Её двоюродные мужья гл. 36, окончание

Василиса Фед
   В квартире прибрано. Белеют зеркала.
   Как конь попоною, одет рояль забытый:
   На консультации вчера здесь Смерть была
   И дверь после себя оставила открытой.
   Давно с календаря не обрывались дни,
   Но тикают ещё часы его с комода,
   А из угла глядит, свидетель агоний,
   С рожком для синих губ подушка кислорода.
   В недоумении открыл я мертвеца…
   Сказать, что это  я…весь этот ужас тела…
   Иль Тайна бытия уж населить успела
   Приют покинутый всем чуждого лица?
               Иннокентий Анненский «У гроба»

               
                ГЛАВА 36  «АХ, ЧТО ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ?»

   Девичник зачах, когда заболела Яся. Агнесса уехала, Яся заболела.
   Женщины перестали собираться ещё и потому, что у каждой была своя жизнь и  свои проблемы. Подросли дети; они выходили замуж – женились - разводились. Появились внуки, и «девушкам», ставшими бабушками, но ещё где-то  работающим, как это заведено у русских, пришлось их нянчить; если не каждый день, то в субботы, воскресения и праздничные дни. Мотив: чтобы дети отдохнули. 
   Брал своё и возраст. Первыми, как это также «заведено» в России, стали сдавать мужчины; мужья болели или дома, или оказывались в больнице.
   Кому в большей степени, кому – в меньшей, но всем подружкам Яси приходилось разрываться между работой, детьми, внуками, мужьями и личными интересами.

  И хотя  подружки не сдавались в плен обстоятельствам, они решили, что, в знак солидарности с Ясей, не будут собираться, так как  теперь их посиделки станут грустными; вряд ли они бы пели и хохотали, как прежде.
   Но, хоть теперь они редко встречались, однако были в курсе событий в жизни каждой. По-прежнему их телефоны были доступны для подружек двадцать четыре часа в сутки. В дни рождения кто-то обязательно забегал  на работу «новорожденной» с цветами и каким-нибудь подарочком.
   Не забывали они и Ясю. Но общение было, в основном, по телефону. Павел терпел только Полину. И правильно делал, что терпел. При своём (внешне) тихом нраве, она имела сильную волю. Как, смеясь, утверждал её супруг, Полине надо было быть учителем в школе, служить в армии или стать  дрессировщицей животных в цирке. Спокойным голосом, терпеливостью и невозмутимостью она могла усмирить кого угодно. Хотя намеренно она никогда никого не усмиряла.
   Когда Полина собиралась к Ясе, то все подружки обязательно что-то для неё передавали. И тогда супруг  подвозил её к дому Яси, выгружал пакеты, доносил их до лифта. Он целовал жену, и только потом  нажимал кнопку нужного этажа.

    …Как-то Полина позвонила Елизавете:
   - Дела у нашей Яси – хуже некуда. Всё время говорит о смерти. Я вернулась от неё больной.
   - Что ты предлагаешь?
   - Давайте навестим её все: я, ты, Люба, Рая.
   - А Павел Иванович  не будет возражать? – с сомнением в голосе спросила Лиза.
   -  Дорогая моя, он тоже хорошо сдал. Раньше ходил прямо, как струна. А теперь сутулится, ногами шаркает. Он ведь лет на десять старше Яси.

   - Да, как бы я к нему не относилась, но признаю, что нагрузка у него ещё та. Не всякий выдюжит. Давно на пенсии, но на работу ходит.
   - Лиза, это его право. Может, он не бросает преподавание в институте, потому что – это его призвание? Как у художника призвание – рисовать, а у учёного – искать новые химические элементы или ещё что-то.
   Недавно по телевидению показывали дедушку, которого родственники «забыли» в больнице. Яся дома, и, слава Богу!

   - Мне хотелось бы произнести речь не в пользу Павла, - сказала Елизавета, -  но, как говорится, поезд ушёл. Я не буду больше говорить о том, что Яся должна лечь в какое-нибудь восстановительное лечебное учреждение. У неё семья, пусть сами всё решают. И она в сознании, не лишена права голоса.
   А навестить её я готова. Отложу все свои дела. Купила для Яси симпатичную ночную сорочку, Самое важное, что в  ткани нет ни процента синтетики. Я проверила: выдернула ниточку и подожгла.
   - Знаю, знаю, - рассмеялась Полина, - народный метод.

   Подружки сделали разведку. Ясе позвонила Рая. Спросила, можно ли её навестить «всем колхозом» и, если её «папа» захочет съездить на дачу, то он может ехать, а кто-то из подружек обязательно останется с ней.
  Когда выяснилось, что Павел рад возможности «посмотреть, что творится на даче», подружки договорились взять с собой резиновые перчатки, жидкость для мытья окон, специальные щётки, тряпки. Решили вымыть окна, и навести порядок хотя бы в комнате Яси. И, конечно, купили и приготовили много разной еды.

   Накануне Рая позвонила Любе:
   - Как ты, дорогуша, думаешь, брать мне с собой гитару или нет?
   - Почему-то по моей коже прошёл озноб, когда я услышала о гитаре, - помолчав, ответила Люба. – Не будет ли это выглядеть, как отпевание?
   - Меня тоже мучают сомнения. А с другой стороны, если я не возьму гитару, Яся может подумать, что мы её тоже уже списали. Списали, как подругу.
   - И такое может быть. Я посоветуюсь с Лизой и Полиной. Потом тебе перезвоню. А вот обезболивающие таблетки  нужно захватить обязательно, напомню Полине. Она покупала, знает, какие надо. Когда я разговариваю с Ясей по телефону, то  слышу, как она стонет.
   - Да, я тоже слышу её стоны, - подтвердила Рая. – Раньше мы могли долго с ней разговаривать. А сейчас поговорим пять минут, и Яся скажет, чуть не плача: «Не могу трубку держать, так болит рука». Как же мне её жалко!

    Гитару решили не брать. И вообще не вспоминать о ней у Яси.
    Дверь им открыл принарядившийся Павел Иванович.
   - Милости просим… Милости просим… Проходите, гости дорогие.

   Сразу же выяснилось, что он не собирается на дачу. «Девушки» переглянулись, но не посмели комментировать его решение. Сложив в кухне сумки с кастрюльками и пакеты, доверху наполненные продуктами и разными душистыми подарочками для болеющей подружки, они вымыли руки и поспешили в комнату Яси.
   Полчаса они обнимали её, целовали, восхищались, как она хорошо выглядит, расспрашивали о здоровье.
   Яся, как будто радовалась; лицо её порозовело, она улыбалась. Но всё же вид у неё был отрешённый: словно, она и была здесь, рядом с подружками, но, в то же время,  её, вроде бы, и не было.
   Трудно объяснить это ощущение. Яся почти не говорила, только слушала; глаза её не загорались, как прежде, когда они собирались на девичник. Время от времени лицо её искривлялось гримасой, что бывает при сильной боли. Она здоровой рукой тёрла то колени, то парализованную руку.

   Подружки с трудом сдерживали слёзы. Чтобы не разреветься, они  сразу же развили бурную деятельность. Конечно, пришлось обратиться к хозяину, так как нужны были вёдра или тазы.
   Павел, увидев, что они намереваются заняться уборкой, стал протестовать:
   - Мы сами справимся. Вы пришли навестить  нашу бесценную Ясю Викторовну…
    Женщины застыли с тряпками в руках. Полина решилась спасти положение. Она, сделав вид, что не слышала  слова Павла, подошла к нему и взяла его под руку, чего никогда до этого не делала. И повела  в кухню. А свободной рукой за своей спиной делала  подружкам знаки, которые могли означать только одно: «Начинайте быстрее!».

   - Павел Иванович, я принесла вам подарок от моего мужа. Он любит бывать в букинистических магазинах. И посмотрите, что он, по его словам, откопал для вас – врача.   
   Полина вытащила из пакета тщательно завёрнутую в бумагу книгу. Это была одна из научных работ по физиологии невролога, психиатра и психолога Владимира Михайловича Бехтерева.
   - Пожалуйста, возьмите.
    Павел быстро взглянул на обложку. Видно было, как он взволнован. Стремительно протянул руку к книге, но рука задрожала, и он спрятал её за спину.
   - Для преподавателя  это ценная работа. Бехтерев – учёный-классик от медицины. Премного благодарен вам и вашему супругу. Но это дорогой подарок, я не могу его принять бесплатно.
   - Но за подарки не платят, - возразила Полина.
   - Я человек щепетильный, к подаркам не привык. Держусь в почтительном отдалении от тех, кто мне что-то предлагает. Увольте! Не умею доставать каштаны из огня.

   - Павел Иванович, мой муж предполагал, что вы можете отказываться. Просил передать вам, что
 это не подарок в прямом смысле, - настаивала Полина. – Вы обучаете будущих врачей. Дело это важное, очень нужное; куда же нам всем без эскулапов!
   Если эта книга поможет вам готовить лекции, то, кроме радости, мы не можем что-то иное испытать.  Вряд ли ваши студенты найдут эту работу русского учёного в вузовской библиотеке.
  Прошу вас, возьмите книгу.

   Павел взял книгу и сразу же начал её листать:
   - Так-так, очень интересно. Но я обязан вашему мужу. Может, он нуждается в консультации врача?
   - Нет, Павел Иванович, он нуждается в вашем рецепте холодца. Вы диктуйте, а я запишу. Только, пожалуйста, всё подробно, с самого начала… Иначе не получится так вкусно, как у вас.

   Как только Полина увела в кухню Павла, Елизавета дала  обезболивающую таблетку Ясе. Подружки надели на её голову платок, укутали по шею одеялом – боялись, чтобы она не простудилась, когда откроют окно.
   - Ты не волнуйся, дорогая, мы всё быстро сделаем, - говорила Елизавета, ловко очищая щёткой толстый жирный налёт со стёкол. – Если хочешь, поспи.
   - Ишь, хитрая какая! - улыбнулась и заговорила повеселевшим голосом Яся. Наверное, таблетка утишила боль.- Пока я буду спать, вы всё вкусное съедите. А я проголодалась. Мы решили с папой не обедать, раз вы придёте.

   - А что бы ты хотела съесть, дорогая? – спросила Люба, не прерывая работы: она  вытирала пыль с полок «стенки», давно не видевших влажной тряпки.
   - Что-нибудь мясное. Елизавета готовит замечательный плов с бараниной.
   - Плов будет в следующий раз, - сказала Елизавета, уже заканчивающая мыть небольшое окно. – Я приготовила жаркое с бараниной и говядиной. Закутала казан в сто одёжек, может, до сих пор тёплое. Но я слышу запахи из кухни. Полина там хозяйничает с твоим супругом. Значит, спелись. Надеюсь, ты не ревнуешь?
   - Конечно, ревную, – на шутку шуткой ответила Яся.
   - Не знаю,  способен ли  амуры  разводить твой Павел. Но Полина, как жена Цезаря, вне подозрений. Так что не переживай.
   - Я теперь уже ни о чём не переживаю, - грустно сказала Яся. – Вот вспомнила строчки Александра Сергеевича из стихотворения «Я помню чудное мгновенье»:

   В глуши, во мраке заточенья
   Тянулись тихо дни мои
   Без божества, без вдохновенья,
   Без слёз, без жизни, без любви…

   - Не будем о грустном! Яся Викторовна, сейчас мы всё исправим; добавим вдохновенья и любви, - пообещала Рая.

    Она с большой мокрой тряпкой залезла, как выразилась, во все углы комнаты, собрала пыль и грязь. Помогла Елизавете снять занавески с окна, отнесла в ванную и замочила в ведре.
   Чуть больше часа потребовалось трём подружкам, чтобы комната Яси стала чистой и светлой.

   Вымыв руки, Елизавета присела рядом с  Ясей. Сняла с её головы платок, откинула одеяло.
   - Дорогая, хочешь вымыться в ванне? Нас много, справимся. Отнесём тебя в ванную на руках.
   - Нет, Лиза, не хочу. Помоги мне сесть. Если бы было за что уцепиться и подтянуться, я бы сама садилась. Так не за что! В больнице за спинку кровати папа привязал простыню, я держалась за неё и поднималась. А у дивана нет такой спинки.
   Яся захотела сесть и спустить ноги с постели. Елизавета ей помогла, под спину подложила подушки.
  Лиза чуть язык себе не прокусила, так она сжала челюсти, только бы не высказаться. А она могла бы сказать, что на тот день, когда они собрались, в московских магазинах есть разные варианты специальных кроватей для таких больных, как Яся. Они поднимаются и опускаются; имеют специальные поручни и много ещё чего для облегчения жизни и болеющих, и тех, кто им помогает. Лиза молчала, так как дала слово «не выступать».

  - Конечно, я бы с большим удовольствием вымылась  в ванне,  - понизив голос, сказала Яся. – Но не хочу унижать мужа. Он может подумать, что вы меня моете, чтобы показать, что он этого не делает. Папа обидчив, оставлю в покое его самолюбие.
   Ещё вчера утром я узнала, что Павел не поедет на дачу. Почему, не сказал. Как только он ушёл в институт,  я попросила соседку Тоню помочь мне обтереть всё тело. Спасибо ей, помогла, добрая душа. И бельё мы поменяли.
   Есть хочу!

    Только Яся сказала: «Есть хочу!», как появился Павел с большим подносом, а за ним – подружки. Быстро сдвинули всё, что можно было сдвинуть. Образовался большой стол рядом с диваном Яси. Елизавета достала, заблаговременно за кресло спрятанную бутылку испанского красного сухого вина. Павел принёс малюсенькие рюмочки и штоф с  рижским бальзамом.

   Наполнив рюмки, Павел встал и произнёс такую речь:
   - Вы, гостьи  драгоценные, меня поставили в совершенное затруднение. Спасибо вам, что навели порядок. Женские руки, они, знаете ли, гораздо ловчее, чем мужские.
   - Вы преувеличиваете наши заслуги, Павел Иванович, - ответила за всех Елизавета. Ей очень хотелось, чтобы супруг Яси сменил гнев на милость по отношению к ней. И всё ради того, чтобы она могла навещать  Ясю. – Мы лишь акробаты благотворительности. Правда, сударыни?

   Предполагая, что обмен любезностями между Павлом и Елизаветой затянется, Люба со смехом сказала:
   - А жаркое стынет! И вино уже пенится в рюмках. Предлагаю первый тост: за здоровье всех присутствующих!

   …Приём прошёл весело и в дружеской обстановке. Яся с аппетитом ела. Павел  Иванович был предупредителен к дамам и деликатен.
   Потом дружно вымыли и расставили по местам посуду. Правда, мыть пришлось в тазу и воду сливать в унитаз, поскольку раковина в кухне была засорена, стояла вода. Но главная посудомойка Елизавета, памятуя реакцию Павла на её предыдущие выступления, молчала. Да и «девушки», когда подходили к дому Яси, предупредили её, чтобы она помнила поговорку: в чужой монастырь со своим уставом не ходят.   

   - Чай, кофе? – спросил разрумянившийся Павел.
   - И то, и то…У нас вкусы разные, - засмеялась Люба. – Павел Иванович, позвольте я вам помогу. Мы принесли много разных сладостей
   Когда они ушли, Рая тихо спросила у Яси:
   - Как вы  себя чувствуете, Яся Викторовна? Может, мы вас утомили, и вы хотите отдохнуть?
   - Отдыхать будем на том свете, - весело ответила Яся. – Спасибо, девочки. Как же мне хорошо с вами! Ничего не болит. Для счастья одного не хватает теперь, когда я наелась…

   Подружки переглянулись и чуть ли не в один голос спросили:
   - Чего не хватает?
   - Песни не хватает.
   - Если только песни вам не хватает, дорогая Яся Викторовна, то мы сейчас это восполним.
   - Сходи, Рая,  в гостиную, там гитара. Может, расстроенная, давно её никто не трогал. А гитара, как женщина: если её долго не трогают, то она… Что бывает с женщиной, девочки, когда к ней не прикасается мужчина?

   - Ах, вот ты как ставишь вопрос! – рассмеялась Елизавета. – Молодец, подруга, ты не теряешь чувство юмора.
   - Елизавета, ты меня обижаешь! Где ты обнаружила юмор? Я хоть и болею, но, признаюсь вам, как на духу: вижу эротические сны. И такие сцены в этих снах жаркие! А мужчина всегда один – Марк.
   - Марк? – не удержалась от удивления Полина. – А я-то думала, что он для тебя уже в далёком прошлом.
   - Мне  теперь доступно только одно: вспоминать. Я плохо сплю, ночами думаю. И всё о том, почему он меня бросил?

   - Нашла, о чём думать! – Елизавета пересела на диван и обняла Ясю.- Где ты видела мужчину, у которого одна жена на всю жизнь? Я такого не встречала. Да, может быть у него одна жена, но пятьдесят любовниц, и дети ещё на стороне.
   У мужчин одно желание: обсеменить, как можно больше женщин. Иначе, зачем им миллионы сперматозоидов? И обсеменяют. С таким же воодушевлением, как разлетаются  во все стороны и ищут благодатную почву споры одуванчиков.
  Но не потому, что мужчины  безнравственны. Просто, это им заказ от её Величества Природы. А заказы надо выполнять. А чем хуже других мужских особей твой Марк? Ничем! Он тебя обсеменил, и полетел дальше…
   «Девушки» от души посмеялись над лекцией Елизаветы.

   Рая принесла гитару, села напротив Яси, тронула струны. У Яси сразу же из глаз полились слёзы.
   - Дорогая, хочешь выпить ещё таблетку? – спросила Полина. – Врач сказал, что она действует четыре часа. А мы ещё будем петь и чай пить.
   - Хочу. Да, уже снова чувствую судороги в ногах. Если бы вы знали, миленькие мои, как я мучаюсь по ночам!

   Когда врач в доме, что могут сделать подружки? Только переглянуться.
   Павел куда-то испарился, как только увидел, что Рая несёт гитару. Возможно, он  решил воспользоваться случаем и поспать. Дверь его кельи была закрыта. Впрочем, она всегда была закрыта.

   - Что вы хотите спеть, Яся Викторовна! – спросила Рая.
   - За последние дни по разным каналам телевидения передают  песню на стихи Булата Окуджавы… Не знаю, как она называется. Там  есть слова: господи, и не забудь про меня.
  - Известные стихи. Я их хорошо помню. Девушки, подпевайте.
   Рая немного поиграла, и запела:
   
    Пока земля ещё вертится, пока ещё
                ярок свет,
    господи, дай же ты каждому,
                чего у него нет:
   мудрому дай голову, трусливому дай
                коня,
   дай счастливому денег…
                И не забудь про меня…

   Я знаю: ты всё умеешь,
          я верую в мудрость твою,
   как верит солдат убитый, что он
                проживает в раю,
   как верит каждое ухо тихим речам
                твоим,
  как веруем и мы сами, не ведая,
                что творим!

   Господи мой боже, зеленоглазый
                мой!
  Пока земля ещё вертится, и это ей
                странно самой,
  пока ей ещё хватает времени и огня,
  дай же ты всем понемногу…
                И не забудь про меня.

   Яся, скорее, шептала слова, чем  пела. И плакала, плакала…
   - А я хочу здоровья. Не надо мне денег.  Здоровья и покоя! - говорила она, всхлипывая.
   Подружки её успокаивали. Кто – шуткой, кто - лаской.
   Стемнело и гостьи начали собираться.
 
   Но Яся никак не хотела их отпускать. Заводила разговор то на одну, то на другую тему.
   Может, она чувствовала то, чего не могли чувствовать они?
   - Люба, ты  видишь, сколько  вокруг меня книг? – спросила Яся.
   - Да, я заметила, что ты… спишь с поэтами, - пошутила Люба.
   - Сплю с поэтами! – рассмеялась Яся. – Это ты хорошо сказала. Я знаю, что все вы любите стихи. Посидите ещё немного, мои родные девочки. Я прочту вам стихи.
   Недавно по телевидению выступал известный учёный. Он сказал, что пенсионеры, чтобы сохранить ясность ума, должны заучивать стихи или прозу. Кому, что по душе. А я хочу иметь ясный ум. Времени у меня уйма. Я прошу папу приносить мне разные книги. И пока не начинает двоиться в глазах, читаю. А стихи зубрю, как школьница. Простите, буду подглядывать в книги.
  Некоторых поэтов я и не знаю. Например, стихи  фронтовика Виктора Гончарова раньше не читала. Вот кусочек из стихотворения «Тебе, любимая»:

   Летящим листьям вперерез
   Любовь свою – тебе несу.
   Давай уйдём с тобою в лес,
   Давай заблудимся в лесу!
   Пусть мрак шагнёт со всех сторон,
   Пусть ночь пугает пнями нас.
   И сквозь навес дырявых крон
   Глядит луны совиный глаз.
   Я долго шёл, пока нашёл
   Твой шёлк волос,
   Покорность плеч…
   От всяких бед,
   От всяких зол
   Я сам хочу тебя сберечь…

    Женщины сидели тихо. Что-то было в поведении их подруги такое, чего они не могли объяснить.
    А Яся оживилась, щёки её порозовели.
    - А какие чувствительные стихи у Константина Батюшкова! Вот эти его строчки мы все знаем.  – Яся раскрыла книгу, убрала закладку и прочитала:
   
    О, память сердца! Ты сильней
    Рассудка памяти печальной
    И часто сладостью своей
    Меня в стране пленяешь дальной.
    Я помню голос милых слов,
    Я помню очи голубые,
    Я помню локоны златые
    Небрежно вьющихся власов.

    Было слишком тихо. Невыносимо тихо. И чтобы разорвать паутину  тягостной тишины, Елизавета сказала со смехом:
   -  Все мы помним эти возвышенные строчки поэта Батюшкова, современника Александра Пушкина:
   - О, память сердца! Ты сильней
     Рассудка памяти печальной…

   - Яся, ты меня воодушевила на стихи, - сказала Полина. - Время от времени я читаю стихи, в которых слог совершенно не такой суровый, как у современных поэтов; более чувственный. Я согласна, что мне нужны чувства так же, как козе – соль.
   Надеюсь, что не совру, вспомнив кусочек из элегии Батюшкова «Мечта»:

    Кто в жизни не любил?
            Кто раз не забывался,
   Любя, мечтам не предавался,
   И счастья в них не находил?
            Кто в час глубокой ночи,
   Когда невольно сон смыкает томны очи,
   Всю сладость не вкусил обманчивой Мечты?
            Теперь, любовник, ты
   На ложе роскоши, с подругой боязливой,
   Ей шепчешь о любви и пламенной рукой
   Снимаешь со груди её покров стыдливой…

    Рая, тронув струны гитары, стоявшей у её табуретки, попыталась пропеть:
    - Ей шепчешь о любви и пламенной рукой
      Снимаешь со груди её покров стыдливой…
   
   - А Полина наша – возвышенная натура, - приглушив струны рукой, продолжала Рая. -  Ишь, какие стихи запоминает! Ладно, раз дело дошло уже до эротических стихов, то прочту вам любимое стихотворение моего мужа. Девушки, вы прочно сидите на своих местах? Прочно? Очень хорошо, а то можете упасть.
    Русский советский поэт Евгений Винокуров стихотворение «Женщина протяжно застонала» опубликовал в книге «Слово» аж в 1962 году. Слушайте:

    Женщина протяжно застонала
    Где-то там за тонкою стеной…
    Что бы это вправду означало?
    Может, сон приснился ей дурной?
    Или, может, в ней играет сила,
    И в изнеможенье и в борьбе
    В кровь губу от счастья закусила,
    Притянув любимого к себе? 
    Иль сейчас она лежит больная,
    И, моля в отчаянье судьбу,
    Он не спит, прическу наклоняя,
    Держит руку на горячем лбу?..

   - Прекрасное стихотворение! – сказала Полина. – А ведь говорили, что в Советском Союзе не было секса. Судя по этому стихотворению, ещё какой горячий был секс: от счастья губы до крови кусали.   
     - Да, кстати, о птичках! – продолжала свою речь Рая. - Елизавета и Яся Викторовна, помнится, вы говорили о фильме, назвав его не менее поэтично -  «Мелодия ягодиц». И где он? На какой стадии?
   - На стадии разработки сценария, - слегка наступив на ногу Раи, предупреждая тем самым, чтобы она не развивала эту тему, - ответила Елизавета. - В общем, мы уже  наметили концепцию фильма. Я готовлю режиссёрский сценарий, а Яся – подбирает музыку. Самое трудное, как мне кажется, в этом нашем фильме – правильно расставить акценты; ничего на зубок не оставить критикам.

   Яся перебирала книги. Казалось, что она и слышит, о чём говорят её гостьи, и не слышит. Вдруг она сказала:
   - Нет ничего, чего бы я не сделала, чтобы быть здоровой, чтобы вернуться лет на десять назад. Чтобы быть свободной и летать, как птица, куда захочу.
    Подружки переглянулись. Яся это заметила, и продолжала со слабой улыбкой:
   - Когда я остаюсь одна, то главным моим другом, утешителем становится телевизор. – Глаза её заполнились слезами, когда она  посмотрела на Полину. – Благодаря тебе, Полина, я не свихнулась, когда вернулась из больницы домой.
   Никто из вас не знает, сколько раз ещё в больнице мне хотелось доползти до окна, открыть его и броситься вниз. Такие же мысли были и дома. Но Полина сразу же решила, что мне нужен телевизор. И только благодаря ей, а не моим детям…у меня появился вот этот дружочек. И я увидела, что не одна такая, разбитая инсультом. Таких много, и все как-то борются с болезнью. Мне захотелось жить!

   - Не за что меня благодарить, - сказала Полина. – Не я, так  кто-то бы другой помог вам купить телевизор. Как говорится, мир не без добрых людей.
   - Миленькая Яся, и  что интересного в телевизоре  случилось за последнее время? – спросила Елизавета. – Я смотрю телевидение выборочно, по-другому не получается. Покупаю телепрограмму и заранее намечаю, что бы хотела посмотреть.
   - По одному из каналов, - начала рассказывать Яся, - на днях вспомнили старую легенду. Правда, я запомнила только сюжет. Зазвонил телефон. Потом выяснилось, что женщина набрала неправильно номер, но долго не могла в это поверить…

   Суть легенды: в каком-то районе Англии ещё в древние времена жил некий граф. Он задавил свой народ налогами, довёл их уже до ручки.  У графа была молоденькая жена - леди Годива. Не ручаюсь, что правильно запомнила её имя. Народ решил обратиться к ней и попросить, чтобы она убедила супруга снизить налоги.
    Граф согласился, но при одном условии: его жена обнажённой сядет на лошадь и проедет по всему городу.  Муж был уверен, что жена этого не сделает. Но юная леди  сняла с себя одежду, села на лошадь, и поехала по городу, прикрывшись лишь своими длинными волосами. А горожане, уважая её, закрыли окна ставнями и не стали смотреть. Граф был изумлён человеколюбием своей юной жены, сдался и снизил налоги. Народ ликовал!

   - А резюме? – спросила Люба
   - Если бы мне сказали, что я буду здоровой, но должна голой сесть на лошадь и проехать по Москве, или босиком и голой обойти весь город, я бы это сделала, не задумываясь, - смеясь и плача, говорила Яся.
   - Ты не была бы одна, ни на лошади, ни пешком, правда, девушки? – это выдала Елизавета. –  Какая  ты единоличница, Яся Викторовна! Значит, тобой бы народ любовался, а нами – нет! А чем мы хуже? И тела у нас  достаточно, и красоты у него хватает.
   Ради тебя, дорогая, мы бы поступили, как в песне: если надо пройти все дороги-пути, те, что к счастью ведут, я пройду, мне их век не забыть. Не сомневайся, мы ещё все вместе однажды пройдёмся по городу. Захочешь – голыми; захочешь одетыми, но босиком…

   В комнату не один раз уже заглянул Павел. Видно, что он  тяготился задержавшимися гостьями. Им тоже давно уже пора было быть дома, но Яся никак их не отпускала.
   Наконец, все «девушки» поцеловали Ясю, пожелали ей быстрейшего выздоровления и пошли к выходу. Но у порога Яся их остановила:
   - Прочитаю вам только короткое стихотворение Аполлинера «Прощание»:

    Срываю вереск… Осень мертва…
    На земле – ты должна понять –
    Мы не встретимся больше. Шуршит трава…
    Аромат увядания… Осень мертва…
    Но встречи я буду ждать.

   Под неприкрытым натиском хозяина дома подружки попрощались с Ясей: «До встречи!».   

    Ничто не предвещало трагедии.

   Прошло не больше недели. Каждый день кто-то из подружек звонил Ясе, расспрашивал о здоровье. А потом они передавали друг другу, что, по всей видимости, Яся с каждым днём всё хуже себя чувствует, нередко – стонет.
   Как-то позвонила Полина. Она хотела предложить Ясе массажистку. Случайно выяснилось, что её давняя знакомая, фельдшер  по профессии, окончила курсы массажисток и  оказывала эту услугу всем желающим на дому. И жила она, по московским меркам, недалеко от Яси. И брала за свои услуги, по московским меркам, недорого.

   Яся взяла телефонную трубку и, услышав голос Полины, сразу же сказала:
   - Прости, не могу разговаривать. Передаю телефон папе.
   И Полина услышала, как Яся кричит.   
   - Павел Иванович, почему Яся кричит? – спросила, но, можно сказать, крикнула Полина.
    -  У неё разбалансировка всего организма, - ответил Павел без всяких эмоций; голос его был монотонным, ровным, словно лекцию читал.

   - Вызовите врача, пусть назначит обезболивающие уколы. Купите таблетки. Сейчас много всего, что подавляет боль. Пусть лучше дремлет или спит. Яся в сознании, зачем вы допускаете, чтобы она так мучилась?
   - Я ничего не могу поделать. Вы не разбираетесь в медицине, поэтому ваши суждения так… примитивны.
   - Да, я  не разбираюсь в медицине. Но, чтобы увидеть, как человек страдает, не нужно иметь медицинского образования. Вы же врач, работаете в мединституте. Не хотите вызывать участкового врача, пригласите  своего коллегу – по профилю этого заболевания, пусть назначит что-нибудь. Или положите её в больницу, уж там точно не позволят, чтобы больная кричала от боли.

   - Инсульт или апоплексия, апоплексический удар  вызывается кровоизлиянием в головной мозг или тромбозом мозгового сосуда. В глубине полушарий мозга, в мозговом стволе или, что бывает редко, - в мозжечке  появляются очаги кровоизлияния; они разрушают ткань мозга…
   Судя по течению заболевания, у Яси Викторовны случилось кровоизлияние в какой-то части полушария мозга. При этом неизбежны все те симптомы, которые были у больной при поступлении в клинику. Сейчас  наблюдается повышенное напряжение мышечного тонуса, повышены сухожильные рефлексы…Плюс гипертония… Плюс возрастные изменения…Плюс полиартрит…Полная разбалансировка организма.

    И дальше Павел спокойно, не повышая голоса,  рассказывал Полине, какие есть средства для лечения, сколько может продолжаться восстановление после апоплексического удара. Не забыл сказать, что в переводе с греческого языка, «апоплексия» - «оглушаю»; а латинское слово «инсульт» переводится, как «скачу», «прыгаю».
   А Яся в голос кричала: «Мне больно. Помогите. Я хочу умереть». И этот крик был слышен в телефонной трубке всем, кто звонил.

   Она умерла через несколько дней. Павел Иванович вызвал «Скорую помощь», когда Яся была уже в агонии, и врачу осталось только подтвердить её смерть.
   Полине позвонил Семён.

    Летний день. Но без солнца и с дождём. Мир плакал, что ушёл из жизни хороший человек.
   Елизавета и Полина, а также ещё несколько сослуживцев Яси по киностудии и кинообъединению «Экран», встретились в метро. У Полины уже были цветы. Пока покупали цветы другие, пока дошли до дома Яси (теперь уже не её дома), Полина почувствовала, что ей надо зайти в туалет.
      Она всегда помнила однажды услышанную фразу, сказанную известным врачом и учёным: «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем – мочевой пузырь». Провожающим Ясю в последний путь предстояло ещё ехать в морг больницы, куда отвезли её тело, а потом – на кладбище.

    Возле дома Яси стоял автобус; все были уже в сборе.Раньше всех приехали Рая и Люба.
    Полина подошла к Валентине – жене Алексея, и сказала:
   - Простите. Мне нужно зайти в туалет.
    «Старшая» невестка Яси была недовольна, но промолчала, вытащила из сумки ключи, пошла вперёд, открыла квартиру. Появились ещё желающие.

    Полина вошла в туалет и чуть не упала в обморок. Там оказался новый, розово-чёрный унитаз!
    Потом выяснилось, что поставили это оборудование в течение ночи, перед похоронами. И не по инициативе Павла Ивановича. Ему и старый был хорош. Всё организовала Валентина, а  оплатил Алексей. Конечно, «в копеечку» влетела им эта срочная операция унитаза. Но, видно, очень боялись осуждения тех, кто после похорон придёт на поминки.
    Да, до смерти Яси, унитаз был старым, с  тёмными пятнами и трещинами, вода подтекала, в уборной стоял неприятный запах. Сыновья и невестки,  всё это  наблюдали из года в год.
   Комментарии излишни.

    Когда автобус подъезжал к кладбищу, перестал идти дождь. Выглянуло солнце. Наверное, прощалось с хорошим человеком.
   
    Речь  её второго двоюродного мужа Павла на кладбище:
   - Ты была примером для нас в жизни. Ты ушла, но оставила нам заветы, как трудиться, жить, дружить. Ты была хорошей матерью. Ты была замечательной женой. Я любил тебя, как талантливую личность. Я гордился тобой. Моё сердце рыдает, оно никогда-никогда не перестанет рыдать.…
   Счастье наше оказалось так хрупко. Я навек запомнил все счастливые минуты нашей жизни. Я не сомневался в твоей любви. Я не дал  ни малейшего повода, чтобы ты сомневалась в моей горячей привязанности к тебе.
    Зачем ты нас покинула? Зачем ты меня покинула? Страдания наши  безграничны. Я безутешен. Ты отошла в вечность, но навеки осталась со мной. Я не могу оторвать тебя от себя. Мир опустел без тебя.
       
   Семён к гробу не подошёл. Алексей поцеловал мать в щёку. Жестом показал старшему брату: дескать, подойди и поцелуй, даже громко сказал, как приказал: «Семён, подойди!». Но старший сын к гробу матери  не подошёл. Стоял далеко и крестился. Валентина - «младшая», повязанная по-старушечьи платком, без остановки читала по тетради какие-то псалмы или молитвы, крестилась. К гробу свекрови не подошла.
   Рот  Яси был слегка приоткрыт, виднелись зубы. Лицо её не выражало страдания, скорее, было в нём удивление. Полина подошла к гробу, долго смотрела на Ясю, погладила её по руке, тихо сказала: «Вспоминай там только о хорошем».
   Объяснить  потом мужу, почему она сказала именно эти слова, Полина не могла. На неё давила тоска – вместе с Ясей  уходили и воспоминания молодости.

   Глядя на  Ясю, Полина вспомнила смерть маленькой княгини Лизы - нелюбимой жены Андрея Болконского из романа Льва Толстого «Война и мир»:
   «Её прелестное, жалкое мёртвое лицо говорило: «Я вас всех любила и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали? Ах, что вы со мной сделали?».

   Один из рабочих кладбища  закрыл лицо Яси белым полотном, которым она была прикрыта. Гроб забили гвоздями и опустили в могилу. Провожающие Ясю, по традиции, бросили комья земли на крышку гроба.
  Плакали только её подружки. Елизавета сжимала в кармане пиджака телеграмму от ошеломлённой новостью Агнессы.

   К Полине подошёл Павел Иванович и сказал:
   - Прошу вас и подруг пожаловать к нам на поминки.
    Когда автобус стал приближаться к первой по ходу станции метро, Полина подошла к кабине водителя и попросила:
   - Пожалуйста, остановитесь, где можно. Я выйду.

   Она не могла вернуться в квартиру, где уже не было Яси, но зато там был новый розово-чёрный унитаз, по стоимости сопоставимый, наверное, с  курсом лечения больного в восстановительном центре коммерческой клиники.
  Остальные  в той семье Полину не интересовали.

   «Девушки» не теряли связи друг с другом. Как положено православным христианам, они собрались в кафе на девятый и на сороковой день после смерти Яси. Воспоминаниям не было конца; Яся оставила заметный след в жизни каждой из подружек.
   Им хотелось верить, что  она рядом.
   О такой уверенности  и в стихотворении Булата Окуджавы «Поминальная»:
   
   Наша память бессильна уйти от потерь,
   всё с фонариком бродит в былом.
   Даже в праздничный день
   чья-то тихая тень
   вместе с нами сидит за столом.
   
   Тоня, с которой время от времени Полина разговаривает по телефону, как-то сказала:
   - В окнах квартиры, где живёт теперь один Павел Иванович, я никогда не видела света. Редко  светится  кухонное окно.

   Много найдётся людей, которые хотели бы командовать над другими. Но едва ли найдётся хоть один человек, который захотел бы, чтобы кто-то им командовал.
   
                КОНЕЦ  РОМАНА
   28.01.2013 г. Москва