... - Андрюха, а ты помнишь Витьку Носика? Ну, того с которым вы одну осень на уток охотились. А отца его, дядю Ваню, помнишь? Они на краю деревни жили, неподалёку от кладбища. Ему ж в этом году семьдесят пять старому стукнуло. Так он что учудил-то нонче.
У него кроме Витьки ещё десять детей, ну внуки там, правнуки. Из всех, в деревне-то с отцом и матерью Витька один остался, остальные по всему Союзу давно разъехались. Многих он лет двадцать ужо не видел.
Так вот, выпил он как-то вечерком, сел на завалинку и думу горькую думат.
"Вот и семьдесят пять скоро, а там и смертушка не за горами, благо кладбище не далече, старухе с Витькой тащить меня совсем чуток. Дотащат поди. Ну Витькина пацанва подсобит. Эх, жаль никого больше не увижу, ни Кольку, ни Сашку, ни Оленьку младшУю мою - ненаглядную,... поразъехались все кто-куда, эхе-хе. Надо бы брагульки поставить, да самогона выгнать, мож кто и подъедет, всё-таки семьдесят пять - не баран чихнул."
И что ты думаш, Андрюха. Замутил он значит браги пару бидонов, выгнал бутыль самогона и в аккурат за три дня до Дня рождения, приходит на почту.
Заходит и говорит:
- Любка, ты вот чё, отбей-ка мне десять телеграмм.
Та ему:
- Какие проблемы, дядь Вань, диктуй.
-Значь так, пиши - Умер папа, зпт, похороны двадцатого июля, тчк.
Любка так на весы для посылок и села... в общем.
Аклемалась и еле слышно молвит:
- Дядь Вань, ты чё, руки на себя наложить решил?... Господи, помоги старому человеку, отведи беду.
Старый отвечат:
- Да, не скули, ты девка, строчи телеграммы, ни чё я не решил. Собрать всех своих хочу, а то помирать скоро. Помру, так никого и не увижу. Да ты и сама, поди рада всех увидеть, а то и не помнишь уж многих. Только смотри у меня, проболташся, возьму вожжи, высеку, как родну. Чтоб язык за зубами держала накрепко. Чтоб ни старуха моя не знала, ни Витька, никто...
Ну так вот. За день перед Днём рождения, Витька с батей, значит, выгнали самогона, истопили баньку, попарились, посидели выпили. Да вот незадача, как всегда переборщили чуток. Утром мать Витькина в стайках убирается, корову доит, а старый с Витьком дрыхнут значица.
А ты ж знаш, в десять часов с города автобус приходит. Тут ужо одиннадцать, а автобуса всё нету. Ну гдет пол-двенадцатого едет, а за ним ещё один в чёрных лентах. Бабы на улице перепужались, крестятся. Ребятня рты пораскрывала, затихли. Второй автобус прям к дяде Ваниному дому. Деревенские руками встрепянули, думають - всё допился Витька с отцом, катафалк приехал. Автобус подъехал к воротам, народ из него начал выходить - мужики, бабы, ребятишки. Венки, цветы, значит, выносят. Все приехали и Колька, и Сашка, и Серёга, и Наташка... да все с бабами своими, с детЯми, только Ольки одной не было, бабы судачат на сносях в очерёд раз была.
Тут тёть Дуся, Витькина мать, из стайки выходит...
Ойййй, Андрюха, чё началось-тоооо, чё было!!! Не в сказке сказать, не вырубить топором! Вся деревня три дня гужбанила....
А на четвёртый день опять два автобуса приехали, вывозить всех обратно, в город.
В общем дядя Ваня жив-здоров, счастливый ходит, аж годков на двадцать помолодел.