Cлепящее, горячее, голубое.
На расстоянии вытянутой руки — ватное пушистое облако, никогда не были облака так близко. Миг — и вата поредела, еще минута — и все чисто. Пролетели насквозь облако.
Кукурузник пробирался по небу, как по дороге коза бежала. Он громко тарахтел разболтанными моторами, вилял из стороны в сторону, нырял в невидимые глазу ямы, а то вдруг почти останавливался, кренясь и сотрясаясь всем своим фанерным корпусом. Небесная дорога, раскаленная добела сковородка, прогрела его насквозь. Пассажиры кукурузника — человек десять всего — качались в такт фанерной молотилке. Дед с мешком, в великоватом для него пиджаке и казчьем старом картузе, даже в окошко таращился, две полные казачки, в пестром трикотине и с воздушными косыночками поверх аккуратных пучков, озабоченно обсуждали что-то своё. Бабка в новых полукедах и горошистом крепдешиновом платье, качая головой, держала сморщенной жилистой рукой пакетик у рта худенького внучка, а второй рукой — пацана за шейку… Трое командированных, промокших до нитки от ненормальной жары, с кругами на спинах, вовсе не реагировали на тряску. Только молодая девчонка с громадным желтым чемоданом и в фирменном платьице с погончиками в сине-желтую клетку, видно, томилась желанием упасть в обморок: она гримасничала, закатывала глаза, делала судорожные глотательные движения, крепко держалась за хлипкий подлокотник, между ног закрепив чемодан. Командированные, естественно, поглядывали на ее круглые коленки и только поднимали брови, дескать, ничего… Или ничего особенного?
Кукурузник здорово тряхнуло, внучок кашлянул, бабка опять покачала головой.
— Подлетаем, — весело сообщил молодой белобрысый летчик, сдувая пот с красного лба.
—Ой, — протяжно сказала девушка в клетку, впервые подав голос за весь рейс.
— Але! Не пора ли уж познакомиться? — сразу воспряли командированные.
— Ой, нет, — сказала она. — Если не умру, то познакомимся после посадки.
— Нормальный ход! — согласились командированные и промокнули лбы носовыми платками.
Лесенка из самолета вниз оказалась не с твердыми удобными ступеньками, а из обычных железных прутьев. Все спускались спиной. А девушка вообще была ссажена осторожно, на шести руках. Почуяв под ногами пружинисто-жесткую, рыжеватую аэродромную траву, покачнулась и кашлянула. Её слегка перекосило, а командированный в майке-сетке тут же невпопад и спросил:
— Вас как звать-то?
— Звать - Валентина Петровна! — глухо ответила клетчатая девушка, зажав ладонью рот, и зашагала прочь, волоча чемодан. Ее хвостики запрыгали в такт.
Командированные переглянулись сконфуженно. Вокруг стояла плотной стеной сухая жарища. Степной горячий ветер облеплял людей смокшей одеждой. Горошистая бабка проворно тащила на руках кашляющего внучка. Она шла последней, а остальные уже посеменили на автобус.
А клетчатая девушка думала – да неужели я не во сне? Конечно, кощмар, как во сне…Спорим – проснусь.
За окошком автобуса, кренясь и подпрыгивая, замелькали сперва огролмные поля, густо засеянные подсолнухами и тыквами, а кое-где даже пустые; потом — богатенькие кирпичные и шлакоблочные домики, совсем не похожие на окрестности города юности в средней полосе. Кое-где во дворах были развешаны сети. Ах, сети! Да ведь должно быть здесь море… Море, поймай меня в свои сети?
Автобус поехал мимо центра. Он тоже скрежетал и раскачивался, как тот кукурузник, активно смаривая людей бензиновым чадом. Большие торговые ряды громоздились по квадрату, тесно лепились магазинчики и кафешки, столики с полосатыми грибками, стопки ящиков с фруктами.
— Скажите, на завод еще рано выходить? — Валентина вытянула шею.
— Рано, девуля, сиди еще три остановки.
Валя перетаскивала свой тёмно-желтый чемодан перебежками, но он становился все тяжелей с каждым шагом. Перед ней, наконец, явно нарисовалась проходная чего-то громыхающего. Подъезжали машины, сигналили, железные ворота открывались и закрывались, как в купе. Валентина проморгалась через пыль. Вывески не было.
— Ну, кто-нибудь... ну, скажите, какой это завод, — сказала она тупо, не обращаясь ни к кому.
Сказав, повертела головой, повторилась пару раз. Стало стыдно. Нет, пора идти к людям.
И тут к ней подлетел лихой скакун, а всадник его вздыбил. Парень на велике. Чёрт из табакерки. Рубаха нараспах.
— А! — вскрикнула Валя.
— Але. Девушка кого-то ищет? — весело осведомился тот.
Валя вздохнула:
— Догадливый... Ищет девушка, ищет... И никак найти не может.
— Так кого? — он опустил скакуна и почти презрительно стал разглядывать ее. — Сейчас я ему, кажется, позавидую…
— Позавидуйте заводу, — хмыкнула девушка с чемоданом. — Я завод ищу...
— Да ну? Такая мамзель-бретель — и на завод. А какой вам надо? У нас тут есть три: «баночки» — это консервный, «полиграф-маша» и «ликёрка», то есть ликёро-водочный. Два ресторана и два кинотеатра. Живем скромно…
Валя потерла лоб:
— У вас такая жара, что мне уже всё равно. Хоть какой-нибудь. А какой вот этот? — и показала пальцем на ворота.
— Вот легкомыслие! Ни фига б себе, сказал я… Тут судьба решается, можно сказать, а девушка, как всегда, капризничает.
— Да какая судьба при такой температуре?!..
— Ну, сегодня обещали 35. Как всегда. Это у нас средняя температура. А вы чё, приезжая?
Валя махнула рукой и села на чемодан. А парень все давал кренделя на велике.
— На распределении все кричат про специфику, про жилой фонд, про снабжение... Приедешь — и сразу появляется фактор, про который никто и не знал. Температура! Да какая. Ужас.
Парень странно заусмехался. Все время говорил слова с двойным смыслом.
— Дело не в температуре, а во влажности. Когда влажность большая, то не страшно... Здесь же море рядом. Понятно?
— Да, влажность большая. Мокро, как в бане... Это вообще невыносимо.
– Ну, об этом не вам судить, а тому, к кому попадете. Какой у вас, к примеру, профиль?
Валя задумалась.
— Широкий.
Парень объехал ее на велике.
— Я от нее тащусь. Н-насколько широкий?
— Настолько широкий, что даже… дает право на преподавание, — а сама подумала: «О чём это он?»
— Эге... Это к Команиди. А жаль… — А сам подумал: «О чём это она?»
— А вы кто здесь вообще? Отдел кадров?
— Я простой рабочий. Гегемон.
— А как отчество?
— Без отчеств! Я еще молод. Александр Овраги-нн.
— Ну, Валентина... Ну, Дикарева.
— Оврагин — Дикарева. Тут что-то есть... Валентина Оврагина, — гораздо лучше звучит.
— Не начинайте. Лучше скажите, как на этот ящик попасть?
Саня заоглядывался, крутя головой, даже в землю посмотрел, будто вход был там. Явно тянул время, прикалывался. Но зачем?
— Можно и тут, мимо вахтера. Но, пройдя, обнаружите, что завод не тот. Лучше обойти территорию с обратной стороны. Попадете к парадной проходной. Там и вывеска, и все на свете... Это ж транспортная проходная.
Валентина о чем-то задумалась.
Подъехала к проходной машина типа фургона. Началась небольшая суета, несколько человек подбежали, стали разгружать. Раздалось негромкое, но отчетливое, легко читаемое звяканье.
— Подавай, я приму. Э, не два ж ящика сразу.
— Боком заноси, — это те, которые уже в проходную прошли.
— Да открой ты ворота, Валерьич.
— Я те открою. Я тогда все это в журнал занесу. А где накладная?
— Да устный приказ, говорят тебе.
— Вот и заноси устно.
Валя посмотрела и покачала головой.
— Если б это был ликёро-водочный, отсюда б выносили, а не вносили. Наверно, все-таки, тот завод, который нужен.
— А ты наблюдательная, — Саня крутанул еще круг и остановился.
Тем временем из проходной выбежала ядреная казачка в красном топике на широких плечах. Она заполошно озиралась и в руках держала синий рабочий халат. Послышался шум машины, но смолк за углом. Казачка тоже скрылась из глаз. Машина отъехала. Можно было только догадываться, куда она так спешила. Но раз машина ее ждала, значит, надо думать, все получилось.
— Интересно, куда она так бежала? — это был очередной вопрос в никуда.
Саня усмехнулся:
— А если на пляж? Жара ведь.
— Странно, что в рабочее время.
— А вот так! С транспортного... с чёрного хода в светлое будущее... Во как!
— Но я тоже хочу. Если с чёрного хода быстрее.
— Ох, не торопись, неразумное дитя! Мы еще не знаем, что тебя привело к нам... Это пока ты расколешься, что у тебя в душе, что в трусах...
Валя опешила просто.
— Наглец! Я с ним как с человеком...
— А я с ней — как с женщиной. Это ценнее.
— Нахал! — Валя резко отвернула и пошла к дверям проходной. — Сразу на ты перешел… Пойду спрошу, как и что.
— Нахал — не помахал... — рассмеялся «нахал». — Ишь, ишь она. Ну что?
— Вход в отдел кадров у главной проходной, не мог сказать?
— Как я тебе скажу, если ты как партизанка. Гав-гав — и сразу в блиндаж. Дай-ка чемодан сюда, я научу тебя жить... — недолго думая, он наклонился и вырвал тяжелый чемодан из рук девушки и повез его обратно к проходной.
— Куда, куда? Я теперь не увижу ни чемодана, ничего?
Он спрыгнул с велосипеда, оказался ненормально высокий, метра два с гаком, но ничего так. Орлиное загорелое лицо, высокий лоб, намек на залысину, волосы пепельные, курчавые, растрепаны, как после купания. Джинсы фирменные, вон как. Он отнес желтый чемодан Валерьичу и подошел к Вале. Склонившись до самого тына, сказал ей в ухо:
— Ты тут увидишь столько интересного, что думать забудешь про свой несчастный чей-мой-дан. Его, кстати, заберешь после конца смены. Все, Валюха, мне некогда, — пристегнул велик на цепочку и пошарашился.
Валя едва успела крикнуть вслед:
— Эй! Как вас? Александр! Я как узнаю конец смены?
— По музыке. Начало смены — советские песни. Конец смены — зарубежные. Можно позвонить в канцелярию, но там сейчас нет никого. Потому что планерка. Можно сходить на пляж, потом еще раз попытаться, и после планерки на тебя обратит внимание какой-нибудь... мужчина.
— А если мне нужен директор?
Саня даже остановился.
— Заявочки, однако! Директор сам тебя найдет, когда будет надо. Только на пляж иди пешком. Не на машине, ясно? А будут обижать — сошлись на Оврагина, отстанут, — и ковбой Оврагин растворился в недрах лязгающего завода.
Валя села на лавочку в сильных слоях краски и густых подтеках. Вахтер Валерьич ей только что сказал, что это действительно механический завод, но отдел кадров с другой стороны. Позвонил, и там сказали, что надо перезвонить попозже, сейчас все на планерке. И дал он ей попить воды из холодильника, а потом и початую бутылку с минералкой вручил. Что же делать? Так и загорать тут, у проходной? Куда, если прислушаться, доносится шум прибоя.
Небо было почти белое. Хорошо хоть документы с собой, в сумочке. А этот Оврагин такой странный. Говорил с ней так, будто намекал на что-то. Или все здесь такие? Ничего не понятно, какой-то проходимец и сразу берет власть в свои руки. И вещи пропадают...
Валя томительно сидела, вяло бродила, изнывая от жары. Опять послышался шум машины за углом. Казачка в красном топе вернулась. Это Вале еще в поезде пояснили, что тут живут казаки и казачки. Навстречу этой плотной быстрой казачке двинулась женщина в синем рабочем халате. Жесты: «Ну как? — Во!» Опять хлопок дверцы. Но не было шума машины, а из-за угла вышел угловатый небритый человек в шортах и футболке-сетке. Сам он был рыжий, а бородка черная. Человек из массовки?
Валя сделала шаг в его сторону и почему-то выпрямилась:
— Привет!
— Привет, — не поддержал ее человек в шортах. Лицо его было интересное, хищное, какое-то ядовитое.
— Ты следующая?
Она на секунду испугалась. И правильно испугалась. Но почему-то брякнула:
— Ну… я.
А это был, видимо, водитель из той легковушки. И водитель Кириков глянул на нее еще более подозрительно:
— Что-то я раньше тебя тут не видел. Но, короче, отбой.
Валя, устав от жары и неизвестности, неожиданно обиделась, ее понесло.
— Я тебе не понравилась? Престарелых возишь, а девушке отказываешь?
Человек в шортах замер.
— Офонарела? При чем тут я? Мне сказано — отбой. В аэропорт поеду.
Валя лихорадочно соображала, чем бы его сразить.
— Я пожалуюсь! Оврагину.
Человек замер. Видимо, его действительно поразила эта фраза. Потом шорты поддернул, рукой махнул.
— Оврагину?! Так тогда зачем ты тут стоишь? Он пусть и дает тебе квартиру.
И убежал.
Нет, это сумасшедший дом. Только спросила, какой завод, и сразу столько грязных намеков! Придётся пляж самой искать. Или другой завод, хотя бы и ликёро-водочный... Но ее-то распределили на механический.
И она медленно пошла прочь, а ей вслед надрывались: «У той горы, где синяя прохлада» и «Песняры» — «Александри-и-иина….»
— Тоже мне, гегемон. На работу и на ту не с утра пошел. А может, он вообще не на работу… Да и зачем я о нем думаю? Оно мне надо?
Продолжение http://www.proza.ru/2013/01/26/2225