Прохладное сентябрьское утро. Безветренно. Безоблачно. Над макушками хмурого, сонного леса, стоящего гранитной стеной, медленно поднимается сияющая серебристая полоса, отблеск нового дня, и, вдавливая холодный гранит в землю, вырисовывает контуры деревьев. Светает.
В пойме, разрезая воздух, свистит и хлопает кнут, визгливо кричит пастух, лают собаки, сгоняя отбившихся в стадо, и, вцепившись зубами в хвосты, как на буксире, волокутся за коровами, те встревожено мычат, ревут. Врезаясь в черное, плодородное масло плугами, надрывно, со вздохами, урчат трактора, оставляя за собой ровные полосы взлохмаченной земли. Над ними темным облаком вьются вороны.
По кочкастой, пыльной дороге устало плетутся двое. Одному двенадцать. Второму семь. Оба худенькие, конопатые, с одинаковыми чертами лица, будто близнецы. Поношенные, не по росту большие куртки расстегнуты и, мотаются на них, как на пугалах. У старшего за плечами небольшой рюкзак, он изредка подкидывает его плечами, поправляет и спешит дальше. Младший, загребая пыль дырявыми носками кед, отстает, ловит рукав старшего, дергает и слезливо умоляет:
- Вань, давай отдохнем… Ну, давай!
- Ты меня, Шурк, не доводи! Знал бы, не брал. Уже светло, а мы и полпути не протопали. Так и к закрытию базара не успеем.
- Вань, ну маленько!
Старший сурово смотрит на измученную худую рожицу, недовольно морщит курносый нос и чешет его ладонью.
- Ладно, минут пять, не больше.
Шурка падает в придорожную пыльную зелень, тянет свое худенькое тело по траве и от удовольствия закрывает глаза. Ванька с отцовской любовью смотрит на брата, вслух думает:
- Плохо, что сегодня воскресенье, машины не ходят, а то бы доехали. Зря ты за мной увязался…
Шурка садится, смотрит на свои дырявые кеды, доставшиеся в наследство от брата, шевелит голым грязным пальцем в дырке, спрашивает:
- Вань, а кеды купишь?
Ванька молчит, сосредоточенно смотрит куда-то в сторону.
- Вань, купишь, а?
- Купишь! На что? Ты сперва продай! Скажи мне, зачем лошадь испортил? Зачем в красный цвет выкрасил?! Ты когда-нибудь видел красных лошадей? Молчишь! Запомни: лошади бывают карие, рыжие, пегие, но не красные. Кто ее у тебя сейчас купит? Целый рупь пропал, а может, два. Всю неделю сам же с ним возился, а угробил за пять минут. Как бы вот сейчас отвесил разводного. В следующий раз думай башкой! А то - кеды ему купи! Продашь своего красного, тогда посмотрим.
Шурка обиженно сопит и ковыряет пальцем в носу.
- Ну, скажи, зачем коня изуродовал?
- Он мне приснился, - Шурка потер глаза и захныкал.
- Ноет еще! Ка-ак вот счас… - Ванька соединил пальцы колечком, но разводного не отвесил. - Вставай, и так засиделись! Навязался на мою голову! Один давно бы на базаре был.
Шурка виновато встает и плетется за братом.
- Если бы не покупать тебе обувку, сроду бы не взял.
- Вань, а че купишь, кеды или че?
- Заколебал! Счас пинка получишь и пойдешь домой. Зануда!
Шурка испуганно посмотрел на пройденный путь, смерил его взглядом и крикнул радостно.
- Вань, машина!
Ванька небрежно обернулся, посмотрел, буркнул:
- « МАЗ» прет! Они вообще - то сажают, если кабина не занята. Давай, Шурк, тяни руку. Может, тормознет.
Ребята неуверенно вытянули руки и также неуверенно помахали.
«МАЗ», зашипев тормозами, резко остановился, окутав их серой пылью с головы до ног и, дыхнул отработанной соляркой из выхлопной трубы. Дверка открылась, на них смотрел угрюмый, злой, будто бы не выспавшийся водитель: лицо мясистое, в щербинках и смуглое, толи от грязи, толи загорел.
- Куда вас в такую рань несет? - грубо спросил он.
«Вот это морда! – подумал Ванька. - Точь-в-точь как у «МАЗа».. Закралось сомнение, что этот за так не повезет, а денег у них нет! Нерешительно ответил: - До района.
- Прыгайте.
Ванька скинул рюкзак, кинул его в кабину на грязный пол, подсадил младшего и вскарабкался сам.
- Сильней дверкой хлопай! - грубо скомандовал водитель. - А то еще вывалитесь. – Он плюнул смачно в окно и резко нажал на газ.
По неровной дороге «МАЗ» прыгал, как козел, и гремел всеми своими железными потрохами, будто взятый со свалки. Казалось: что на очередной кочке он развалится, как карточный домик или захлебнется соляркой от своего надрывного урчания и заглохнет.
За окном мелькали столбы, стога, стада, а сзади стеной стояла серая пыль. Молчали.
Ребята боязливо смотрели на угрюмого водителя и жались друг к другу, боясь лишний раз пошевелиться.
- В район - то зачем? В гости, что ли?
- На базар, - выпалил Шурка.
Ванька сунул ему локтем в бок: мол, что секреты выдаешь, не зная человека.
- Что-то продавать? – и косо посмотрел на рюкзак.
- Лошадей, - опять выскочил Шурка и снова получил в ребра.
Водитель хмыкнул через нос.
- Вы что – цыгане?
- Нет, русские, - в унисон ответили удивленные братья.
- А что? – полюбопытствовал Ванька.
Водитель нехотя улыбнулся и, посмотрев строго на ребят, сказал:
- Лошадей - то у нас только цыгане продают.
- Мы игрушечных, - засмеялись осмелевшие ребята.
- Ну - ка, покажи…
Шурка стрелой нырнул к рюкзаку, проворно развязал его и вытянул огненного коня. От неожиданности водитель резко затормозил и крутанул на обочину. Остановился. Перед его лицом горел красным пламенем, уткнувшись мордой в грудь и раздирающий этой мощной грудью невидимые преграды, конь. Он несся во весь опор к неведанному, сверкая угольными глазами и развевая красными, с черными, вставленными в них, как нити, полосками, гривой и хвостом.
- Ну – у – ка ! - Водитель взял коня и долго с детской наивностью и любопытством вертел его перед собой. Улыбнулся. Спросил: - Отец сделал?
- Нет, сами. Папка умер, - грустно сказал Ванька. Шурка зажал ручонки промеж колен и прижался к брату.
- Извините, не знал. Это он вас научил?
- Да. Он у нас столяром был.
- Он и не такое делал, - загордился Шурка, высунув конопатое личико из-за брата. – Он дома и столы, и стулья, и комод красивый сделал.
- Молодец! Видать, умный мужик - то был, если вас к этому приспособил. А почему конь-то красный?
Шурка смущенно забегал глазенками по кабине, а Ванька ответил:
- Вот, этому дурачку приснился! Я уж его за это ругал. Сам делал и сам же испортил. Балбес!
- Ругать не надо. Конь хороший получился. Красивый. И почем продаете?
- По два рубля, - ответил Ванька и осекся, поняв: что загнул лишка и сделка может сорваться - проскользнут тогда денежки мимо их худого кармана. – Вам и за рупь отдадим, - поспешил он исправить положение. - Необязательно этого… У нас и другие есть.
- Он достал еще пару коней, таких же резвых и красивых. – Выбирайте.
- А деньги – то куда?.. На конфетки, что ли? – водитель добродушно и ласково, потрепал Шурку по русым волосам.
- Кеды он у меня просит. А мамка велела ему ботинки купить. Зима скоро.
Водитель посмотрел на дырявую обувь Шурки и, помолчав, сказал:
- Да-а… Зима на носу. – Достал из кармана три рубля. – Красного беру.
- У нас, дяденька, нет сдачи, - заволновался опять Ванька.
- Сдачи не надо, - и сунул в карман Шуркиной курточки деньги. Поставил коня у руля, на приборную панель и, мотая головой, удивлялся: - Это же надо!.. Здесь не просто умение, а талант нужен! – Посмотрел на довольного Шурку и удивленного Ваньку, плавно включил передачу. «МАЗ», снова забрякал по ухабам потрохами, подкидывая братьев на жёстком пружинистом сиденье.
Ближе к району, водитель ласково посмотрел на ребят и оповестил:
- Я вас, ребятки, только до перекрестка могу подбросить. Мне вправо. Надеюсь, добежите?
- Конечно, добежим, - дуэтом ответили радостные братья. Они были счастливы. У перекрестка выскочили из машины. Ванька положил руку на плечо брата и оба уставились с неподдельным удивлением и благодарностью, на удаляющуюся машину. Немного отъехав, машина остановилась. Вылез водитель и поманил ребят.
- Наверное, передумал, - упал духом Ванька. - Плакали, Шурк, наши денежки, - и, взяв брата за руку, неохотно, оглядываясь на минувший путь, пошел к машине.
- У вас их много? - решительно спросил водитель.
- Чего? - не понял Ванька.
- Коней у вас много, спрашиваю?
- Еще девять.
- Давай сюда. - Он взял из рук Ваньки рюкзак и высыпал содержимое на сиденье. Достал еще тридцать рублей и сунул ему в руку.
Ребята от волнения растерялись. Ванька вертел в руках деньги, не зная, что с ними делать, а Шурка как завороженный, твердил одно и, тоже: спасибо, спасибо, спасибо и не сводил свои наивные, глаза, с усталых глаз водителя.
Водитель ласково трепал спутанные Шуркины вихры своей жесткой, жилистой, почерневшей от работы рукой и серьёзно, по - отцовски, сказал:
- А конь твой, красный, хорош! Ты сынок, это дело не бросай, не подводи отца. В жизни все может сгодиться. Золотые руки во все времена нужны были.
Шурка в недоумении разглядывал свои руки, пытаясь понять сказанное. На прощанье водитель пожал их ладошки и, не оборачиваясь, заскочил в кабину, на ходу высунулся из окошка и помахал рукой.
Ванька смотрел то на удаляющуюся машину, то на молчавшего брата. Тот непрерывно, махал ручонкой и с тоскою, с выкатившимися росинками из глаз, смотрел в след уходящей машине, будто на веки прощался с близким ему человеком, чем - то напоминающим отца.
- Слышь, Шурк? - не выдержал Ванька. - И чем это ему твой конь - то понравился?
Шурка пожал худенькими плечами и, не переставая махать правой рукой, левой вытер заплаканные глаза и, тихо всхлипнув, задумчиво ответил:
- Может тоже приснился.