Веслав Мысливский. Трактат о лущении фасоли 4-1

Константин Кучер
(с польского, отрывок из романа)

Вскоре огоньки закончились, и я немного прибавил скорости. Но уже через несколько километров почувствовал себя настолько уставшим, что как только увидел по левой стороне дороги освещенную надпись «Отель», то решил остановиться.

В гостинице было тихо, хозяин – сама любезность. Всё отговаривал меня, зачем, мол, ехать в такой туман. В такой туман, в такой туман. Как пан будет ехать? Поспит пан, отдохнет, а тем временем и туман сойдет. У нас удобные, недорогие номера. Может, пан желает перекусить? Так мы тотчас же, подогреем. Или пану пива? О, нынче пива, на любой вкус. Даже заграничное. Или пан желает чего покрепче? Номер пану сейчас уберут. У нас сегодня как раз, прежние постояльцы съехали.

- А эти огоньки в окнах? Арка? – Спросил я неосторожно. – Из-за тумана?

Он подозрительно посмотрел на меня.

- А откуда пан?

- Я живу за границей.

Только после этого он оттаял и уже с расположением в голосе добавил:

- Крестный ход был.

Но скажу пану, я всю ночь глаз не сомкнул. Всё думал – ехать ли мне дальше или повернуть назад. А пан хорошо спал? Я, когда проснулся, а на самом деле собаки меня разбудили, и посмотрел раз, другой в окно, вас не было видно. Автомобиль – да, стоял. Вот по нему я и догадался, что кто-то приехал. И задался вопросом – а кто это может быть? Да ещё и в  это время – осенью. Тем более, смотрю – чужая машина. Здесь такой,  - ни у кого нет. Что за модель? Так я и думал. У меня тоже когда-то такая была.  Быстрая, как молния. Свет только на светофоре зажегся, так я – вон уже где, а другие только собираются  трогаться.
И чтобы сломалось или случилось что-то – никогда. Я, когда нажимал на педаль газа, так чуть ли не сам вперед прыгал. Мало кто мог обогнать меня на трассе. Мне нравилась скорость. Быстро ездить, быстро жить. Мне всегда казалось, что быстрая жизнь обязательно короче. Бояться? А чего? И, самое главное. Вообще-то эту жизнь особо ценить не за что.

Да, поплатил я в своё время штрафов. Раз у меня даже права отобрали. На год.  Аварии? Да как без происшествий ездить? Без аварий жить нельзя. Один раз я ломал ногу. Вот здесь, в этом месте. Раз – ключицу, раз – три ребра. Сотрясение мозга было.  Один раз, чтобы меня из машины достать, её даже разрезать пришлось. А мне при этом, представьте себе, - ничего. Небольшие ушибы, царапины – вот и всё. Счастливый случай? Может быть. Хотя, не знаю… Что такое  - счастливый случай? Только после того, как меня ревматизм догнал, я года три вообще не ездил, а потом - уже гораздо медленнее.

Какой у пана регистрационный номер? Потому что не видел, а должен записать. Я записываю каждый автомобиль, что приезжает сюда. И не только номер. Марку, модель, цвет. Тех, у кого здесь домики, - нет. Я их с самого начала записал. И до тех пор, пока кто-то не поменяет автомобиль. Вот тогда – переписываю. А так-то записываю всех.  В сезон к тем, у кого здесь домики, приезжает много друзей. Чаще всего и регистрационное свидетельство прошу показать, осматриваю автомобиль – нет ли где вмятин, не поцарапан ли он. Со знакомыми, оно ведь по-разному может быть. Вроде бы и знакомый, а потом, на самом деле оказывается Бог весть кем. И на свидетелей, если не приведи Господь, что случится, - не всегда можно положиться.

У десяти свидетелей и цветов будет десять. И десять моделей. И марок будет столько же, не говоря уже о номерах. Не верю я свидетелям. И когда приехал, уехал, в котором часу – это я тоже записываю. У меня для автомобилей – отдельная тетрадь.  Отдельная – на домики: кто приезжал, когда, как надолго, сколько людей было. Отдельная – для других дел и случаев. Порядок требует, чтобы не всё в одном было. Сначала я не догадался, что пан у пана Роберта остановился. Только когда вы занавеси на окне раздвинули. И я сразу подумал – разве то пан Роберт? Как-то не верилось мне. Так долго его здесь не было, а тут, нате - взял, да и приехал! Наверное, солнце уже за полдень перевалило, когда вы из дома вышли? Пан стоял на террасе, оглядывался вокруг и вот тогда я понял – нет, то не пан Роберт. Хотя, и не сразу. У вас примерно тот же рост, как у пана Роберта. Вы – такой же худощавый. Ну, и шляпа частично прикрывала пану лицо. Вот когда собаки начали в дверь царапаться, чтобы их выпустили, тогда я уже точно знал, что то – не пан Роберт. Но как их одних выпустить к незнакомцу? Я и решил подождать, пока пан сам не придет ко мне. Придёт и скажет – кто он, откуда приехал, как надолго. 

Прежде всего, меня остановило то, что пану известно, где ключ. Кроме меня и пана Роберта никто не знает, что он висит на гвоздике под террасой, у балки  Я и подумал, что пан, по всей видимости, добрый знакомый пана Роберта, поэтому не стоит идти, выспрашивать у пана и проверять его, как любого другого, а тем более – с собаками. Наверняка пан придет, чтобы сказать мне, что с паном Робертом, где он живет и как. Я как-то пытался узнать, куда он пропал, но даже его  ближайшие соседи ничего не знали. Он никому не оставил своего адреса. Хотя, деньги присылает мне регулярно. Но не переводом, в конверте. И ни разу даже пары фраз не написал, только деньги в пустом конверте. А оттиск почтового штемпеля такой слабый, что  никак не определить – откуда отправление. У него, должно быть, друг или знакомый на почте. Нет, это – он. Кто ещё, кроме него? Зачем какому-то незнакомцу посылать мне деньги? Я – так этого не понимаю. Мог бы хоть раз появиться здесь. Посмотреть – что, да как. Или, если пан даст мне адрес, так я напишу ему, что всё в порядке. Дом стоит. Я – присматриваю за ним. Беспокоиться не о чем.

Я за всеми слежу, и за его – тоже. И внутрь иногда заглядываю, проверить – нет ли там кого. Проветрю, пыль вытру, если вижу, что сломано где-то, - подправлю. Конечно, это не моя обязанность, но у меня есть ключи и я – слежу. Да, ключи у меня от всех домиков. Я сразу, как хозяева выедут, проверяю – дом за домом – закрыты ли двери, окна, потому что по-разному бывает. То, что замечу испорченного или сломанного, записываю. Потом, как осень пройдет, уже зимой – ремонтирую. Нет такого домика, где после окончания сезона, что-то да не было бы неисправным или сломанным. Не могу смотреть, если что-то сломается. Больно просто. Да если бы только это! Иногда захожу в домик и такое впечатление, что они все просто в панике бежали. Не выключен холодильник. А телевизор – включен. Печь горит, вода – не закрыта, кровати не застелены. Раз захожу в домик, а включенный утюг стоит на столе, накрытом одеялом, и оно – уже дымит. Ещё немного и весь дом заполыхал бы! А потом, вполне возможно, и соседние дома, день как раз ветреный был. Вот после того утюга я и смотрю после того, как хозяева уезжают. Иногда они даже остатки еды в тарелках оставляют. Немытую посуду. Пустые бутылки, банки из-под пива на столе, стопки с недопитой водкой, а уж в корзинах для мусора - чего только нет. И на полу -  женские прокладки, презервативы. Ну, сняли и выбросили. Наверное, частично в этом есть и моя вина, - приучил я их, что присмотрю за всем. Но, не могу я иначе. Не скажу, есть и домики, куда приятно войти. Я даже сяду там порою, послушаю. Чего послушаю?  Много чего можно услышать, если захотеть, конечно.

Обычно два раза на день и, по крайней мере, раз ночью я обхожу все домики, и с этой,  и с той стороны залива. С утра, солнце только встанет, а я уже проверяю во всех домиках  - не выбиты ли в окнах стекла, на месте ли двери, не вскрыты ли они. Когда мне кажется что-то не так, я вхожу и во внутрь. Как правило, первыми всё чувствуют собаки. Они каждый домик облетают кругом и коротким лаем дают мне знать - все в порядке. И тут же мчатся к следующему. Если что-то не в порядке, они ждут меня и лают, лают.

И второй раз - вечером. Тогда я уже заглядываю в каждый домик и зажигаю свет. В центре, на террасе. Зажигаю, оставляю его включенным и иду к следующему. И так - домик за домиком. Зажигаю, оставляю включенным и иду дальше. До самого последнего домика. С каждым домиком становится всё светлее и светлее. Словно светящийся венок ложится вокруг залива. Даже зарево занимается, - как будто и залив светится, и небо над ним, и лес. А собаки - пан не представляет! - так этому радуются. Сам бы никогда не подумал, что собаки умеют так радоваться. Обычно, они весь день спокойны, сосредоточены, без надобности не лают. Чтобы когда-нибудь выли, как другие собаки… Нет, не бывает такого.
Даже на луну не воют. Как-то умер тут, в одном из домиков кто-то, так тоже не выли. Разве вообразят себе чего, так и то – не думаю, чтобы что-то произошло. О, пан, наверное, не поверил бы, если ему сказать, что у  собак есть воображение. Может, когда весь этот свет загорается, они представляют, что это и есть их рай? Собаки ведь не должны представлять себе рай, как цветущий сад, в котором всё есть. Им достаточно и того, что там не будет человека. А я, пан спрашивает? Я, пожалуй, там буду. Кто-то же должен следить за их раем.

Потом мы возвращаемся от последнего домика и по порядку везде гасим свет. Что пана так удивило? Этот собачий рай? Так я скажу пану, - как по мне, так человек для собак - наихудшее создание. Я об этом не без причины говорю.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/01/507