Герцогине Антуанне Орлеанской.
Милостивая госпожа! Да простят мне Ваши восхитительные очи дерзновенный мой поступок : я осмеливаюсь утомлять их недостойным своим посланием… Но прошу Вас, наберитесь терпением, которое присуще Вашей исполненной бесчисленных благ душе, и выслушайте меня.
Только недавно вернулся я во Францию, отмеченную Господом страну. Двадцать лет я скитался по морям и океанам : был и капитаном, и пленником, и рабом, и даже пиратом. История моя началась в Лионе – этом великом порту, из которого я, шестнадцатилетний мальчуган, сын благородного и богатого дворянина, отправился в первое своё морское путешествие, не спросив, конечно, разрешения моего родителя. Первый мой корабль – «Дева Мария». На нём я юнгой доплыл до Алжира: там мы купили пряностей, диковинных трав, ароматных и дурманящих сознание, купили верблюдов у бедуинов и двух-трёх прелестных
туземок арабских кровей продали алжирцам много вина; я повидал негров, потешился над ними вдоволь: пострелял из ружья и из арбалета. И вот настало время вернуться на родину… Как видите для меня это возвращение несколько затянулось.
В одну из названных туземок я имел неосторожность влюбиться. Она не отвечала взаимностью простому юнге, да и вообще никому никакой взаимностью не отвечала. Однако мою страсть заприметил мисье Мюре, помощник капитана: ему, видимо, тоже нравилась туземка. И потому, когда мы сошли на один из островов, чтобы пополнить запасы пресной воды, мисье Мюре сделал всё от него зависящее, чтобы забыть меня. И вот я один на острове. Не помню, сколько я там прожил, помню только, что ел бананы, кокосы, ловил рыбу, плохо спал по ночам и мне даже стали мерещиться людские тени: сознание моё, видимо, помутнело. Иногда я голый совершенно бегал по берегу и кричал что-то непристойное, или плакал, ударяя себя в грудь, или молился неистово Спасителю. Молитвы мои были услышаны и к берегам моего острова подошёл корабль. Какой же испытал я ужас, узнав, что это корабль проклятых англичан! Не беспокойтесь, госпожа, даже в такой трудный момент я не дрогнул и не уронил честь Франции: мерзким англичанам я сразу же заявил, что единственный мой король – это Людовик, что им лучше убить меня, чем брать себе на борт, ибо взойдя на борт, я окажусь среди врагов, которых честь моя немедленно прикажет убить. Капитан этой посудины посмеялся, сказав: «Я сам – шотландец и не люблю англичан. Этот корабль принадлежит мне, а не нашей королеве. Потому, доблестный франк, я беру тебя в команду рядовым матросом». Служить шотландцу? Я рассмеялся ему в лицо, произнеся: «Я готов, скорее, стать вечным пленником твоего корабля, чем служить тебе!» И МакГрегор (а именно так звали этого капитана- царствие ему небесное!) согласился сделать меня именно вечным пленником судна: он поклялся, что я буду связанный сидеть в трюме до тех пор пока не умру, или не погибнет корабль. И посадили меня в клетку под замок, как дикого зверя. Представите ли себе, что я целых десять лет сидел в этом плену?! За эти годы я повидал столько бурь, столько пленников разных пород: и смуглых индейцев, и чёрных, как ночь, африканцев, и маленьких, как карлы, китайцев. Около меня перевозили перец, алмазы, вонючих македонских ослов, отменных английских овец, кричащих попугаев, диких медведей, тростник, слоновую кость, кисть вождя какого-то племени, индийских танцовщиц, мавританских наложниц… и много других товаров.
С македонским ослом вышла однажды история: мне пригрезилось, что это вовсе не осёл, а король Артур, самый именитый английский рыцарь. И я, будучи сыном Франции и ненавистником её лютых врагов, подобно смелому Роланду так огрел этого рыцаря, что он, издав последнее «Иа!» упал замертво. Меня в тот момент распирало от гордости и радости: я ведь победил в схватке самого Артура!
Но не об этом сейчас. Такие истории изложу отдельно: мне теперь хочется поведать о том, как я добрался до заветных лазурных берегов моей отчизны.
МакГрегор до того обнаглел, что осмеливался иногда вторгаться во владения Франции, а именно воровать с Берега Слоновой Кости слоновую кость. В начале июня прошлого лета, которое даже для Африки было несколько жарким его «Святой Иосиф» незаметно подкрался к заветным берегам, чтобы на славу поживиться (я не мог ничего поделать – ведь я сидел в трюме!) Команда сошла на берег, капитан остался спать в каюте: ещё бы в нём было столько рома, что даже не всякий бочонок столько выдержит. Храпел он так громко, что даже мне было слышно. Я, позавтракав изловленной накануне крысой, решил заняться моим любимым занятием: повспоминать имена французских королей, их жён, фавориток и всех ближайших родственников. Потом я решил сосчитать количество валяющихся подле решётки пустых бутылок, но это занятие мне вскоре надоело, и я подумал, что недурно будет прикинуть: а в этот раз туземок приведут хорошеньких или как всегда? Команды долго не было. Я даже призадумался: не захвачены ли эти британские злодеи доблестными мушкетёрами и не ожидает ли меня долгожданная свобода? Нет. Вскоре британские злодеи вернулись с двумя десятками негров, у одного из которых было насквозь продырявлено плечо. Его посадили недалеко от меня, и я его хорошо разглядел: губастый, широкоплечий, толстолобый… Урод в общем-то. Потом к нему прибежала дочка капитана – прекрасная Джесси (я её помню ещё маленькой восьмилетней девочкой – тогда уже у ней были огромные голубые глаза, улыбка, подобная лепесткам роз, волосы, которые из небесной меди изготовил сам Гефест; а вы представьте себе в девятнадцать лет какой она стала божественной красавицей; признаюсь, я полыхал к ней страстным огнём и готов был, да и сейчас готов за неё отдать всё). О чём-то говорила с этим негром. Убежала.
Затем на корабле подняли бунт: мичман Торичелли, генуэзский мужлан, убил МакГрегора. Туда этому гаду и дорога! Мучал меня десять лет и наконец-то … Спаси, Господи, его душу. Все мы грешны.
Джесси, после смерти отца опять бежит в темницу к негру: они мило о чём-то говорят, и тут я понимаю, что между красавицей и чудовищем вспыхнула любовь: мерзкие его губы даже прикасались к ней! И она, к несчастью, не противилась этому. Я отворачиваюсь и тихонько плачу, доедая крысу. Кстати, не так-то просто изловить крысу: они народ хитрый и сами в руки добровольно ни за что не идут. Надо ночью дождаться, пока она побежит и тут внезапно схватить её за хвост. Но я, кажется, отвлёкся.
С негром этим Джесси толкует о захвате корабля из рук Торичелли и я, услыхав такие мысли, говорю её, что силой судно не захватить, и что я придумал кое-что невероятное: на шлюпке втроём отправиться в морское путешествие. Но Торичелли не отдал бы просто так шлюпки, и я, вспомнив его любовь к юнгам, предложил свою… Да, да я торговал своим телом ради свободы и спасения любимой!
Во время нашего вояжа на небольшой лодочке я неоднократно приставал к Джесси, за что был бит её «мужем»: этот дикарь успел совершить свой обряд бракосочетания. Родовой перстень свой я передал Джесси, сделав её тем самым, наследницей всего моего имущества. На берегу они сошли и скрылись в джунглях, а я отправился на поиск французов, которых отыскал вскоре и пал бесчувственный в их бескрайне дорогие мне объятия. И вот теперь я во Франции милой. И что ещё нужно для счастья.
С величайшим почтением,
Ваш коленопреклонённый слуга
граф Марсель де Труа,
май 1640