«Грейс» - прочитал я на бейджике. И завис. Просто стоял, уставившись в пластиковый прямоугольник на груди.
- Вы к кому пришли? – спросила Грейс.
- Не знаю.
- То есть?
- Меня попросили подождать в коридоре. Ко мне сейчас выйдут.
- Вы точно в порядке?
- Да.
И тут в конце коридора открылась дверь и появилась та самая старуха, которую я послал к чертям.
- О, миссис, - позвала она горничную. – Вы мне нужны! Помогите, у меня тут проблема.
- Да, конечно.
Грейс потеряла ко мне интерес и пошла на выручку к старухе.
Я взглянул на часы. Тринадцать двадцать. Ещё три минуты. Я прислонился к стене и проводил взглядом горничную. Когда та скрылась за дверью, снова стал искать номер сто тринадцать. Цифры на табличках расплывались и двоились. Соберись, Микки. Через три минуты у тебя начнётся новая жизнь. Тринадцать двадцать одна. Вот она, нужная мне дверь. Я просто стоял и смотрел, как меняются цифры на электронном циферблате. Очень медленно. Только бы никто не вышел в коридор. Я и так засветился по полной программе. Утешало одно – если история про бомжа с миллионом правда, он не пойдёт в полицию. «Здравствуйте, у меня украли миллион мелкими купюрами, две сумки. Я как раз собирался вывезти их в Канаду. А тут такая неприятность. Помогите». Он будет бегать по этажам, рыскать по холлу, бледный и полуобморочный. Взгляд его, как самонаводящийся прицел настроится на поклажу – чемоданы, сумки, баулы, рюкзаки, мешки и ящики. И когда ничего не найдёт, сойдёт с ума, или покончит жизнь самоубийством. Или просто обрадуется, что больше нет головняка, и вернётся в свой картонный домик в зассаной подворотне. Но не обратится к копам. Сто процентов.
Чёрт, тринадцать двадцать шесть! Я завис, теряю драгоценное время!
Дверная ручка поддалась, и дверь открылась. Только бы ниггер не обманул меня. Вдруг там не окажется никаких денег, или деньги будут, но с нагрузкой в виде нескольких колумбийских наркоторговцев. Или этот бомж сидит в кресле с дробовиком и ждёт, когда я зайду, чтобы сделать из меня фарш. Но в комнате никого не было. Я услышал пение и шум льющейся воды. Всё. Как и должно быть. Осталось только взять деньги и уйти. Под кроватью.
Но я не видел никакой кровати. Диван, два кресла, торшер. Плазма на стене, журнальный столик с начатой бутылкой виски, пепельницей и вазой с фруктами. Ковёр на полу, люстра на потолке, и никакой грёбаной кровати! Даже самой маленькой, самой захудалой, самой вонючей долбаной кровати! Голос в душе пел что-то из Джо Кокера, что-то про миллион долларов. Он пел про мой несуществующий миллион под мифической кроватью. Я заметался, заглянул за кресла – ничего. Вода перестала литься, и я услышал «Тебе не нужен миллион, ля-ля-ля». Сначала я не понял, что это слова песни.
Пошёл к чёрту! Мне нужен этот миллион! Кровать! Конечно, в спальне! Я увидел дверь в углу комнаты, бросился туда. В ванной звенели склянки. Эта сволочь, наверное, поливает себя одеколоном, чтобы перебить ароматы свалок и канализаций.
Я забежал в спальню и прикрыл дверь. Вот она, огромная двуспальная кровать, застеленная розовым покрывалом, края которого свисают до самого пола, гора подушек, по бокам ночники и тумбочки. Я упал на колени, закинул края покрывала наверх и сунул голову под кровать. Ничего! Нет, с другой стороны что-то темнело. В один прыжок оказался по другую сторону, и рука сразу нащупала ручку, я потянул на себя. Большая спортивная сумка, синяя с красной полосой, набитая до отказа и весившая килограмм двадцать. Я еле вытащил её. Вторая стояла рядом. Но тут я услышал, как включился телевизор в гостиной, и хриплый голос пел уже у самой двери. Я бросил взгляд на часы – тринадцать тридцать две. Я всё просрал. Сейчас этот певец зайдёт в спальню, и увидев меня, склонившимся над его баблом, просто разорвёт меня на куски. Я бы поступил именно так.
Я оставил сумки и бросился к выходу, стараясь не сильно шуметь. Неожиданность – мой козырь. Дверь открылась, и передо мной предстал совершенно голый мужик, высокий и крепкий, с полотенцем в руках. Он даже не успел сделать удивлённое лицо, как я врезал ему кулаком прямо в кадык. Под костяшками хрустнуло. Мужик схватился за горло, упал на колени и во рту у него запузырилась кровь. Я ударил его ногой в голову, он упал на бок и даже не пытался встать, только хотел вдохнуть воздуха, но вместо этого харкал кровью на белоснежный ковёр.
- Прости, брат, у тебя не заперто было, - сказал я, вернулся к кровати, схватил сумки, и переступив через бедолагу, оказался в гостиной. Сумки весили больше, чем я предполагал. Я еле дотащил их до двери.
Одна купюра независимо от номинала весит грамм. Миллион десятками – сто килограмм. Двадцатками – пятьдесят. Я открыл сумку – она была набита пачками денег в банковских упаковках. Но у меня уже не было сил радоваться, я не представлял, как потащу это всё по лестнице одиннадцать этажей. Между пачек торчала металлическая трубка. Я потянул её, и у меня в руках оказался глушитель от пистолета. Запустив руку поглубже, я достал и саму пушку. Семнадцатый «Глок». Не хило. Проверил обойму.
- Топорная работа, - услышал я сзади.
С перепугу чуть не выстрелил на голос. Святая Мария, в кресле сидел тот самый покойник, который направил меня сюда. На этот раз он был в свободных парусиновых брюках и льняной рубашке, расстёгнутой почти до пупка. На груди сияла толстенная золотая цепь.
- Ты, никчемный торчок, так облажался, - сказал он, укорительно покачав головой. – И что теперь?
- Не знаю. А что теперь? Как-нибудь допру эти баулы. Не бросать же их здесь.
- Ты убил ещё одного.
- Так вышло. Так сложились обстоятельства.
- Ты засветился. Тебя видели горничная и старуха. Они сразу поймут, чьих рук это дело. Понимаешь? «От него пахло секонд-хэндом, и он выглядел, как куча дерьма». Останется пошерстить магазины и расспросить, какая куча дерьма сегодня утром покупала синюю куртку и ушла прямо в ней. Тебя вычислят – раз плюнуть.
- И что ты предлагаешь?
- Ты понял, что, - он многозначительно посмотрел на пушку. – Или можешь сразу пристрелить себя.
- Нет. Старушку мне не жалко, но горничную…у неё классные сиськи. И, наверное, есть семья, дети.
- Делай, что хочешь. Хотя сама ситуация меня веселит: наркоман убил бомжа из-за миллиона. Ладно, чао, бомбино.
Я стоял с пистолетом в руке и пялился на пустое кресло. Кроме меня в комнате никого больше не было.
Сука, я должен сделать это. Спешить мне уже некуда. Чем больше денег, тем больше проблем. Тем больше трупов. Это оправдано.
Я прикрутил глушитель, сунул пистолет за пояс и вышел в коридор. Где там номер старухи? Слева по коридору, так, этот? Нет, следующий, если не ошибаюсь.
Постучал в дверь.
- Кто там? – визгливый старческий голос. Значит, угадал.
- Электрик. Мне нужно заменить лампу в ванной.
Дверь открылась, и я без колебаний всадил бабуле пулю прямо между глаз. Она даже ойкнуть не успела. Старая перечница. Это всё из-за неё пошло наперекосяк. Если бы она не дёргала меня возле лифта. Я закрыл дверь и спрятал оружие. Оставалась горничная. Где-то должна быть комната персонала. Соображать становилось всё сложнее, тело ныло, и слабость накатывала, пот лил ручьем, стекая между лопатками. Я чувствовал, как намокает пояс брюк. И ещё этот озноб. Рисунок на обоях расплывался. Пора заканчивать, и принять лекарство.
- Ну, как? Вы дождались? – я вздрогнул от неожиданности.
В мою сторону шла горничная. Грейс. Она была ничего. Белый фартук и фирменная шапочка придавали ей вполне сексуальный вид.
- Я как раз вас ищу. Там моему товарищу плохо.
- А вам?
- Что?
- У вас вид не очень здоровый.
- Чепуха. Грейс, помогите мне положить его на кровать.
- Я вызову помощь.
- Потом, он лежит на полу, и я не могу его сам поднять. Номер сто тринадцать. Умоляю, идёмте быстрее.
В её глазах я прочитал тревогу и волнение. Кому-то плохо, и она спешит на помощь. Это так по-геройски. А ещё и щедрые чаевые.
Я пропустил её первой, и смотрел, не отрываясь, на её ягодицы. Она сразу увидела ногу, торчащую из спальни, брызги крови на ковре, и бросилась к телу. Я пошёл следом, и когда она склонилась, всадил ей пулю в затылок. Грейс упала сверху на покойника. Ноги её ещё дрожали, но я знал, что она уже летит на небеса, держась за руки со старушкой. Юбка Грейс задралась, и оголила полосу кожи, нежной и гладкой, между чулками и трусиками. Но я не какой-нибудь извращенец, меня это совсем не возбудило. Я одёрнул подол, чтобы никто не пялился на ляжки, когда её найдут.
Чтобы тащить сумки по лестнице, не могло быть и речи. Я еле допёр их до лифта. Никто за мной уже гнаться не собирался. Я мог спокойно выйти через главный вход. Здесь все с сумками и чемоданами, подозрения я не вызову. В лифте со мной ехала семейка жирдяев – муж, похожий на свиной окорок, жена, круглая, как мяч, и такой же мальчишка лет двенадцати со щеками, за которыми почти не видно было глаз и с чупа-чупсом во рту. Было бы неплохо пристрелить и их, потому что рассматривали они меня несколько более пристально, чем полагается.
В холле я подозвал портье, который сразу стал сокрушаться, что я не вызвал его в номер, чтобы помочь нести сумки. Он погрузил багаж на тележку и выкатил на улицу. Поймал такси и погрузил вещи в багажник. За что получил честно заработанную десятку. Я смело мог дать ему пачку из сумки, но это точно вызвало бы подозрение. А мог и замочить, как лишнего свидетеля.
За рулём сидел индиец в чалме, смуглый, как лакированное венге, с чёрной пышной бородой.
- Куда ехать?
- Ещё не знаю. Поехали.
Мне поскорее хотелось убраться отсюда.
- В больница? – спросил таксист. – Вы болеть?
Неужели я так плохо выгляжу?
- Нет, не надо в больница. Давай на вокзал.
Только таксист собрался отъезжать, как прямо перед нами припарковался чёрный Роллс-Ройс Фантом. Из него вышло трое быков в чёрных костюмах, таких же мощных, как и морда машины, на которой они приехали. Одного я узнал, это был Лука Торрегросса, не последний человек в команде Ковалли. Остальных я видел со спины, но мне хватило и Луки, двухметрового бугая, в полной мере оправдывающего свою фамилию. Что это они забыли в «Караване»? Какого чёрта им здесь надо? Ребята Ковалли чуют деньги, и слетаются на них, как мухи на говно. Не за моим ли миллиончиком они явились?
- Давай, поехали! – крикнул я шофёру.
Я откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. Хоть немного передохнуть. Адреналин всё ещё бил фонтаном. Если бы не он, я бы уже был похож на растоптанную коровью лепёшку. Что ни говори, а лучший наркотик – именно адреналин. Я знал парней, прилично подсевших на него. Они дня не могли прожить без приключений. Но такие ребята живут не долго.
Из головы не выходили три трупа в гостинице. Что со мной случилось? Мне не было их жаль. Я слишком много повидал насилия и жестокости, чтобы понять, что жизнь ничего не стоит. Я давно уже не жалею умерших, а иногда даже завидую им. Цена жизни невелика – от мелочи в кармане, на которую могут позариться отморозки, чтобы купить пачку сигарет, до расценок работы киллера. За десять штук могут завалить кого угодно. А за миллион ...
Что такое жизнь? Пшик, и не больше. Что изменится в мире, если я умру? Да ни черта. Никто даже не заметит. Что изменилось от того, что я убил старушку? Только облегчённо вздохнут дети и внуки, перегрызутся из-за наследства и всё вернётся на круги своя. Муж горничной через полгода женится на другой. Но не погаснет ни одна звезда в небе, не завянет ни одна травинка. Тысячи человек каждый день отправляются на тот свет. Кто от старости, кто не успев родиться, от рака, СПИДа, гриппа, даже от кори, от тупости, от пули, от ножа, от наркоты, тонут, разбиваются в авиакатастрофах, размазываются по лобовым стёклам автомобилей, захлёбываются блевотиной, режут вены и лезут в петлю. Тысячи людей рождается каждый день только для того, чтобы когда-нибудь откинуть копыта. И что? Хоть что-то изменилось в этом мире? Иисуса распяли ради чего? Всё осталось как прежде. Как было до нас, как будет после нас. Вселенная даже не подозревает о существовании нашей планеты, не то, что об отдельно взятом человеке, пусть он будет дважды президентом или трижды Майклом Джексоном. Вселенной насрать на нас, на всех вместе и на каждого в отдельности. И Вселенная когда-нибудь сдохнет к чертям собачьим, и прекратится эта бесполезная возня. Аминь.
Так почему я должен переживать о смерти троих незнакомых мне людей? Я не плакал, когда умерла мать, и тихо радовался, когда пристрелили ублюдка-отца. Скорбь, печаль, горе, соболезнование и сочувствие – эмоции слизняков. Они атрофировались у меня ещё в детстве. А наркота провела генеральную уборку и теперь только здоровый эгоизм позволяет мне выживать. Каждый человек живёт только для себя. И если он делает что-то для других, то только из своих эгоистических целей, порой невидимых самому человеку, но если копнуть поглубже…
Одно меня беспокоило, при всей моей философии, я не мочил людей направо и налево. Я не убийца. Тот ниггер под мостом был первым, у кого я отнял жизнь. Теперь ещё троих. Что с моей головой, доктор?
Таксист-индус напевал бессвязную «харекришну» на непонятном языке. Я открыл глаза, вернувшись в жестокую реальность. Я чувствовал себя разлагающимся трупом. В глазах плыли круги, мышцы ныли и оказывались подчиняться. Срочно нужно ехать домой. К чёрту вокзалы, сумки, миллионы. Мне нужна была доза. Немедленно!
Ехать домой. Сейчас же. Я хотел было окликнуть водителя, но остатки разума ещё тлели в моём мозгу. Найти этого таксиста будет раз плюнуть. Обычно они стоят в одних и тех же местах. И портье его прекрасно знает и, наверное, уже рассказывает детективам, кто увёз парня с двумя тяжелеными сумками. Очень подозрительного парня. «Да, помню, конечно. Я посадил его к Раджу Капуру, номер машины не знаю, но он должен вернуться. Он здесь постоянно стоит».
И если скажу таксисту адрес, то меня можно будет брать тёпленьким.
- Далеко до вокзала? – спросил я индуса.
- Нет, уже подъезжать.
«Да, сержанта, я его отвозить на вокзал. Я боялся, что он умирать в моя машина. Или блевать. Сумки большой. Две. Он их еле-еле поднимать».
Придётся его тоже убрать. Но пистолет был в сумке в багажнике. А душить, перегрызать горло, ломать шейные позвонки и вырывать сердца – на это я вряд ли решусь. Да и сил у меня почти не осталось.
Таксист высадил меня на вокзале. Помог вытащить груз. Я так и остался стоять на парковке, не в состоянии сообразить, что делать дальше. Одна мысль точила мысль: хоть что-нибудь, хоть пару затяжек дури, таблетку амфетамина, метадона или хотя бы экстази, понюшку кокса. Что угодно, только бы привести себя в чувство. Так сильно меня колбасило, когда я просидел сутки в полицейском участке. Эти суки не давали даже кофе. Я думал, что сдохну. Я думаю, что сдохну сейчас.
Мне нельзя оставаться на вокзале.
Я достал из сумки пачку двадцаток и сунул в карман. У меня созрел план. Я подозвал такси и отправился в аэропорт. Дал таксисту двойную цену, и он помог дотащить сумки внутрь. Поближе к камерам хранения. Минут пять я провозился, пока запихал поклажу в ячейки. Пушку оставил с деньгами. От греха подальше. Ключи положил во внутренний карман куртки. Только бы не потерять.
К выходу я добрался с трудом, еле переставляя ноги. Мне казалось, что все пялятся на меня. Они знали меня, знали, что я убил кучу народа, что я спрятал деньги, даже знают номера ячеек. Слишком всё удачно сложилось, чтобы быть правдой. Такая пруха не для меня. Они только и ждали момента, чтобы наброситься на мои деньги. Я не мог вот так просто уйти отсюда всего лишь с двумя ключами, а не с сумками, набитыми баблом. Как только я выйду из здания, вся толпа набросится на мой миллион. Они взломают дверцы ячеек, передерутся из-за денег, отнимут у меня мечту и новую жизнь, а меня сдадут копам. И запахнет горелыми мозгами, когда исполнитель пустит ток на электрический стул. Меня запекут, как курицу в духовке, а они будут пить мартини, курить сигары и спустят мои доллары в Лас-Вегасе.
Я остановился, в раздумьях, не вернуться ли мне за деньгами.
- Мистер!
Кто-то тронул меня за плечо.
Я оглянулся. Это был полицейский, молодой крепкий парень в веснушчатым лицом.
- Мистер, у вас всё в порядке?
- А что? По мне видно, что у меня проблемы?
- Если честно, да.
Он смотрел на меня так, словно хотел по глазам прочесть всю мою жизнь.
- Я не совсем здоров.
- Могу я попросить вас пройти со мной?
- Не уверен. Я спешу.
- Не заставляйте меня применять силу.
- А в чём дело, дружище?
- У вас есть при себе наркотики или оружие?
- Какого чёрта? – неожиданно для себя заорал я.
Народ вокруг на мгновенье замер в немой сцене, уставившись на нас.
- Что здесь происходит? Какое ты имеешь право? – орал я всё громче.
Коп попытался взять меня за плечо, но я увернулся и стал выворачивать карманы.
- Наркотики? – визжал я. – С какой стати? Если я болен, но у меня обязательно должны быть наркотики?
К нам стали робко приближаться любопытные.
- Почему я? Почему не вот он или он? Или вон тот старичок? – я тыкал пальцами в сторону. - Вот, у меня пусто в карманах. У меня даже носового платка. Может, мне раздеться, чтобы ты заглянул мне в задницу, не прячу ли я там пистолет или бутылку контрабандного виски?
Я стал расстёгивать ширинку. Мы стояли уже в плотном кольце зевак.
Коп растерялся. Он явно не хотел при таком количестве свидетелей заламывать меня, не имея на то явных причин. Если я окажусь чист, а я чист, не считая двух тысяч налички и ключей от ячеек, у него могут быть неприятности.
- Прекратите истерику, - сказал он. Как бы не так.
На шум прибежали ещё двое полицейских с дубинками наготове.
- Смит, что здесь происходит? – спросил рябого опытный старый коп, весь в суровых морщинах и похожий на Клинта Иствуда.
- Вот, я хотел проверить. Мне показалось…
- Что показалось?
- Что этот мистер наркоман.
- И что? – Иствуд сдвинул брови. – Ты что, работаешь в отделе по борьбе с наркотиками?
- Нет, сэр.
- Ты должен следить за порядком, а не приставать к людям, если тебе что-то мерещится. Быть наркоманом – его личное дело. Так же как быть республиканцем или геем.
- Он вёл себя подозрительно, сэр.
- Мистер, - обратился ко мне пожилой коп, - застегните брюки. Что вы делаете в аэропорту?
- Это не ваше дело. Я никого не убивал, ничего не крал и не дрочил в общественных местах. Этого достаточно? Я могу идти? У меня жутко скачет давление, а тут ещё этот. Как твоя фамилия? Я напишу жалобу!
- Успокойтесь, сэр. Мы приносим извинения. Поймите, это наша работа. Профилактика преступности намного важней, чем борьба с ней. Вы же понимаете, сейчас такое время, и аэропорты, в которых постоянно находится большое количество людей, требуют особого подхода и особой бдительности.
- Я могу идти? – перебил я мистера Клинта.
- Всего доброго. Ещё раз простите. Он у нас недавно работает и пытается показать себя на новом месте.
- До свиданья, - я повернулся и пошёл к дверям.
Чёрт, меня всего трясло, но я справился. Я не упал в обморок, не наблевал на ботинки офицеру.
Не успел я выйти на улицу, как меня догнал парень с копной дредов на голове.
- Эй, чувак, - сказал он и подмигнул заговорщицки, - хороший спектакль. Меня такое тоже пару раз спасало.
- Тебе чего? – у меня не было сил говорить.
- Я вижу, тебе сейчас нужно поправиться немного.
Я молча смотрел на него, ожидая, что он предложит.
- У тебя есть десятка?
Я протянул ему двадцатку.
- На все?
- Как хочешь.
Рука его скользнула по моей ладони и оставила там пакетик.
- Увидимся, - сказал парень и исчез из виду.
- Чёрта с два, - ответил я ему мысленно.
В пакетике лежало семь синих таблеток.
Три я проглотил сразу, не запивая. Потом закинул ещё две.
- Куда ехать? – из подъехавшего такси выглянуло лицо водителя.
- А хоть куда, - я открыл дверцу и заполз в салон. – Давай на Ривер-стрит. Домой.
Меня уже начало отпускать. В глазах светлело, шум в ушах стихал, и я мог нормально подобрать нижнюю челюсть.