Мы собирались переезжать в Барнаул, и все к этому переезду уже было готово, в том числе и у меня на работе. Я по настоятельной просьбе начальства в добровольно-принудительном порядке дорабатывал последний месяц. И вот, наконец наступил последний день этого последнео месяца. На обед мы с Илиясом, как и миллион раз до этого, пошли в столовую Университета N, который находился неподалеку от нашей работы. Но этот раз не стал последним, последним, как выяснилось, был предыдущий, то есть вчерашний обед. Все просто - там начался ремонт, из-за которого столовая и не работала. Мы в тот день сильно проголодались, потому что с утра уже успели съездить в село Маловодное, где полдня пытались выяснить, как там обстоит вопрос с браконьерством, и отказываться от обеда не собирались. Мы знали, неподалеку есть дорогой ресторан. Чтож, решил я - один раз в жизни, тем более по такому случаю можно и раскошелиться. Мы сделали большой заказ, и ели быстро, чтобы уложиться в обеденный перерыв, но при этом еще и успевали говорить о том - о сем. Кстати, как уже было сказанно, в Маловодном я и Илияс интересовались, много ли там браконьеров. Это, конечно не входило в наши обязанности, просто мы не ловили браконьеров, мы сами хотели чуть-чуть побраконьерничать; по слухам, там было много кабана, вот мы и отправились на разведку, найдя для поездки какой-то предлог по работе. Кажется, я соврал, мол, надо что-то проверить, по какому-то старому делу, помню, потом меня за это еще и похвалили. Мы говорили про охоту, смеялись...
Вдруг я задержал взгляд на руке одного из посетителей ресторана за дальним столиком. На запястье у него была тюремная татуировка - буквы ЛХВС. Я прекрасно знал, как расшифровывается эта аббревиатура: Легавым - Хер, Ворам - Свобода! Но дело не в том, что она меня разозлила, хотя и в этом тоже, я просто уже автоматически начал просчитывать, этого человека, кто он, где сидел, когда и за что. Я аккуратно, на долю секунды посмотрел на его лицо, и тут же отвел взгляд в другую сторону, надеясь, что это осталось незамеченным. В посетителе ресторана и двух его спутниках я узнал преступников, ограбивших пару недель назад ювелирный магазин на улице N. Продавщица там успела увидеть и запомнить точно такую же наколку на руке, и выбившуюся из-под прорези маски прядь рыжих волос. В совокупности с азиатским разрезом глаз, это была уже почти что особая примета. И вправду, заинтересовавший меня посетитель ресторана обладал необычной внешностью, волей судьбы, а может генетики, он был уйгуром с рыжими волосами. Правда теперь он уже был подстрижен ,,под ежика,,. Я мучался мыслями ,,Он или не он? Ошибся я или нет? Может ли произойти такая удачная встреча? Свихнулся ли я на своей работе?,,. Мы тогда были не в форме, не выдали себя, и у нас имелась возможность задержаь бандитов. Но стоит ли?
Наконец я отозвал Илияса в туалет, и там объяснил ему все. Тот ответил с азиатским спокойствием:
-Даже если это они, то во-первых, сейчас их задерживать нельзя, в зале полно народа...
Я оборвал его:
-Нельзя их упускать! Пока они приедут...
-Хорошо, ладно, но их трое. И это конченные люди, они предупредительный в потолок стрелять не будут. Сможем? Нас двое -ты такой смелый, я тоже смелый, но чуть-чуть трусливее... И усмехнувшись добавил на уйгурском - Кыммыз? (уйг.: -Еще кто?)
Я не удержался:
-Мен, сен, ешкыммыз! Тохтама, шешен... (каз.-уйг.: Ты, я, да никто! Не тормози, мать твою...)
Он согласился, проскрипев зубами.
Мы поступили так. Зарядили пистолеты, и вернулись в зал, Илияс сел за наш столик, а я подсел к молодой девушке возле входа, и тихо объяснил ей, что к чему. Тем временем, официант по нашей просьбе сообщал всем, в туалете и на входе, мол сейчас будут стрелять - чуть что - ложитесь на пол. Зал был небольшой, и непредупрежденным оставался только один пожилой мужчина, старичок к тому же сидел в опасной близости к бандитам. Впрочем, Илияс сказал: ,,Вон у него медали за войну, ветеран - сориентируется.,, Вобщем, минут за пять мы спланировали и подготовили операцию по задержанию троих опасных преступников. Но это была еще не самая идиотская затея в моей жизни, впрочем, об этом позже.
Официант, как и было условлено, прокричал из-за двери: ,,Всем на пол! Милиция!,, и тут же захлопнул ее за собой. Все, кроме самих бандитов легли на пол, а они наоборот повскакивали с мест, двое схватились за карманы. Наша уловка сработала - бандиты растерялись, они не поняли, кто здесь собирается их задерживать. Я обхватив девушку левой рукой, повернулся спиной к бандитам, дал предупредительный выстрел в потолок, и не дожидаясь их реакции, прострелил одному плечо, вывернув руку под невероятным углом. На протяжении следующих двух или трех секунд, которые мне показались вечностью, я смотрел в черное дуло пистолета того самого рыжего уйгура. Я отчетливо, как в замедленной съемке видел, как его палец скользнул по курку, как задрожал воздух у дула... Я не почувствовал ничего физически, только пол ресторана начал вращаться в моих глазах... А в следующую секунду я видел, как илиясова пуля вывернула челюсть бандита и впилась в стену, выскачив из затылка.
Третий, который был без оружия, все пятился задом, озираясь по сторонам. Тут у него за спиной всплыло перекошенное от ярости лицо того самого дедушки. Мы не могли стрелять... Он понял это, только не знал почему. Последний бандит оглянулся назад, на дедушку, и в тот же момент получил от него такой удар в висок, что я только видел, как над столиком сверкнули бежевые подошвы его дорогих, заграничных туфель.
Мы закричали людям, что все хорошо, что можно подниматься. Илияс для надежности несколько раз ударил ногой по ребрам того, которого я ранил, обратным движением изящно отопнув его пистолет в сторону; дедушка-ветеран скрутил на полу молодого бандита, мастерски удерживая его запястья и лодыжки одной правой рукой, указательный палец левой он до костяшки воткнул под кадык, вобщем, тот итак врятли думал сопротивляться. Илияс подошел к нам:
-Все нормально? Девушка, вы что, ранены?
Я ответил:
-Нет, это моя кровь...
И потерял сознание...
* * *
Я пришел в себя только в больничной палате. Рядом не было никого. Я закрыл глаза, потом открыл, потом снова закрыл. Все эти разы надо мной склонялись мутные фигуры Илияса, моей жены, дочери, и еще каких-то людей в белых халатах. Я кажется им что-то даже говорил, но опять заснул. Окончательно я пришел в себя на следующий день. Моя рана была не очень серьезная, ранение навылет, но шанс умереть у меня был. Впрочем, сейчас все было хорошо. Меня постоянно навещали Коллеги, начальство, жена, дочь, все несли что-нибудь. Но то, что мне действительно было нужно, почему-то никто не захватил. Выбрав момент, когда у меня не было посетителей, я подозвал молоденькую медсестру и попросил ее сходить в магазин и купить кое-что. Деньги у меня были, Илияс подсунул на всякий случай. Медсестра решительно ответила:
-Хорошо, но только если вам нужны сигареты - забудьте! Ранение в легкое все-таки.
Но вместо сигарет я попросил ее купить обычную ученическую тетрадь, авторучку, и шоколадку. Она, умница, даже уточнила, тетрадь в клетку или в линейку. В клетку, ответил я, подумав, что так больше поместится.
Медсестра вернулась быстро. Шоколадку я конечно же отдал ей, а сам принялся писать. Это были первые страницы труда всей моей жизни, трилогии ,,Никто,,. Я исписал всю тетрадь, вместе с обложками и полями. Один чистый кусочек я заполнил стихотворением:
Уж в первых числах сентября
Дожди полили торопливо
И эта осень для меня
На осень жизни отразилась.
Чем холодней, тем ярче цвет
Кленовых листьев на асфальте...
И коль чего то в жизни нет,
И тосковать о том оставьте.
Когда крепчают холода,
Иные чувства лишь густеют,
Я не оставлю никогда
Свою безумную затею
Сказать ,,спасибо,, тем, с кем жил,
Сказать ,,люблю,, всему что было
Без содрогания души,
Не обреченно, не уныло.
За каждой полночтю рассвет,
Хоть за рассветом снова полночь,
Еще придется, пусть не мне,
Другому, этим жизнь наполнить.
* * *
Теперь меня жалеют чаще,
Но между нами говоря,
Я никогда так не был счастлив,
Как в первых числах сентября.