по какому-то предмету на столе. Надавил пальцем на щеку, посмотрел…, подождал ещё чуть-чуть.
Наконец началось священнодействие. То, чуть касаясь головы одной рукой, другой снимал пену, сбрасывая её ещё в один сосуд, то, крепко ухватив отца за нос или ухо, точными движениями удалял мельчайшие островки пены. Это была работа Мастера. Безостановочная, чуть заискивающая речь создавала атмосферу расслабленности, доверия к процессу. Сколько раз я внутренне сжимался, когда опасная бритва готова была срезать часть уха или нос, но ювелирная точность хозяина острейшего орудия не позволила нанести ни малейшего урона.
Завершилось бритьё опять же горячим, но уже не настолько, полотенцем. И оно не прижималось, а смывало, поглаживая кожу, остатки пены. Потом полотенце из холодной воды – и клиент готов.
Из парикмахерской отец вышел помолодевшим, сверкая, как медный грош. С хорошим настроением отправились мы на базар купить мне сластей. Да и маме с братом приятно будет получить что-нибудь вкусненькое. У меня было два повода для радости: во-первых, отец остался жив и даже не ранен,(следя за взмахами бритвы-сабли, всякие мысли копошились в детской голове) Ну, и главное - набить живот чем-нибудь вкусным.
Меня бритьё, как процесс, всегда настраивает на весь последующий день. Намыливание обязательно пеной, не гелем; непременно кисточкой или помазком, как говорили раньше. Пена должна лечь ровно, но не слишком густо, а в самый раз.
Даже если проспал, не надо спешить. Очищение кожи от растительности требует внимания и сосредоточенности. Пару минут ждём, пока пена не впитается. Потом, хорошим бритвенным станком или опасной бритвой доброй немецкой компании Solinger, начинаем действо.
Электрические изыски я оставил ещё на службе. Мне перед уходом в Армию подарили электробритву «Нева». Брить в то время было особенно нечего, да и украли её у меня на третий день пребывания в казарме. Ну и правильно! Вон, у грузина или армянина, например, такой кустарник на лице за день вырастает, устанешь просеки расчищать. А мой пух раз в неделю можно вафельным полотенцем согнать.
Кто-то начинает бритьё с левой щеки, кто-то с правой. Я первую полосу веду от кадыка. По мере расчистки растительности взгляд становится осмысленнее, в голове начинают появляться разные мысли; наступает момент полного и безоговорочного пробуждения. Даже если вчера встречался с друзьями и этот факт явственно отражается на лице.
С уверенными взмахами бритвы процесс заканчивается полной и безоговорочной капитуляцией противника . То, чему позволено расти, процветает в резервации над верхней губой или в строго отведённых местах на подбородке (ареалы называются «усы» и «борода» или «бородка»).
Бород на свете есть великое множество, начиная от маленького пятачка на подбородке (ффу!) до староверской метлы до пояса. Мой дед (двоюродный, остальные погибли) был колоритным старовером. Седая могучая борода от глаз до пояса, огромные кустистые брови, чуть пожелтевшие усы. Вдобавок крупный властный нос. Поэтому подрабатывал дедуля в Академии художеств и на Ленфильме, честным трудом добывая себе лишний рублик карманных сверхпенсионных денег. Пивка после бани; опять же, с друзьями посидеть без женского глазу.
Возвращаюсь к бритью. Гладко выбритая физиономия уже не выглядит устрашающе. Теперь смыть остатки пены горячей водой (о-ой). А вдогонку вдумчиво поплескать самой холодной (бр-р!). Ну-ка, что это за орёл смотрит на тебя из зеркала? Взгляд уверенный, лицо в меру розовое и гладкое, прям красавец! Дык это ж я!!!
Всё, готов к любому испытанию.
PS. Опасные бритвы сейчас не в моде. Человеку, привыкшему управлять миром с помощью мышки, сложно работать режущим инструментом. У нас во всю пропагандируется «…лучше для мужчины нет!». Ан есть! И много чего есть, но реклама об этом умалчивает. Брейся в жилетку, и дело с концом! Так что, ищите и обрящете. И будет вам счастье.
На десерт анекдотичный случай о бритье.
Девушка ушла в ванную и подозрительно долго не выходит. Наконец из-за двери раздаётся:
- Са-а-ша!? –
- Да! –
- Скажи, как ты губы бреешь? –
- Языком подпираю! –
Задумчивое молчание, потом вкрадчивый голос:
- А мне не поможешь? -