Дневник VI-66 Петя Старчик сказал, что он мой друг
15 февраля 2009 г.
Я всходил на холмы Шампани,
Я на флейте играл на пирсе,
Океана холодные волны
Не пускали меня к себе.
Я искал приближённых к Богу.
Все они полегли в землю.
На земле я тебя не встретил.
Так зачем эта жизнь была?
Работала над стихами о Володе Бунине, прекрасном пианисте. Что осталось от всех моих любовий?
16 февраля. В храме, где венчался Пушкин, так плохо пел мужской хор, что я очень быстро ушла. Тяжело слушать такое равнодушное и небрежное пение, которое должно славить Бога, но оно никого не славит, а, напротив, скорей бесславит исполнителей... Мне было не по себе.
17 февраля. Читала дневник Андрея Ивановича Тургенева - 1781-1803.
Потом читала японского поэта Исакава Такубоку. Японская грусть вошла в мою душу.
24 февраля. Почему я наметила себе такую одинокую жизнь без семьи? Страсти мои не изжиты. Близких людей нет. Есть знакомые, которых знаю и одновременно не знаю, хотя многие годы мы видимся. Исикава Токубоку пишет о поверхностных отношениях между людьми. Я солидарна с ним.
26 февраля. Брат Герман подарил мне много книг. Ему взялся помогать его друг, но за деньги, он помогает только тогда, когда ему платят, он взял у Германа большие деньги, но с делами справляется плохо.
28 февраля. В чём смысл фильмов, где битвы, кровь, выстрелы? Зачем вся эта мура?
3 марта. Долго говорили с Петей Старчиком, он сказал, что он мой друг. Мне стало легче после разговора с ним. Я рассказала ему о своём несчастном отрочестве.
4 марта. Опять говорили с Петей, он болен, головные боли. "Я как бы обнимал тебя", - сказал он о вчерашнем нашем разговоре. О наших с ним отношениях он сказал: "Есть нежность...". Я ответила, что у меня нет никаких чувств. Кроме: "У меня к тебе огромная благодарность, ты для меня абсолютно родной человек".
Говорили с Элей. "Мне с тобой приятно говорить", - сказала она. Она очень любит Моцарта, и его самого, и его музыку.
5 марта. День памяти Анны Ахматовой и Николая Заболоцкого. Петя был у меня в гостях. Я кормила его, а он слушал кассету с пением Володи Оксиковского. Он его одобрил, сказал, что красивые аранжировки.
Мы репетировали то, что поём вместе. Он играл тихо и не быстро. Я прочла ему стихи свои о нём. Он вёл себя идеально. Значит, он может быть не агрессивным.
Я устала, так как привыкла к тому, что я всё время одна. Принимать человека это труд, но труд необходимый.
6 марта. Когда я испытываю неземную любовь, я часто плачу.
На нечеловеческие страдания нужны нечеловеческие силы.
Шри Ауробиндо говорил Матери - Мирре-Альфасе Ришар, что её сознание не отличается от его сознания.
Я настолько одинока, что стала почти мужчиной внутренне. Бог творит всё. Никакой страх не должен мешать мне творить Его волю. Аминь.
7 марта. В Нащокинском переулке вечер памяти Наташи Шютте. Мы с Петей спели семь песен. Петя бушевал за роялем, заглушал свой голос.
Я прочла свои стихи, посвящённые Наташе:
1
Монахиня в гробу, изящный принц в изгнаньи,
Одна, с мечтой, тоской, непонятая нами.
2
Не хватило нам слов утешенья,
Не хватило тепла и участья.
Ты ушла, улетела. Мы – тени
Чьей-то вечной Души. Мы для счастья
Появились, но помним печали.
Помолись же о нас в начале
Жизни новой, живой, совершенной.
Ты приснилась мне ангелом. Тленным
Только тело твоё оказалось.
Ты во сне всё смеялась, смеялась...
Вечером разговор долгий по телефону с Петей. Он перебивал меня каждую минуту, в меня вошёл какой-то холод запредельный. Я вслух помолилась Иисусу Христу, называя наши с Петей имена, прося тепла и покоя. На моё "Аминь", Петя ответил "Аминь".
Не приближаться ни к кому, даже к великим мира сего - духовным людям. Кругом боль, разлад, непонимание людьми друг друга.
Совершенства нет. Любимого нет. Я одна.
12 марта. Была на вечере поэзии на Покровке. Некоторые поэты читали стихи, где были нецензурные клозетные слова. Зал дружно хлопал. Людям нравится грязь. Мне противно, мерзко от неё. Забыты ими или неведомы им слова Василия Андреевича Жуковского: "Поэзия есть Бог в святых мечтах земли".
13 марта. Читала свои стихи в салоне. Кто-то сказал мне: "Спустилась бы ты на землю..." "Не могу, я там живу", - сказала я и показала на потолок.
18 марта. Жизнь это драгоценность. Я приехала на салон. Был мастер-класс художницы. Грубое ощущение цвета, мазня, приблизительный рисунок, темы секса, примитивность цветов в букетах, стереотипы пейзажей.
После погружения в работы художников-классиков её работы не интересны, лица людей не одухотворены, черты их не вызывают восхищения.
Появились мужчины, в том числе и черноволосый рыцарь в синей безрукавке. В коридоре сам собою сложился разговор с рыцарем. Я спросила, как его зовут. Его имя меня очаровало.
"Вы пишете стихи?", - спросила я. "Я не пишу стихов. Я поэт". Этот ответ мне очень понравился. Страшно влюбляться, начинается магнитное притяжение к душе человека. Появляется зависимость от страха, от привязанности, от этого магнита.
19 марта. Разъярилась на наглого водителя на улице.
Книга, прочитанная мной о достижении высшего сознания не помогла. Не было времени для размышлений и внутренней работы.
23 марта. Забывала писать дневник. Сегодня брат Герман лечил меня по телефону.
25 марта. Встретила рыцаря, он поцеловал мне руку. Его литературные ученицы ушли, мы были одни, читали друг другу свои стихи. Рыцарь мои стихи одобрил, сказал, что это классика. Он продиктовал мне свои стихи. Может быть, я положу их на музыку. Рыцарь расказывал мне о себе. У него чёрные глаза, чёрные вьющиеся волосы.. Он был мастером балета, рисовал, работал клоуном в цирке. Он показал мне некоторые балетные па.
У него тонкие черты лица, в нём есть обаяние, живость, артистизм, он образован, к сожалению курит.
Читая свои стихи, он спешил. Часто снимал свои изящные очки. Он женат на балерине, у него маленькая дочь. Детских стихов он не пишет. Слушая мои стихи, он закрывал глаза.
Легко с ним, как с родной душой! От него идёт хорошая энергия, вызывающая желание поделиться стихами, мыслями и разными сокровищами души.
Мы пошли в зал, где проходил салон. Он прочитал свои своебразные стихи, смотрел на меня. При всех называл меня Галиночкой.
Он необычен, очень быстрый, лёгкий, нежный, живой, с чуткими руками. В нём есть что-то детское. Прощаясь с ним, я сложила руки на груди и сказала: "Намасте!". Он повторил мои слова.
Он мне мил. Очень талантлив, очень своеобразен.
Когда я приехала домой, то не пошла в свой подъезд, а ходила по двору. Думала о нём, молилась о нём, о его семье. Дома снизошёл покой в мою душу, что-то торжественное коснулось меня.
Мой рисунок.