ВИОЛЕТТА ГУСАКОВА - http://proza.ru/avtor/virineja30 - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «О ЛЮБВИ» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
- Одна бусинка, вторая… так-так… аккуратнее… ой! тише… так… третья, четвёртая… - бормотала себе под нос я, нанизывая на леску разноцветный бисер.
Мысли мои порой уходили далеко отсюда… как раз туда, куда я сейчас меньше всего хотела, чтобы они уходили. Руки начинали дрожать, в горле вставал комок. Я глубоко вздыхала, закрывала глаза, заставляла себя успокоиться и настроиться на бисероплетение. Но надолго меня не хватало. Я ничего не могла с собой поделать. Сердце заходилось при одной только мысли – вздрагивало и начинало стучать, как бешеное…
Когда я закончила работу и осторожно поставила готовое изделие на ладонь, мне казалось, что прошло не два с половиной часа, а целая вечность. Теперь уже я ничем отвлечь себя не сумела бы. Больше сидеть дома я не могла. Я сунула результат моей работы в сумочку, подышала на пальцы, ставшие ледяными, посидела ещё полминуты. Затем вскочила, схватила с тумбочки сотовый телефон, накинула ветровку и бросилась из дома прочь…
Трамвай ехал долго… я почти не помню дороги… кровь время от времени начинала стучать в висках, всё внутри сжималось в тугой комок – было очень страшно. Я до боли в пальцах стискивала поручни и, наверное, выглядела слишком бледной – кто-то спросил: «Девушка, Вам плохо?» Я замотала головой и даже попыталась улыбнуться, чтобы ни у кого больше не возникло таких подозрений…
Я боялась туда приехать и боялась быть далеко. Хотела, чтобы дорога тянулась бесконечно и чтобы побыстрее кончилась. Противоречивость смешивалась с тревогой и страхом… страхом услышать необратимое… то, с чем я никогда не смогу смириться…
Рано или поздно трамвай остановился на той самой остановке. Я вышла и медленно, чуть покачиваясь, побрела к серому зданию, хмуро видневшемуся из-за крыш близлежащих домов.
Но как только я подошла к воротам, во мне словно разжались какие-то пружины. Я сорвалась и побежала… побежала, не чуя дороги… словно полетела по воздуху… по длинному белому коридору, где сновали люди в белых халатах и где мне с недоумением смотрели вслед пациенты… в этот момент я слышала только стук собственных каблуков… или так стучало моё сердце, готовое выпрыгнуть из груди?
- Девушка, Вы куда? – окликнул меня строгий голос.
Я обернулась – сама не помню, к кому – и выговорила, задыхаясь:
- Скажите… операция… уже… кончилась?...
- Все операции на сегодня завершены, - ответили мне.
Я кивнула и помчалась вперёд, по знакомой лестнице, по которой я поднималась миллионы раз… и там лицом к лицу столкнулась с тем, кто был мне сейчас нужен – с лечащим врачом. Практически врезалась в него.
- Доктор! – вскрикнула я. – Как он?! Что с ним?
Он непонимающе сморщил лоб – конечно, соображая, про кого я говорю. Я уже открыла рот, что выпалить звенящую в моём сердце фамилию, как врач вдруг воскликнул:
- А! Я помню Вас! Вы же приходили к Ежову…
- Да, - полушёпотом выдохнула я, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног.
- Ну, что я могу сказать? Операция прошла успешно. Больной находится в реанимации, пока что ещё под наркозом…
Всё. В этот момент у меня в груди что-то словно взорвалось – криком, звоном, светом, счастьем… И тогда же силы, всё время до той минуты заставлявшие меня мчаться, бежать, лететь, почти покинули меня. Я облокотилась на перила с невероятно глупой и невероятно счастливой улыбкой на лице.
- Доктор… спасибо… - только и смогла вымолвить я.
- А Вас как, кстати, зовут?
- Даша… Соколова…
- Он же Вам записку просил передать! Вот она, - врач вытащил из кармана сложенный вдвое клочок бумаги. – Мы Вашего Ежова на операцию собрались везти, а он нам это протянул и всё твердил до самой операционной: «Передайте Даше Соколовой, пожалуйста, не забудьте передать Даше…»
Подрагивающими руками я развернула записку. На ней до боли знакомым, любимым, корявым детским почерком было выведено:
«ДАША, НЕ БОЙСЯ, СА МНОЙ ВСЁ БУДИТ ХАРАШО. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! ТВОЙ ЁЖИК»
И ниже нарисован маленький, смешной и хитрющий ежонок. Я улыбалась и плакала, не отрывая взгляда от этого послания. Самого бесценного в мире послания…
- А кто Вы ему? – с любопытством спросил врач. – Сестра?
- Нет, - покачала головой я.
- Мама? – вскинул брови он.
- Да нет же, - засмеялась я. – Я ему никто… а он для меня – самый лучший друг, самый славный Ёжик и самый чудесный человечек во всей Вселенной…
Я достала из сумочки ручку и блокнот, вырвала оттуда листочек, положила его на подоконник и быстро написала печатными буквами:
«Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, МОЙ САМЫЙ МИЛЫЙ ЁЖИК! ПОПРАВЛЯЙСЯ ПОСКОРЕЙ! А КОГДА ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ В СВОЮ ПАЛАТУ, ТАМ БУДЕТ ТЕБЯ КОЕ-ЧТО ЖДАТЬ – ТО, ЧТО Я ТЕБЕ ДАВНО ОБЕЩАЛА… ОБНИМАЮ, ТВОЯ ДАША»
- Доктор, - снова обратилась я. – Можно мне буквально на пару минут к нему?
- Не положено, - ответил он.
- Я знаю. Но это очень важно… понимаете, я завтра должна буду уехать… на целых две недели…
- Но ведь он все равно спит! – попытался снова возразить врач.
- Доктор…
- Ну, хорошо, хорошо.
…Я вошла в палату реанимации. Маленький, худенький, бледненький пятилетний мальчишка, весь в каких-то трубочках и проводочках, лежал на белой подушке. Но он улыбался во сне… Он и не мог иначе – ведь это Ёжик… мой Ёжик…
Я вложила в его маленькую ладошку записку, наклонилась к нему и легонько поцеловала в щёчку, куда длинные тёмные ресницы отбрасывали тень…
Пока я шла до Ёжиковой палаты, доктор (а ведь он совсем молодой, около тридцати, лет на четырнадцать-пятнадцать старше меня!) спросил:
- Даша, позвольте спросить, а почему – Ёжик? Потому что Ежов?
- Потому что Ежов, - улыбнулась я. – Потому что волосы топорщатся, и потому что он такой же добрый и славный, как все ёжики…
В палате я поставила на тумбочку сплетённого из бисера ежонка, смотревшего на мир открыто и с любопытством…
Выйдя на улицу, я подняла голову и посмотрела сквозь ресницы на яркое радостное солнце.
Ради слов «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!», написанных на бумаге нетвёрдым детским почерком, я готова на всё.
Ради того, чтобы однажды прочитать эти слова, стоит жить…