Этот рейс не будет последним, никогда. Хочется крикнуть: «Слышите, у меня никогда не будет последнего вылета!».
Но, вряд ли кто услышит, вряд ли кого я задену этими словами, я просто улечу, сегодня, сейчас. Откроется люк, я снова увижу самолет и небо. Уж не знаю, смогу ли я выдержать полет, смогу ли снова выжить среди всех напастей, но… Иногда мне кажется, что призрачно-голубое небо слишком маняще, оно слишком спокойно, чтобы оставить равнодушным. Может у иного человека и не возникнет такой мысли, сорваться и взлететь, а вот у меня возникнет, возникнет уже по той причине, что я не могу сидеть на земле, призывно вздыхая, глядя на небо.
Одних небеса благословляют, другим сулят беды и страдания, кто-то обожествляет их, но я вижу в них поток, стремление, мое стремление оторваться прочь от земли.
- Ничего себе! Парень, ты что, решил пролететь там? - Мой помощник посмотрел на, изрыгающего пламя, мрачный вулкан, который красовался где-то вдали, но не на столько, чтобы быть безопасным, особенно для моего полета.
- Ты, главное, подготовь все, чтобы этот полет не оказался последним, - не став отвечать на его вопрос, сказал я.
- Я слабо верю, что крылья смогут пролететь, только Ив Росси делает такие трюки и то, крылья то у него сами не летают, он приземляется на парашюте!
- Прекрасно, надо расти!
Из самолета, я, как и Ив Росси выехал на специальных роликах, а дальше…, а дальше невероятный шум ветра, где-то земля, потерявшая объем из-за высоты и вулкан, над которым, почти над самым пеплом должен пролететь я. Еще на земле, летчик попросил меня передать привет Сатане, когда я буду над жерлом, это было вместо наставления, а мой помощник просто крикнул: «Рок-н-ролл!».
Крылья должны были управляться с помощью специальных сенсоров, прикрепленных к моей голове, что-то вроде искусственных частей тела, что прикрепляют инвалидам, только крылья во много раз чувствительней, да и есть подстраховка, если перестанут реагировать на нервную систему, то будут слушаться движения моего тела, если нет, то в ход пойдет ручное управление, а если все пойдет крахом, то мне поможет парашют – чудесное изобретение человека, дарующее свободу и спасение. Но, крылья мне оставит их изобретатель, если я смогу с помощью них и приземлиться, не знаю как именно, но специальное топливо превратило крылья, почти в реактивный ранец. Страшно ли мне? Страшно было в самолете, а сейчас, я не думаю о падении, мне некогда ощущать ужас, хотя адреналин хлынул в мою кровь, я сосредоточен, меня нет в этом полете, я полностью растворен в нем.
Несколько завитков, чтобы яркий шлейф из дымовых шашек, что прикреплены к моим ботинкам, запечатлелся у самого вулкана, на радость фотографам и зевакам, и к вулкану.
Жарковато! Вулкан как-то не дружелюбно встречает, кто знает, может, как полыхнет и прощай все! Жалко будет крылья, да, хотя, какая потом мне будет разница!
Какой дым! Одна надежда на специальный костюм и респиратор, а все равно страшно, скорей бы пролететь над ним, в этом самая соль, пролететь, пройти там, где тебе страшнее всего, там, где все превращается в единый страх, какое в этом удовольствие, удовольствие бывает не только там, где тихо и спокойно, то там, где можно что-то превзойти, а труднее всего превзойти самого себя.
Жуткий пепел начал вырываться из жерла, видимо так рождались легенды о драконах, о богах, в тот момент, когда человек сталкивался с такими вот явлениям и чувствовал свою ничтожность перед ними. Ближе, еще ближе и еще жарче, почему – то, кажется, что я не вернусь.
Ужасно! А не страшно! Вот это жар и…, я ничего не вижу. Я граничу между паникой и сосредоточением, все равно никуда не деться, но страх и инстинкт самосохранения хотят вырваться откуда - то из глубины, да… Вот это выброс! Даже через специальный костюм, я ощущаю жар, какой ЖАР! ЖАР! КАК ЖАРКО!...
- Меня пугает только первый реконструированный, - я слышал шепот, откуда – то вдали, неужели это лекарства так действуют, словно меня напичкали наркотиками? – Он слишком неуправляем и самостоятелен.
Похоже на голос той брюнетки, что общалась со мной, говорила какую-то чушь про реконструкцию, ох, как меня мутит и все кружится.
- Еще очередной реконструкции бюджет не выдержит, спасибо, что нам и так дали двоих, хорошо, что тело второго, частично спас его необычный костюм, а первый упал в болото.
- Ну он до сих пор летит, боюсь, что такая фиксация даст о себе знать, рано или поздно…
- Наши психологи над ним поработают, если надо, они его прозондируют и подкорректируют, он не захочет больше летать, да и зачем, у него все будет на земле.
Что за чушь…, никогда, ….зачем мне просто жить на земле, я лучше сдохну, чем буду просто сидеть на земле….
- Это вам не ваше общество, - высокая брюнетка, слишком идеальная, будто с журнала, что-то говорила о том, как я должен вести себя в их мире. – Запомните, вы были реконструированы с научными целями, а не из-за гуманных соображений.
- Интересно, - размышлял я, - как такая шикарная девица могла стать научным сотрудником? Нет, ну как, это понятно, но ведь, она что-то соображает, по крайней мере, она понимает о том, что говорит.
- А вы, - обратившись ко мне, она прервала цепочку моих рассуждений, - вы так и не вспомнили свое имя?
- И не хочу…
- Мне не нравится ваше поведение, я уже начинаю сожалеть, что вас реконструировали! – Ее голос звучал деловито, даже наиграно деловито, обычно так бывает, когда женщина хочет показать свою силу, власть, от этого ее образ становится только наивнее, словно гротескная пародия.
- Ну сожгите меня второй раз, - отрешено, ответил я, - первый раз я уже сгорал, это было очень эффектно.
- Вы можете продолжать смеяться надо мной, - она почувствовала, что мой цинизм и полное равнодушие к их «дару», ставит под сомнение ее безупречный статус в их организации, - но, вполне возможно, что вам найдут иное…, иное предназначение.
- Что – то вы замялись, когда говорили о предназначении, мне кажется, вы просто не знаете, что делать с нами потом, может все это «мероприятие» не совсем законно?
Она, конечно же, не покажет то, что я ее задел, на любые замечание и колкости, она рассмеется, высокомерно и вызывающе, но я то понимаю, что мое трикстерство показывает для такой самостоятельной женщины, что ее показная сила под сомнением.
- Чего тебе не нравится, глянь вокруг, какие города, техника, какие женщины вокруг! – Шепнул мне на ухо второй реконструированный, - не жизнь - а – малина, ничего делать не надо, более того, они предлагают даже внешность бесплатно изменить.
- Ты как погиб?
- Что? – Он, явно был удивлен такому интересу к его персоне, - пьяный разбился…
Что-то в голосе было не так, он заволновался.
- Сбил кого-то?
- Нет.
- Точно?
- Чего ты пристал, может тебе уже и доложили про меня что-то, ну и что с того? Это было черт знает когда! – Он перешел на крик, - давно нет никого, кто жил в те времена, ну и что? Мало сбивают на дорогах женщин с детьми?
- Да нет, я каждую субботу пьяный сбиваю пару-тройку женщин, детей, еще инвалидов для компании, - я, открыто, насмехался над ним.
- Да пошел ты! – Парень совсем начинал терять контроль. – Что? Думаешь, ты – святой? А ты сам то, как погиб? Я вижу, что не от старости?
- Спроси у той красотки, - я махнул головой в сторону нашего поводыря – брюнетки.
- А как погиб этот тип? – Внезапно, спросил парень, когда мы уже зашли в лифт.
- Странный интерес…, - брюнетка была удивлена, - вы имеете право знать. Он сгорел заживо, пролетая над вулканом, на специальных крыльях.
Мой товарищ по несчастью или по счастью был растерян и даже поник, оставшуюся часть пути до исследовательского института он просто молчал.
- Вам не предлагают, вас обязывают. – Жестко сказал какой-то очередной научный сотрудник с пропорциями атлета, - вас обязывают подчиниться всем нашим приказам, после чего вы сможете сделать «пластику», устроиться на работу, у вас уже будет приличный капитал.
- «Пластику»? – Я перебил странного ученого, отчего вызвал его негодование.
- Вас, что-то смущает?
- Зачем она мне нужна?
Люди, вокруг нас, что-то начали обсуждать, перешептываясь.
- У нас все делаю «пластику», вы же не хотите просто так прожить жизнь? Мы сохраняем молодость…
- Это получается, что и умираете молодыми?
Их лица были растеряны, видимо, я задел какие-то нотки их души или душонки, о которых не принято говорить вслух, не принято, но только не мне.
Наш проводник отвела меня в сторону. Здесь находилась комната психологической разгрузки, обставленная искусственными цветами и репродукциями картин.
- Вам пора усвоить, что есть вещи, о которых здесь говорить, по крайней вслух, при большом количестве людей, не принято, - ее голос был неровен, она нервничала, словно, я спросил о чем-то неприличном.
- В мое время говорить о старости и смерти не было чем-то не приличным, - спокойно ответил я, стараясь не волновать проводника.
- Дело не в моральной стороне вопроса.
Странное дело, что же тогда? Если это не табу морального плана, тем более не религиозного, тогда все дело в цене вопроса, как говорят…
- Подождите меня здесь.
Дверь захлопнулась. Ну что же, можно побыть и в одиночестве, тем более, что я не испытывал этого ощущения уже давно…
Как странно, в этом мире, я не видел неидеального, по крайней мере, за тот срок, что мы ходили по улице, передвигались в транспорте, словно все вокруг сошли со страниц журнала. Видимо «пластика», это средство, чтобы убежать от не идеальности себя, мира, скрыть комплексы, вот только скроишь ли ты их в своей голове?
Окна не пропускали шум, только свет мог очутиться в комнате. Жалюзи были открыты и в огромных окнах, я видел высотные здания, да и мы сами были на большой высоте, на последних этажах. Вроде все вокруг в специальных тонах, все прекрасно отделано, а как-то трудно назвать это место, способствующим расслаблению, в этой идеальности нет главного – уюта.
Мои рассуждения и дремоту, что, потихоньку, начинала пленить меня всеми силами, прервал тот самый эскулап, что беседовал со мной в самый первый день моего «воскрешения».
- Вы хотели знать, почему ваш вопрос вызвал такую реакцию? – Медленно и неуверенно начал он.
- Было бы интересно, - ответил я, - вы извините, но нас не инструктировали, что можно, а что нельзя спрашивать в вашем мире, я то и в своем не сильно стеснялся.
- Да, да, резонно, резонно, - эскулап потер руки, пытаясь собраться с мыслями. – Вообщем-то, как вы заметили, в нашем мире, можно исправить любые недостатки вашего тела, мы лечим болезни, мы омолаживаем, кстати, наша фирма этим и занимается, даже оживляем, но это, пока, только единственный случай, мы продляем молодость, вообщем-то для этого нас и держат. Только мы не смогли победить смерть.
«И слава богу», - заметил я про себя.
- Смерть наступает внезапно, из молодого человека или прекрасной юной девушки, ты, в одночасье, становишься дряхлым, изможденным, ветхим и умираешь….., - эскулап замолчал, - этого мы страшимся больше всего, ибо не можем угадать, когда наше средство молодости прекратит действие и ветхость возьмет свое, это происходит на улице, на свидании в ресторане, да где угодно.
- Особенно интересно это на свидании или под венцом, - засмеялся я, - вы извините за смех, но это очень нелепо.
- Может быть, может быть…
- А скажите, - я посерьезнел, - а в вашем мире нет страданий, болезней, бедных, сумасшедших?
- Этого предостаточно! – Он замолчал, понимая, что сказал и так слишком много.
- То есть также сходят с ума от денег и власти, не зная чем занять себя в своей праздности, ссорятся, убивают, только век всех тех, кто этим занят, стал дольше, да и сил у них полно до самого смертного часа?
- Вы слишком абстрагируете моральные нормы, - вмешалась брюнетка.
- А как выглядела она до «пластики»? – Внезапно, спросил я.
- Нам запрещено распространять любую информацию о том, кто как выглядел до изменений, скажем так, - врач, если его так можно назвать, посмотрел на девушку, - любую, даже просто словесную. Находятся, конечно, кто ее распространяет, тем самым стараясь заработать на этом, но, как вы понимаете, это не законно.
- Что же такого, знать, как кто-нибудь выглядел до операции?
- Это важно, например, для знаменитостей, да и простой человек этого опасается…