Доброта детей и их безопасность
Одно из самых ранних моих воспоминаний связано с очень серьёзным испытанием в моей жизни, а потому достоверно известно, с каких пор я себя помню. Мне было всего один год и девять месяцев. Я навсегда запомнила мысли, которые меня тогда посетили. В тот день случилось страшное для меня событие, потому я его и запомнила. И это воспоминание до сих пор встаёт перед глазами так живо, словно всё было вчера.
Отчасти в произошедшем со мной оказалась виновато свободолюбие моей старшей сестры, в обязанность которой вменялось иногда присматривать за мной, маленькой, и хотя бы иногда брать меня в свои игры. А сестра всегда норовила от меня убежать. Поначалу, когда она убегала от меня, со мной ничего страшного не происходило. Я спокойно возвращалась домой. Но однажды папа сгоряча сказал ей при мне, что если она потеряет меня и со мной что-нибудь случится, то он "спустит с неё шкуру". Это так и было сказано. И я, маленькая, мысленно с ужасом представила свою сестру без кожи, и что ей будет очень больно.
Сестру с тех пор я стала жалеть и любить ещё больше, заботиться о ней, чтобы только папа не спустил с неё шкуру за меня. И я во всём слушалась её, стараясь стать для неё не в тягость, а в радость. И стала переживать за сестру и всюду бегать за ней хвостиком, не потому что боялась потеряться, а потому что боялась, что папа накажет её за меня. Хотя ни до этого случая, ни после ни папа, ни мама нас пальцем не тронули ни разу.
И вот однажды нас вновь отпустили гулять вместе. Подружка моей сестры предложила ей убежать от меня, да не просто так, а перебежав по широкой доске через глубокую яму (там строили жилой дом, и был вырыт котлован для фундамента и подвала). И когда они перебежали, я решила, что мне нужно пройти по этой доске и только так я сумею догнать неразумную сестру, иначе же папа накажет её за меня. А если я стану обходить вокруг котлована, то они успеют так далеко убежать от меня, что уж тогда-то мне точно не удастся их догнать.
И я смело пошла по доске и дошла до середины.
Сестрёнка с подружкой оглянулись и усидев меня спешащей за ними по доске, стали кричать мне:
— Только не смотри вниз!*
И тут меня подвело любопытство — я посмотрела вниз, немного правее доски, и упала.
Очнулась я в больнице и сразу же стала просить, чтобы папа не наказывал сестру. И только когда мне дали слово, что не станут её наказывать, я немножко успокоилась. Но страх за сестру не отпускал меня, поэтому спустя время я осмелилась спросить у мамы: «А как с людей спускают шкуру?» Мама ужаснулась и спросила, где я такое слышала, и я сообщила, что наш папа пообещал это сделать с моей сестрёнкой, если она меня потеряет. Мама, как могла, начала успокаивать меня, говоря, что папа пошутил, что так никто никогда не делает. И только после её клятвенных заверений, что так точно никто и никогда не делает с людьми, я окончательно успокоилась и уснула.
Догадываюсь, что папа получил нагоняй. Думаю, что он и сам понял, что его фраза, брошенная сгоряча, едва не стоила жизни доброму ребёнку.
Я боялась не за себя, а за сестру, ведь это она останется без кожи, если я потеряюсь. Не испугайся я за неё, то и ничего и не случилось бы. Я посмотрела бы вслед сестре, убегающей по доске, и спокойно возвратилась бы домой одна. Я не боялась потеряться, потому что никогда не доверяла сестре. Сейчас не могу вспомнить, почему, но вот считала её невнимательной и легкомысленной. Возможно, так повлияли на меня упрёки родителей в её адрес. Не знаю. Одно точно знаю, я всегда запоминала дорогу, какой она меня вела, чтобы возвратиться назад. И я почему-то была уверена, что кроме неё самой меня никто не обидит. Все любили меня, называли ангелочком и куколкой. Себя я считала умнее, чем моя сестра, потому что я-то понимаю, что без шкуры жить больно и некрасиво, а она, такая большая, и не понимает.
Теперь вспоминать свои детские страхи и заблуждения смешно, а ведь я в самом деле считала себя в то время очень даже взрослой.
Итак, я побоялась, что папа жестоко накажет её, если я буду не с ней. Я навсегда запомнила свои мысли перед тем как вступить на злосчастную доску. Я чувствовала, что обязана быть там, где она, чтобы её не наказали. «Я смогу пройти. Главное, не смотреть вниз, и я пройду, ведь они же прошли». Теперь-то с высоты своих лет, знаний и опыта, я понимаю, что злую шутку со мной сыграла частица «не»** в усвоенной фразе «не смотреть вниз». Плохо сформулированная фраза гвоздём засела в детской голове, заставив посмотреть вниз. И, срываясь с доски, падая направо, я почувствовала себя виноватой за то, что подвела свою сестру, с ужасом думая, что теперь-то ей уж точно быть без кожи. Даже в ту секунду я не ощутила ни малейшего страха за себя!
Вот так необдуманные фразы едва не стоили жизни маленького, доброго ребёнка.
В тот злосчастный день, когда я отправилась по доске в свой опасный путь над котлованом, на мне был новенький плюшевый комбинезон с капюшоном. Он был тяжёлый и неудобный, но меня с ним примирил его насыщенный тёмно-малиновый цвет. Говорили, что я в нём была похожа на ягодку.
Теперь думаю, что комбинезон после моего падения в котлован сильно пострадал, потому что потом я его больше никогда не видела. Наверное, именно комбинезон помешал мне сохранить равновесие, когда я, любопытная, на секунду опустила голову вниз и немного вправо, чтобы посмотреть, что там, в котловане.
Возможно, что комбинезон же и спас мне тогда жизнь. Но скорее всего спасли меня бабушкины молитвы за всех нас: за её внуков и детей. Глубина котлована, говорят, была приличной.
Сейчас, спустя полвека пришла мысль, что этот цвет комбинезона стал предзнаменованием того, что будет у меня малиновая фамилия (Малинина) и ждёт меня вскоре после перехода на эту фамилию балансирование над пропастью между жизнью и смертью. Но это, конечно, всё совпадение, и не более.
** О частице "НЕ" и о правильном её употреблении читайте здесь:
http://www.proza.ru/2010/06/17/455
или здесь:
http://stihi.ru/2013/01/29/146
*** Рекомендую рассказ Анны Снежиной о детских воспоминаниях «Детство моё, постой»
http://www.proza.ru/2011/02/04/1776