10
Большинство развалилось. Исчезло, словно фантом, привидение, и никто не мог припомнить, как оно выглядело. Лопнула мутная плёнка бычьего пузыря на окне в реальность, и стали видны люди. Огромное число людей, совсем разных, с непохожими мыслями, интересами, характерами. Они стояли усталые, потерянные, злые, а между ними деловито шныряли какие-то разноцветные паучки с бешено горящими глазами. Пауки, похоже, знали, чего хотят: впивались, опутывали и тащили людей, каждый в свою кучу… Неужели недавно я был одним из них?..
Когда шок от Карусели начал проходить, народу вернулось зрение и открылась страшная картина полной разрухи. Все осознали, что в который раз обмануты, и впереди только голод и смерть. Кто же в этом виноват? Кто устроил тайный заговор? Кто должен за всё ответить?
Первым из Вече слинял старик Жиров, всегда имевший чрезвычайно чуткий нос. Мы прождали его три дня – никто не брался вместо него подписывать списки деструкторов, – но гора на его столе росла, и пришлось принимать решение. Остановились на самой безобидной и фантастической мере: попытаться Вульфа найти. Вызвался мой приятель, вездесуший Химштерн, но и он пропал. Я смолчал, хотя знал о его плане заранее – Борька просил обязательно связаться с ним через 48 часов по рации и оставил мне записку с цифрами – частотой. Чтобы ещё больше не пугать и не баламутить остальных посадников, я наутро им сказал, что Боря подцепил сильный насморк и мне надо его проведать.
Коллеги проводили меня тоскливыми, всё понимающими взглядами, но не удерживали, помня о Стечкине. Как я узнал потом, к обеду их взяли под стражу добровольцы во главе с полковником Квачаем, и прожили они ещё неделю только потому, что лопнувшему БэБэ никак не удавалось собрать третий сход для ликвидации Вече. Как говорят, их ликвидировали стихийно, так и не собравшись в Крылатском – собираться уже было опасно – большинство разбилось на множество противоборствующих групп. Квачай все силы бросил на изгнание иноверцев.
Я направился в адрес, оставленный Галей – одну из тайных квартир, снятых группой противников Большистского режима (официальное самоназвание, вскрывающее глубинные комплексы). Передвижение по городу доставило массу неприятностей. На улицах оказалось не так много обычного люда, зато встретилось огромное количество оборотней в погонах, а ещё больше радикалов. Галя мне перед тем объясняла, что так теперь называли странных, беспокойных типов, которые просто ради кала готовы были потрошить любого, кто кала не любит. Их развелось великое множество, и в городе почти не осталось места, где бы не тошнило от зловония. Позже от них отпочковались отряды самообороны – самбисты – живущие исключительно грабежами и самосудом.
Оборотни, без конца требующие показать документ, и свисающие отовсюду радикалы – это было ещё полбеды. Через каждые сто метров меня брали в кольцо группы нервных людей, вооружённых, чем попало – обычно они ходили дюжинами – и начинали задавать дикие, абсурдные вопросы, пристально глядя в глаза. Я различил четыре вида этих бригад: одни, одетые в грязные майки и трико, подходили танцующей походкой и сразу садились на корточки, другие, в камуфляже, сверкали бритыми черепами, третьи, путаясь в длинных балахонах, тыкали в лицо огромными заточенными крестовинами, а четвёртые поражали размерами носов и смуглостью кожи. Этих, последних, было гораздо больше: с некоторых пор носить светлую кожу и серые глаза на Территории стало зазорно и даже опасно.
Мой мандат посадника ещё производил впечатление, а Стечкин – уважение. Так, постепенно, я добрался до явки, где ждала меня ненаглядная Галя. Это оказалась вполне уютная дачка на окраине... Помнишь, милая, каким счастьем были те два дня?! Я, не думая, отдал бы сейчас свою никчемную жизнь, чтобы продлить эти дни хотя бы на столько же!.. Короче, чуть не проспал время связи. Химштерн должен был сообщить что-то чрезвычайно важное. Для судеб страны, как он сказал.
В адресе на чердаке хранилась старинная переносная рация с настраиваемым диапазоном, трофей из Музея разведки, в подвале – генератор и запас бензина. Ты спросила про Химштерна. Я заверил, что он – настоящий друг. Помню, как ты глянула на меня, затем вдруг прижалась и спела на ухо: «Друг белья не носит, лишнего не просит, вот кто настоящий нежный друг»... Не хочу верить, что ты была права!.. Иначе, зачем жить?..
далее http://www.proza.ru/2013/01/29/1166