Глава 9 из книги По страницам моей памяти окончани

                Глава девятая
                Москва. Активная жизнь продолжается...
С отъездом из Североморска мы решили всё-таки не торопиться, скопился целый ряд причин  для временной задержки, их оказалось несколько. Но главная заключалась в желании как-то сохранить квартиру Валере на случай его возвращения в Североморск после окончания училища. И в данной ситуации речь могла идти о довольно длительной задержке. Ему оставалось два года учёбы,  и мы могли это время ради него подождать и пожить тут. Нас никто не выгонял, ни из квартиры, ни из гарнизона. Наоборот, Ирина могла успешно завершить свой «заполярный» стаж и оформить северную пенсию. Для меня проблемы устроиться на постоянное место работы тоже не было. Эта проблема пока обсуждалась, были тут и противовесы. Во-первых, два года – срок немалый и всё может поменяться. Во-вторых, нет абсолютной и твёрдой гарантии, что после окончании учёбы сын будет направлен именно сюда. Кстати, так и случилось впоследствии. Далее, можно было подыскать вариант обмена квартиры на другой город, сначала на Мурманск, затем, на любой другой город Союза, включая Москву. К числу иных причин (для короткой задержки) мы относили наше желание  дождаться летней корабельной практики Валеры (уже было известно, она пройдёт летом на крейсере в Североморске) и ехать вместе. Летом планировалось грандиозное празднование 50-летия нашего флота, к нему шла активная подготовка. Я прослужил в Североморске ровно половину его героического прошлого, стал официальным ветераном и не мог позволить себе пропустить  эти торжества. В дополнение ко всему Олег Мясин попал под пресс карательных органов флота, он не поделился со мной об этом, находясь в госпитале, вероятно, не хватило смелости. Я узнал только месяц спустя. Его обвиняли в том, чего он не совершал, в крупных хищениях, ему грозил арест, суд и немалый срок, процесс обещался стать показательным. Зная Олега и его семью, я не верил обвинению, накануне суда говорил с его следователем и понял, он неслучайно попал под жернова Фемиды, кому-то «насолил» и  понадобилось с ним посчитаться. Позже всё вскрылось,  источник стал известен, но для этого потребовалось время и нервы, а Юле, его жене,  вскоре стоило жизни. Я посчитал своим долгом побывать на процессе и поддержать друга, чем смогу. А теперь, всё по порядку.
Получив на руки все необходимые документы, я вдруг почувствовал вокруг себя удивительную, гнетущую  пустоту, прямо звенящую. В течение 2-3 дней  не находил себе места, и, одновременно, отказывался понимать, чем вызваны эти  странные ощущения, так внезапно возникшие. Вокруг меня было всё спокойно, все были живы и здоровы, но в той пустотной оболочке, которая образовалась, зрела какая-то необъяснимая тревожность. Сейчас, по прошествии многих лет и вспоминая события тех дней, я прекрасно понимаю, возникшее тогда состояние, и готов дать ему надлежащую оценку. Резко оборвалась внутренняя связь  между мной и всем тем, что меня окружало все эти многие годы, а образовавшаяся брешь оказалась незаполненной. Оно и  стало причиной психического расстройства. Все последние 30 лет  жизни мой организм и его психика, как единый механизм, заведённый однажды и навсегда ещё в юности, и настроенный тогда же на определённый темп и ритм, работали без сбоев. Теперь установки, полученные когда-то, в одночасье потеряли смысл, наступило время вольного толкования жизненных понятий. Например, сочетание «приказ - ответственность за его исполнение», ушло на второй план. А однозначное понятие «обязан» уступило место сочетанию «хочу - не хочу». Механизм требовал перенастройки, иначе, действительно можно было сойти с ума. И первое, что я себе придумал для быстрого восстановления, поехал в Мурманск на железнодорожный вокзал, купил билет (использовал свой проездной документ) и без вещей, в чём был, уехал в Москву, никому не сказав об этом, даже Ирине. Находясь на службе, так мог поступить только ненормальный, либо беглец - дезертир. Мне захотелось, как сейчас говорят, получить (или словить) кайф и  испытать чувство полной самостоятельности в поступках и подлинной свободы. Я его получил. Позвонил домой, только прибыв в Москву, понимал, что доставил Ирине большое беспокойство, но напряжение частично снял. А тут ещё беда, за два дня  до моего появления, тесть, Фёдор Филиппович, попал на срочную операцию, и в ходе её у него обнаружили злокачественную раковую опухоль. Хирург советовался с нами (мы были с Сашей) по поводу дальнейшего лечения, от нас зависело решение на операцию. Он говорил с позиции опытного врача и не рекомендовал её проведение сейчас, в виду очень малого размера опухоли и почтенного возраста больного, мы согласились с ним. Через день я выехал в обратный путь, в Североморск. И сразу по возвращении пошёл искать работу, продолжая свой «курс восстановительного лечения», да и дома сидеть  не мог.
Побывал на двух североморских оборонных заводах, кадровики обоих предприятий, учитывая моё последнее место службы, пообещали решить вопрос в течение одного месяца, порекомендовав должности в первом отделе (по охране безопасности), либо «заместитель директора по химзащите». Одновременно, побывал в нашем Гидрометцентре, он располагался на улице Сафонова, 200 м от дома, там у меня было немало знакомых офицеров. Начальник центра, полковник Дмитрий Антонович Мамонов сразу предложил вакантную должность, и я согласился, через два дня вышел на работу. Так, в одночасье решился вопрос моего временного трудоустройства. На меня распространялись все северные льготы и соответствующие надбавки, так что, в первый же месяц я получил зарплату и пенсию, в сумме, не отличающейся от военного денежного содержания. Так и проработал, не перетрудившись,  до самого отъезда.
В конце «североморской» весны прибыл Валера на практику на крейсер «Мурманск», его якорная стоянка располагалось на рейде в Кольском заливе, буквально, напротив нашего дома. На этом крейсере я когда-то в начале семидесятых годов дважды во время учений выходил в Баренцево море в составе оперативной группы управления (жаль, но мемориальной доски по этому поводу не сохранилось).  Тогда же, однажды находясь там, был свидетелем артиллерийских стрельб, увидел зрелище не для слабонервных. После каждого залпа менялись практически все лампочки на корабле, перегорали от сотрясения. Все увольнения Валера проводил с нами, виделись мы часто. Совместно обсуждая дальнейшие планы, приняли решение после окончания его летнего отпуска ехать своим ходом, на нашей машине.
А пока, город заканчивал приготовления к своему 50-летнему юбилею, празднования планировались в июле. Мне, как ветерану КСФ,  официально вручили пригласительный билет на центральную  трибуну, смонтированную специально для этих целей на береговой площади у памятника матросу- защитнику Заполярья. Город всегда отличался чистотой, а тут он стал просто неузнаваем. В дополнении к праздничному наряду перед штабом флота рядом с пирсами  кораблей 9-й эскадры и 2-й дивизии, на постаменты для вечного хранения установили боевые реликвии Великой Отечественной войны в Заполярье, оживших и чудом сохранившихся, подводную лодку, торпедный катер и самолёт. Внутри лодки создали музей боевой славы североморцев, со свободным посещением. Из всех мест Советского Союза съехалось множество ветеранов войны и флота, находиться сегодня среди них было очень почётно.
Накануне праздника, для памяти, я с фотоаппаратом обошёл и отснял город, включая все его уголки и новостройки, а, находясь на трибуне, мне удалось запечатлеть все фрагменты торжества праздника, в том числе, и морского парада со стрельбами и высадкой морского десанта с десантных кораблей.
Нам теперь предстояло покинуть навсегда город, в котором прошли наши юность и молодость. Много лет назад он встретил нас, преимущественно, многочисленными трущобами и одноэтажными постройками, а прощаемся с современным многоэтажным цивилизованным городом и славным флотом, ставшим за эти годы крупнейшим и океанским.
1-го мая (мне точно запомнилась дата) утром на квартиру Олега Мясина прибыли военный  следователь, который вёл его «дело» и караульный наряд с гарнизонной гауптвахты во главе с офицером. Предъявили ордер на обыск и арест (он был санкционирован Военным прокурором КСФ),  на глазах жены и двух дочерей сорвали (именно, сорвали) с плеч Олега погоны,  надели наручники и увезли в мурманскую тюрьму. С этой минуты и закрутился процесс. По этому случаю срочно из Саранска прилетела младшая сестрёнка Олега, Галя, я с ней был знаком и раньше. Так совпало, что накануне праздника я заходил к Олегу, мы поболтали о текущих делах, он признался, что у него не всё гладко, комендатура ведёт следствие, провели обыск на квартире родителей в Саранске, Галя вылетает сюда. Поэтому, как только произошло его задержание, мне сообщили. Оказывается, он, естественно, не признавал вины. Улик, даже косвенных, найти не могли. Его начали «ломать» известными, унижающими, способами и методами. В нарушение действующих законов, его  содержали теперь не в военном изоляторе или на гарнизонной гауптвахте, где обычно сидели до суда настоящие преступники-военнослужащие, а в камере городской тюрьмы, на 20 человек - отпетых бандитов и воров. Там он сразу (вероятно, по заказу администрации) стал предметом надругательств и вынужден был достойно защищаться, применяя приёмы бокса. Как он потом писал мне, за такое сопротивление его зауважали даже «воры в законе», оказавшиеся рядом. И, хотя в общей сложности он провёл в этой камере более пяти месяцев, окончательно сломать его так и не удалось. Как он только выдержал. Но здоровье подорвал окончательно, он и раньше жаловался на  сердце и печень. До начала судебных разбирательств он был  заочно исключён из партии (судить коммунистов  было не принято) и лишён (в «интересах следствия») свиданий, поэтому я впервые его увидел лишь на первом заседании суда. Он выглядел постаревшим и осунувшимся. Мы обменялись взглядами сразу, как только его ввели в зал. Я показал ему сжатый кулак, он меня понял правильно. Внешне  ему удавалось держаться  уверенно. Я присутствовал на всех, пяти-шести, заседаниях, пока адвокат не сказал мне (в частной беседе), что Олег будет оправдан. Из его друзей, прежних и новых, я был один (теперь и он понял, друзья познаются в беде), мне стало очень больно за него, из родственников всегда в зале находилась Галина. Жена, Юля, тяжело переносила весь этот трагический фарс-спектакль и болела. В результате его освободили, даже не извинившись. На пенсию он был отправлен датой ареста, за ним сохранили все льготы по выслуге. Менее чем через полгода, от сильнейшего инфаркта Юля умерла. Это случилось уже в Саранске, куда они переехали сразу после его освобождения. Между прочим, через полгода после освобождения Олега, его прямой начальник, Заместитель Командующего - Начальник Тыла Северного флота, вице-адмирал (не хочу вспоминать его фамилию), спровоцировавший его арест,  был арестован и осуждён тем же судом (самым гуманным и справедливым),   я столкнулся с ним случайно в московском метрополитене. Странное совпадение, но это был тот, который несколько лет назад пытался оспорить указание Командующего, и не хотел выдавать мне машину. Мой  рассказ  об этой  истории уже был, я пожелал тогда ему неприятностей, он их заслуживал. Создатель  услышал и достойно рассчитался с ним, наказав его, возможно, и за Олега, в том числе, по совокупности деяний.
Олег сразу сообщил мне в Москву о безвременной кончине жены, я немедленно выехал к нему в Саранск. Тогда он и поведал все детали происшедшего события, от начала до последствий. Много мы выпили водки с ним в эти дни, как никогда. Было очевидно, его теперь в жизни удерживали только дочки и внучки.
В конце августа настало время, когда мы начали   непосредственную подготовку к отъезду из Североморска. С нами был вернейший помощник, Валерочка, успешно перешедший на 4-й курс. Квартиру я решил сейчас не сдавать, повременить. Но в этом случае, я не имел право на справку о сданном жилье (Ф-1) и возможность прописки по новому месту жительства. И всё-таки, несмотря на это, решил не спешить.
Я съездил в авиационную базу, где командиром был мой давний приятель полковник Корзунов, сын бывшего Командующего авиацией Северного флота. Там подобрали мне и привезли домой четыре  деревянных, герметичных и плотно запирающихся ящика из-под радиогидроакустических буёв, размером 0,7- 0,5- 2,0 (в метрах). Через день в Мурманске на конкретную дату заказал  железнодорожный контейнер, после чего начали собирать вещи. Ирина хотела приобрести что-то из мебели, но Валера убедил её, на эти деньги купить мне светлый летний костюм, чем, конечно,  порадовали меня. Сбор проходил спокойно и очень организованно. В день подачи контейнера пришли друзья по службе, и мы за час заполнили его, опечатали и отправили. Остались только «дорожные» вещи и машина, наше транспортное средство. Числа 27-28-го августа мы покидали Североморск, покидали навсегда. Нас провожали полярное лето, с продолжительным светлым днём  и добрые пожелания друзей и соседей.
Нам предстояло в последний раз пересечь красавицу-Карелию с её суровой, но живописной природой, многие места которой напоминали Швейцарию. Неоднократно проезжая по этой трассе все последние 8 лет в отпуск и обратно, нам удалось неплохо познакомиться с ней, знали, где следует остановиться на ночлег, где устроить непродолжительную стоянку и покушать. А где и просто полюбоваться природой, подышать чистым и свежим воздухом. Что же касается самой дороги, то меня, как водителя, она не пугала, мне была известна каждая её кочка. Ехали мы, как всегда, двое суток, заезжая во все карельские города и посёлки, в предпарковой зоне Петродворца высадили Валеру, попрощались. Отпуск его окончился, а  наш путь  лежал на Москву. Как и раньше, заехали в кемпинг под Новгородом, отдохнули, впереди была столица.   1 сентября мы были дома.
В ожидании контейнера с вещами сделали косметический ремонт в квартире и побывали у Вадика. Контейнер пришёл неожиданно быстро. Обстроились и начали процесс оформления. Я уже понял, надежды на помощь в трудоустройстве нет, следует решать его самостоятельно. Поехал в районный военкомат, представился. За эти месяцы моё «личное дело» уже поступило.   Посмотрев мои документы, образование, мне сразу предложили на выбор два учебных заведения (ПТУ), но в разных районах Москвы.  Должность называлась «военный руководитель», с достойным окладом при полном сохранении пенсии. Меня всё это устраивало, хотя специфика работы была неизвестна, следовало только выбрать одно из двух. ПТУ в нашем, Тушинском, районе на меня впечатления не произвело. Посетив, на следующий день второе училище, в Дзержинском районе, рядом с Олимпийским спортивным комплексом (у метро «Проспект мира»), принял предложение директора Капкаева  Шамиля Исмаиловича  и остался. И ни разу не пожалел об этом решении.
Училище №189 готовило поваров и кондитеров.  Профессиональная направленность данного учебного заведения не имела для меня ни какого значения, мои функции, в первую очередь, заключались в преподавании конкретного предмета, «начальная военная подготовка», но, как на заместителе директора, на мне также лежала вся ответственность за подготовку, в том числе, и  физическую, молодёжи  призывного возраста к службе в армии. Я непосредственно подчинялся директору и, фактически оказался одним из его заместителей, наряду с другими. Решение всех  вопросов, касающихся учебного процесса (методических планов, учебного оружия и пр.), замыкалось на офицеров городского и районного военкоматов, иных, наблюдающих за моей деятельностью, и проверяющих не было.  По завершении первого месяца работы директор предоставил мне полную самостоятельность. Даже заместитель директора по учебной работе не имел свободного права посещения моих уроков.
Училище было совсем молодое. Оно открылось три года назад на базе московской  средней школы №235 им. космонавта Комарова В.М. (погибшего на космическом корабле «Союз-1» в 1967 году, эту школу когда-то заканчивал Владимир Михайлович), когда потребовались специалисты данной профессии для обслуживания участников ХХ11-х летних Олимпийских игр в Москве. Летом 1983-го года (до моего прихода) состоялся второй выпуск. В училище обучалось теперь 740 ребят, по восемь групп на каждом из трёх курсах. «Кондитерские» группы на 90% состояли из учащихся-девушек, «поварские» на 80-90% были мужскими. Никогда до этого момента не наблюдал такой тяги среди юношей к поварскому делу, ситуацию, вероятно, изменила армейская «годковщина». На первых двух курсах обучения программа предусматривала единую подготовку для всех, на 3-м курсе она проходила раздельно, девушки изучали «санитарную» подготовку, юноши готовились, непосредственно, к службе в армии. Если учебные классы и лаборатории училища (для профессиональных дисциплин) я увидел, неплохо оборудованными, то класс для занятий по моему предмету  был никаким. Мой класс и кабинет с «оружейной комнатой» располагались в одном из крыльев второго этажа (трёхэтажного здания), помещение было замечательным, светлым, просторным, с чистым воздухом, но требовало соответствующего переоформления. За время существования училища я оказался шестым преподавателем военной дисциплины, такая текучесть кадров  была, на мой взгляд, совершенно   ненормальной, но имела свои объективные причины. В целом, весь коллектив учителей и мастеров производственного обучения, возглавляемый опытным и инициативным (хотя и молодым) директором прикладывал невероятные усилия в налаживании учебного процесса. Но..., было много объективных «но».  Первый набор был очень «тяжёлым», училище заполнялось ускоренно и по остаточному принципу, причём, ребятами, не поступившими, по разным причинам, в другие техникумы и ПТУ города. Контингент оказался сложным, мягко говоря, во всех отношениях. Главная задача Москвы, как огромного города, состояла тогда в том, чтобы свести счёт болтающихся без дела молодых людей до минимума. Так что работа приёмной комиссии была чисто формальной. Таким образом, что набрали, то и выпустили в прошлом году, я не был знаком с тем набором, но был хорошо осведомлён и наслышан о нём. При моём первом знакомстве с ребятами и училищем уже ощущался результат огромного труда, приложенного воспитателями всех уровней, но и мне было, чем заняться.
 К своим непосредственным обязанностям я приступил 3-го октября, когда месяц учебного года был позади. Мой первый рабочий день ушёл на принятие дел от очередного сбегавшего «военрука», проработавшего в этой роли всего месяц. Я добросовестно, тихо и спокойно, в течение дня просидел на всех его уроках, наблюдал за его реакцией и действиями, пытаясь представить завтра себя на его месте. Наблюдал за ребятами, оценивал их интерес и отношение к происходящему, и, одновременно, пытался посадить на их место себя.  Прежде чем определить свою профессиональную пригодность, мне требовалось реально оценить свои возможности по работе с детьми с нестандартной судьбой (почти четверть их была из неполных семей, ещё столько же от «пьющих» родителей и плюс бывшие детдомовцы) и оценить свою способность влиять на них.  Я  плохо представлял себя в роли воспитателя этих детей, «судителя» их поступков или старшего товарища. Начали даже вкрадываться сомнения в правильность своего решения, мысленно представил, какая реакция директора может последовать на мой лепет. Но, самое главное, я сразу ощутил безмерную жалость к этим, во всём сомневающимся детям, доверчивым, но неоднажды обманутым в своих ожиданиях, которые и сейчас с недоверием смотрели на меня (я, конечно, был в своей офицерской форме). Это был тяжёлый день, который я провёл молча.  У меня ещё не было права на какие-то слова и замечания, ничего не сказал и директору. Принял всё по описи, составили акт приёма-передачи имущества и дел, однако, для подписи попросил   сдающего подойти утром, до начала уроков. Утром был готов мой ответ, и с первого дня и урока,  я   с огромным энтузиазмом, полной отдачей и, не жалея сил, принялся работать с этими ребятами. И не пожалел о своём решении, а та детская благодарность, которой я не раз был одарен, стала несравнимой ни с какой другой, она мне дорога и сегодня. Это отдельный пласт моей биографии. Мне предстояло проработать в том коллективе взрослых и детей всего четыре учебных года, но эти годы стали самыми   счастливыми в  моей послевоенной биографии. Однако начиналось всё непросто.
Прежде всего, мне предстояло изучить «методическую» разработку, единственный документ, определяющий содержание и форму проведения уроков, и познакомиться с детьми. Я сразу начал продумывать план ближайших своих действий и на перспективу, хотя не знал, сколько продержусь. Видел, как вели себя в моём присутствии ребята на уроке прощания с прежним педагогом. Это была «Бурса», не убавить, не прибавить. Он очень волновался, когда здоровался с классом, причём сидя за своим столом, забаррикадировавшись и прикрывшись от детей «Классным журналом», перебирал и постоянно путал их фамилии с именами, потому что в него летели какие-то посторонние предметы. Мне не хотелось его спасать, но был уверен, не допущу такое открытое и откровенное хамство. А вот чем он успел заслужить такой авторитет за месяц работы, мне следовало понять и объяснить себе. Единственно, что я знал о нём, он офицер, профессиональный переводчик, окончил институт, ни дня не провёл в казарме, никогда не имел подчинённого личного состава, всю службу провёл за столом в штабе высокого уровня. Разве можно было допускать его без предварительного просмотра к этим детям? Я видел, как он убегал (в полном смысле) от училища, когда его освободили. Он не был радостным, он светился весь, и был счастлив до безумия. Между прочим,  по жизни, я богат встречами с людьми, имевшими какое-то отношение к своему прошлому. Лет 15-20 спустя, не помню, где (кажется, в военной поликлинике), но такая случайная встреча состоялась с ним. Узнали друг друга, разговорились, он не мог поверить, что я проработал в училище четыре года, и покинул его с большим сожалением.   
Я попросил администрацию спланировать мне максимально возможное  количество учебных часов в день, до восьми, чтобы форсировать ознакомительный процесс со всеми группами, и успешно прошёл его за учебную неделю (при рабочей шестидневке). Мне удалось представиться всем детям. И в каждой группе я рассказал о своих планах, ближайших и дальнейших. Пригласил всех желающих принять участие в оформлении класса и создании тира, пообещал, что новый учебный год мы начнём в других условиях. Но и твёрдо дал понять, что мириться с безобразиями не собираюсь, и бороться с ними буду своими методами. Были даже вопросы, не собираюсь ли я их бить, вероятно, такое бывало в их коротких биографиях.  Я сумел найти, что на это ответить, и почувствовал, что попал в точку, с большинством из них никто раньше так не говорил. Они, рано  повзрослевшие, не признают, когда с ними «сюсюкают», следует  видеть в них равных и, одновременно, младших. Через пару лет я узнал, что оказался единственным из педагогов училища, не удостоившимся клички, и это сохранилось до самого моего ухода. Мне довольно быстро удалось запомнить почти все их имена, и я редко пользовался фамилиями даже в особых случаях. На общих собраниях и педсоветах мне часто было обидно слышать о проделках отдельных детей на уроках, я такие дела всегда  решал сам, никогда не жаловался руководству, хотя тоже не всегда всё было гладко. При всех обсуждениях дети для меня были на первом месте и всегда правы, а виноваты родители или мы, чем нередко вызывал недопонимание окружающих, однако,  всегда старался стоять на своём.  Для меня они все были детьми. А ведь среди них были и мелкие воры, имевшие неоднократные приводы в милицию, и, даже побывавшие в колониях девочки, молодые проститутки, роженицы, оставившие ребёнка в роддоме, наркоманы и алкоголики, в том числе, и закодированные, со стажем. Кстати, после того последнего урока, при уборке помещения вынесли из класса три пустые бутылки из-под водки (увидев их, был не удивлён, а поражён), они умудрялись ещё пить во время урока. Думаю,  картина станет почти полной и понятной, куда я попал и что я взвалил на свои плечи. Но я их принял тогда, как чистый лист, хотя многое теперь узнал о них. Спустя полгода и позже, мне не раз приходилось вспоминать обстановку, в которой  оказался когда-то, но уже приходили первые успехи, и я радовался и гордился ими. Мне были дороги эти дети, я любил их всех и защищал одинаково, хотя многие доставляли немало хлопот. Иногда приходилось слышать от заместителей директора, что таким образом зарабатываю у них ложный авторитет. Однако, директор, как правило, был на моей стороне, он видел общие перемены от моих взаимоотношений с детьми и моего поведения. Мне не раз приходилось показывать ребятам в спортзале «уголок» на брусьях, подтягивание на турнике и принимать участие в волейбольных турнирах, с завязанными глазами разбирать и собирать карабин и автомат, а позднее и стрелять.
Однажды, в Дзержинском райкоме КПСС, находясь на очередном совещании военных руководителей ПТУ района, была (почти дословно) так высказана оценка нашей работе: «...спасибо вам, в первую очередь,  за то, что своей деятельностью вы отвлекаете детей, зачастую лишённых надлежащего воспитания и контроля со стороны их родителей, от криминала. Тем самым, становитесь участниками в борьбе с детской городской преступностью...». Действительно, в целом, система ПТУ проводила гигантскую работу. Известно, что училища пополнялись не за счёт отличников школ, а, чаще, слабоуспевающих, но им удавалось готовить неплохих специалистов первичного труда, давая общее среднее и специальное образование. Многие выпускники ПТУ шли дальше, некоторые, впоследствии, успешно заканчивали ВУЗы.
Первый учебный  год достался мне нелегко, но мы уже многого достигли, и у меня уже появилось твёрдое убеждение, я не уйду от них, и буду работать, сколько позволит здоровье.
 С первых же уроков стало понятно, методическая инструкция и тематика занятий разработана людьми, очень далёкими от армейских (да и жизненных) реалий,  она оказалась предельно краткой, а из  её содержания стало ясно, что, к тому же, ещё и ни к чему  не обязывающей. Это развязало мне руки. Детей двух первых курсов, особенно, первого, следовало сначала увлечь предметом, больше рассказывать о славной истории русской и Советской Армии, её победах и неудачах, традициях и задачах по обеспечению безопасности страны. Необходимо было для этой цели, в первую очередь, организовать посещение Центрального музея Вооружённых сил всеми учебными группами училища, и наладить контакт с лекторской группой музея Дзержинского района. Дополнительно, с юношами третьего курса следовало немедленно начать знакомство с обустройством казармы, приступить к изучению правил обращения с оружием и пользованию противогазом, ознакомить с текстами «Военной присяги» и «Гимна Советского Союза», выучить их наизусть и принять «зачёт» с каждого, с этих элементов начнётся курс молодого  бойца в армии. Отдельным вопросом, с физруком наметили, провести среди них соревнования по подтягиванию на турнике. Считал эти вопросы важнейшими на будущее и  отводил на их решение не менее двух-трёх  месяцев. На первых уроках выяснил, знают ли дети, как следует себя вести, куда бежать, как покидать здание, при возникновении  пожара или по  сигналам противохимической защиты города, где бомбоубежище, отведённое училищу. Инструкции висели, но их никто не изучал. По согласованию с директором провели эти занятия, сначала с взрослыми, затем, с детьми. А впоследствии, первые уроки учебного года начинали с этих «маловажных» тем и, хотя бы раз в году, устраивали внезапные тренировки. Всё, что я вкратце перечислил, программой не предусматривалось. Поэтому, пользуясь бесконтрольностью, сам планировал темы, понимая их особую жизненную важность, но в «журнале» вёл записи, в соответствии с «методичкой».
 Прежде всего, сам посетил музей (он был бесплатным для посещений), внимательно осмотрел все его стенды и технику (внутри и снаружи), уяснил, какие экспонаты и материалы заинтересуют ребят больше всего, группы решил водить самостоятельно. Накануне посещения с каждой группой проводил инструктаж о поведении и внешнем виде. Побывал  и в музее Дзержинского района, приняли меня с удивлением, не бывали у них военруки, им приходилось предлагать услуги и самим планировать свои посещения. Познакомился с руководством лекторской группы (позднее, меня даже ввели в её состав). К нашему училищу прикрепили очень приятного, простого и ответственного, уже немолодого, но бодрого, Куликовского Владимира Васильевича, фронтовика, офицера-разведчика, в годы войны прошедшего всю её от начала до конца, многократно награждённого орденами  (четыре «Ордена боевого Красного знамени», но были и другие) и медалями. Эти встречи получили название «Уроки мужества». Первый год они проводились непосредственно в классе, а когда через год в училище открылся свой «Музей боевой славы», среди стендов музея. Все эти занятия оказались действительно очень полезными, они стали впоследствии обязательными для каждого начального (первого) курса.  В течение всех четырёх лет, что я проработал в училище, Владимир Васильевич был у нас всегда желанным гостем (с ним и его супругой была знакома Ирина). Мы составляли предварительный график бесед на полугодие, утверждали у директора и старались его придерживаться.  Администрации ничего не оставалось, она  вынуждена была быстро привыкнуть к такой форме моих занятий, которая  крайне редко давала сбои.
Постепенно входили в новый для нас режим и обстановку, осваивали и привыкали к новому, спокойному образу жизни. Не раз побывали у Вадика, его служебная и семейная жизнь в гарнизоне постепенно стабилизировалась. Они получили отдельную двухкомнатную квартиру, и сразу изменился их быт. Ира устроилась на работу по специальности, это упрочило их материальное положение. Вадику, как секретарю комсомольской организации части, по  роду деятельности нередко приходилось бывать в Москве в политотделе спецчастей, расположенном в районе метро «Войковская», появилась дополнительная возможность чаще видеться. Он уже был принят в партию и становился разносторонним специалистом в штабе своей части. Внучка Оленька подрастала.
Осенью побывали, и не раз, у Коли Орлова, моего друга по последнему месту службы, они, в ожидании квартиры, пользовались служебным жильём на берегу Клязьменского водохранилища в курортном подмосковном посёлке «Паведники», расположенном недалеко от нас. На общей территории этого чудесного рукава-«полуострова» разместились санатории, места отдыха и лечения работников ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Министерства Обороны  и КГБ. На Дмитровском шоссе красовалась скромная стрелка, указывающая направление с надписью «Пансионаты». Она и сейчас существует, только сами «пансионаты» поменяли хозяев. Тогда каждый из них скрывался за своим забором и со своей охраной. Под крышей пансионата Совмина располагался самостоятельный корпус, в котором за символическую плату проживали и отдыхали  семьи космонавтов и другие известные на всю страну люди. В то время мы неоднократно видели там Героя Советского Союза Гризодубову, бывшую лётчицу, некоторых, известных на всю страну, режиссеров и многих артистов. Жена Николая Николаевича, Анна Михайловна, врач по образованию, работала в этом пансионате. Всем, постоянно работающим сотрудникам на всё время работы  полагалось благоустроенное служебное жильё, в одной из таких квартир и проживали Орловы. Коля даже успел раскопать небольшой огородик, где у них росли свои грибы и овощи.  Однажды, совершенно случайно, среди отдыхающих Дома отдыха МО встретили наших североморских друзей, Сашу Торянника с женой, которые поведали нам о страшной трагедии в Североморске, случившейся вскоре после нашего отъезда. В районе  Окольной сопки (место складирования ракетного и торпедного оружия) в утреннее время произошёл несанкционированный взрыв, по внешнему виду, напоминавший ядерный. На месте взрыва погибли люди, но была ещё и большая паника. Большие флотские начальники знали, чем была «богата» Окольная, и отчётливо понимали, каким мог оказаться взрыв.  Поэтому некоторые из них, не принимая общих мер к спасению, похватали свои семьи, и остановить их позорное бегство стало возможным только в районе Мурманска. К счастью, других жертв не было, но высветилась ответственность ряда лиц, отвечающих за безопасность. Если бы взрыв оказался «настоящим»,  от всей североморской базы остались бы одни воспоминания, такова цена могла быть «великой русской» беспечности.
Последняя суббота октября для ветеранов (теперь уже) 9-го Гвардейского авиационного полка стала днём ежегодных встреч, местом сбора был сквер перед Большим театром. Эти регулярные встречи уже проходили, ещё до моего первого появления на таком мероприятии, об этом свидетельствуют коллективные фотографии. Но в текущем году сбор посвящался особой дате, отмечалось 40-летие полка. Местом встречи организаторы наметили зал в Центральном московском Доме офицеров (рядом с театром Советской Армии и музеем Вооружённых сил), который сумел вместить всех собравшихся, большинство из которых приехали  семьями, с жёнами, детьми, и даже, внуками. На тот момент уже прошло более десяти лет, как расформировался полк, люди разъехались по всей стране, очень изменились внешне, многие, к сожалению, просто не дожили до этого дня. Встреча была исключительно тёплой и радостной. Думаю, по силе своего эмоционального воздействия и заряда она добавила живущим ветеранам немалые годы, но, к сожалению, оказалась и последней для многих. Последующие встречи (я был на всех) только подтверждают мои слова, ежегодно мы продолжали терять боевых друзей. Главным инициатором и организатором всех встреч оставался наш бывший замполит полка, отличный лётчик, теперь уже преподаватель военно-политической Академии им  Ленина, полковник    Мигулин Вадим Иванович.
Накануне Октябрьского праздника мне на работе вручили «Приглашение» на гостевые трибуны Красной площади, и я не смог им не воспользоваться, находился на правом крыле, и наблюдал  вживую парад войск и шествие демонстрантов.
В конце ноября мой единственный родной дядя с большой «помпой» отмечал своё 70-летие. Несколько лет назад, когда и меня настиг такой возраст, я, для себя не увидев в нём ничего радостного,  принял решение, вообще, не отмечать его. А тогда, он собрал всех своих московских родственников в уютном кафе. Конечно, присутствовали и мы с Ириной, мне было очень приятно увидеть всех сразу, живыми и здоровыми, и  я был благодарен ему за этот приём. В числе приглашённых гостей была и его бывшая жена, и которую я всегда очень любил, несмотря на их «дурацкий» развод. Между прочим, это был и её день рождения, они родились в разные годы, но в один день. С этого вечера продолжилось наше регулярное и непрерывавшееся родственное с ней общение. Причём, она тут же на вечере категорически настояла и взяла с меня слово на проверку моих музыкальных способностей (когда-то в детстве она признала мой слух, как «абсолютный»), и предложила немедленно приступить к обучению музыкой по ускоренной программе. Жаль, но мне не хватило времени полностью оправдать её надежд, она рано ушла из жизни. Но  тот вечер встречи прошёл очень торжественно,  празднично и весело. 
Моя тётя проживала в районе Медведково, и мне теперь приходилось регулярно, после  окончания занятий в училище, через каждые день-два, ездить к ней домой и заниматься. Не могу сказать, что учёба проходила успешно. Конечно, я старался, как мог, но мои способности за прошедшие годы, вероятно, истощились. Однако, она, не желая меня обижать, продолжала учить и подбадривать.
Своевременно возвратившись в Москву, мы оказались у истоков и на самом гребне событий, когда в общественном воздухе стало вовсю попахивать приближающимися переменами. Уже открыто на разных уровнях поговаривали о пока не очень понятных формах хозрасчёта, кооперативных отношениях и многом другом. Но наиболее распространённой стала тема приобретения участков земли под садово-огородное хозяйство. К тому же, ветераны войны, труда и Вооружённых Сил получили на этот счёт дополнительные льготы. Попытаться решили и мы, желание в семье было у всех, но я лично плохо себе представлял своё участие в этом процессе. Мой тесть, Фёдор Филиппович, «Ветеран войны», действительно, по-настоящему любил землю, немало потрудился на ней, знал, на каком языке с ней «беседовать». Я из всех необходимых качеств имел только статус «ветерана Вооружённых сил», ничего более не умел, привык общаться с сельским хозяйством, как говорили, через торговую сеть и магазин. Но  мы полагали, для начала этого вполне достаточно. Поехал в районный исполком, обратился с соответствующим заявлением, как меня всегда учили. Мне очень вежливо сказали: «Конечно, а как же иначе, но нужно подождать». Подождал 2-3 недели, поехал снова, и понял, картина подстатье той, какая была когда-то в Пермском военкомате (со списком на законное получение квартиры). Чиновник, в погонах или без них, фигура та же самая, коррумпированная по природе. Сразу пошёл выше и наткнулся на человека, от которого всё и зависело. Им оказался подполковник в запасе, но уже успевший прекрасно вписаться в  новые  условия. Познакомились, пришлось напомнить ему, что мы из одной обоймы. В общем, пошумели, разобрались, договорились и, между прочим, стали, впоследствии, приятелями. Меня он включил в группу ветеранов при садово-огородном кооперативе «Радуга», который только формировался. Примерно, через месяц я был приглашён на первое собрание «пайщиков», и с тех пор официально включён в его состав. Кстати, впоследствии, он мне помог в 88-м году с трудоустройством, далее наши дороги разошлись. Но, как в русских сказках, дело сдвинулось только через 3 года. Сначала была выделена и юридически оформлена земля в Подмосковье в 70-ти километрах от МКАД, вырублен (нашими руками)  и вывезен весь лес с этой территории, сделан её общий план, разделены участки и отсыпаны основные дороги, только после всего этого каждый из пайщиков получил возможность начать трудиться на своей земле. Все «каторжные» работы тогда только и начались.
Так, по всем направлениям шло наше медленное врастание в новую жизнь, и хорошо, что до начала «перестройки» у нас оставалось время для подготовки к ней.
В конце декабря 83-го года, накануне Нового года, в семье Вадика произошло прибавление, родилась желанная Мариночка. 
К средине марта 84-го мой почасовой план во всех группах был исчерпан, фактически уже сложилась и иная программа обучения, но обернись что-то не так, и ответ за такую инициативу пришлось бы держать, в первую очередь, мне и, частично, Шамиль Исмаиловичу (а, возможно, и наоборот). В это же время состоялся первый мой выпуск, я понимал, что успел мало для них сделать, не хватило времени, но перспектива для последующего определилась.
Теперь, сразу по окончании учебной программы года, у меня образовалось  двухмесячное «окно», которое имел право использовать по своему усмотрению.
За проработанное время мы хорошо сошлись с директором училища, теперь нас объединяло понимание каждого своей должностной ответственности за состояние дел, он видел, что я искренне болею за общее дело. Мы понравились друг другу, наше взаимное доверие ежедневно подтверждалось делами.
Теперь, как только это «окно» распахнулось, я, как и обещал ребятам, сразу приступил к оформлению своего класса. Всюду, где мне удалось побывать в течение учебного года (в военкоматах, городском и районном,  ДОСААФ,  музеях), я интересовался и собирал материалы военной тематики. Вместе с нашим штатным художником мы сконструировали  макет класса с предлагаемым оформлением, посоветовались с директором. Работа не требовала материальных затрат, и он, конечно всё одобрил. Художник работал строго под моим контролем, я занимался преимущественно устройством классного тира. В моём арсенале находилось три винтовки-«воздушки», примитивные на вид, но это самое замечательное средство для первоначального обучения стрельбе. Комплекс уникальных качеств этого вида оружия, такие, как малый вес, простота в обращении с прицелом, наличие плавного спуска при полном отсутствии отдачи, позволяют успешно пользоваться им на первом этапе. К тому же, расстояние от стрелка до мишени, необходимое для обучения в пределах десяти метров, укладывалось в размеры класса. Прекрасным примером являются мало затратные городские тиры. Главное, обеспечить полную безопасность окружающих. Для этого, во-первых, пришлось перепланировать расстановку парт, разместить их по периметру класса вдоль стен  в сторону доски, а в центре  оставить два «пустых» места для стреляющих.  И, во-вторых, необходимо было изготовить элементарное приспособление, передвигающее ленточную мишень. В качестве такого «барабана» мы использовали действующий механизм для перемотки плёнки в фотоаппарате образца того времени. Барабан закреплялся в углублённом коробе раздвижной комбинированной доски, был спрятан от глаз и без нужды не использовался. Всё оказалось  легко и просто.  Во время проведения стрельб классное помещение изнутри закрывалось на ключ, всё моё внимание обращалось, исключительно, на стрелков. Большую помощь в изготовлении «барабана» оказал мне помощник, человек с «золотыми руками», преподававший «Средства противохимической защиты». По уровню применения технических средств на уроках  его классное помещение два года назад заняло на конкурсе и уверенно удерживало первое место среди ПТУ района.
Через месяц класс, по сравнению с прошлым, выглядел неузнаваемым. Пустые, в прошлом, стены заполнились стендами с материалами по истории русской и Красной армии, по каждому виду и роду современных Вооружённых Сил, видам оружия, от автомата до ракет, и другим сведениям программы начальной военной и санитарной подготовки. Два отдельных стенда были посвящены воинским званиям и Высшему Командованию Вооружённых Сил. Прекрасным пособием и средством обучения стал тир. У ребят, желающих пострелять, появилась дополнительная возможность разумно использовать перемены. Многие приходили, отказов не было никому. К тому же, пули к этим винтовкам не были дефицитом, бесплатное снабжение  шло через ДОСААФ района. В последний месяц учебного года, перед каникулами, во дворе обустроили площадку для строевой подготовки с полной разметкой.
Ещё в феврале, накануне праздника, посвящённого очередной годовщине армии, я побывал в Московском институте инженеров транспорта (МИИТ), который территориально располагался недалеко от нас. Мне необходимо было познакомиться с преподавателями военной кафедры института. У меня созрела идея, создать в стенах училища музей защитникам Москвы. В самые первые дни войны именно на территории этого учебного заведения создавалась дивизия ополчения Дзержинского района Москвы из необученных, но героических людей.  В её формировании активное участие принял нарком К.Е. Ворошилов, не один раз присутствующий при этом. Дивизия, практически, вся погибла, но насмерть стояла на подступах к Москве, и сумела сохранить боевое знамя одного из своих полков.  Некоторые, правда, немногие, участники тех событий были живы и продолжали трудиться в институте, им было, чем поделиться с ребятами. Связи наладить удалось довольно легко, и сразу, с началом нового учебного года, мы приступили к осуществлению идеи. А пока я уходил в отпуск с чувством выполненных обещаний, теперь не стыдно придти в класс, а, главное, появилось встречное законное  право, требовать порядка.
Всё лето, начиная с начала июня, я был в официальном отпуске. Это позволяло нам часто бывать у Вадика. Мне нравилось расположение гарнизона, когда жилые дома, почти вплотную, примыкали к лесу, их разделял заборчик. Они взяли кусочек земли, раскопали грядки, и посадили клубнику. Офицерская служба у Вадика шла хорошо. Он приобрёл высокий авторитет в части среди сослуживцев, в свободное время начал писать детские стихи, и успешно публиковаться. В один из приездов мы привезли ему печатающую машинку. Ирина продолжала работать по своей профессии, медсестрой. Но мы заметили, не всё так ладно было в их взаимоотношениях, были на то причины, они оказались, более глубокими, чем выглядели внешне. Жалко было Вадима, он старался, всего себя отдавать семье, но отдачи со стороны Ирины не было.
Заповедное место, где проживали Орловы, находилось недалеко от нас, на берегу реки и  отличалось подмосковной природой, с белками, кабанами и лосями. Мы часто приезжали к ним, много вместе гуляли, болтали и дышали звенящим воздухом. После Севера хотелось чаще бывать на природе, я не могу похвастаться, что помнил, как и чем пахнет трава, часто путал названия деревьев, мы многого были лишены в Заполярье. Теперь стали часто посещать московские театры, побывали в Большом, «Ленкоме», «Современнике», а иногда садились в трамвай или  троллейбус, произвольно выбирали маршрут и ездили, смотрели на всё, что нас окружало.
В средине июня случилась беда, умер отец Ирины, Фёдор Филиппович, произошло это не внезапно, нам было известно, он был безнадёжно болен. Случилось это дома. Последовали похороны и всё остальное, очень жаль, он не дожил до своей земли и не успел покопаться на ней, о чём всегда мечтал. Прекрасный был человек, вечная ему память.
У Валеры состоялся второй, и последний в его жизни, морской поход. Впечатлений от увиденного было много, но море и океан, как следовало из его рассказов, не очень приветливо их встречали и оставили не самые лучшие воспоминания. На этом завершился 4-й курс его учёбы, предстоял последний. Отпуск он проводил с нами, всегда любил побывать в домашней обстановке, покушать домашней маминой пищи. С ним не раз посетили Орловых.
В конце июня  Колю Орлова свалил обширный инфаркт, как оказалось, ему предшествовали микроинфаркты, и не один, перенесённые «на ногах». Для 46-ти  лет это не слабо, так служба в Заполярье вытряхивала здоровье из крепких, в прошлом, парней, тем более, он много лет проплавал на атомоходе. Выбирался из этого состояния Коля долго, хотя немедленно бросил курить, и отвлекался выжиганием по дереву. Он вообще был талантлив, в частности, прекрасно рисовал. Мы не ездили к нему в больницу, но часто навещали во время его  реабилитации.
Нам настолько понравилось их место (так и хочется сказать, их гарнизон), что Ирина стала подумывать устроиться в пансионате на работу с тем, чтобы пожить какое-то время на природе, ведь в московской квартире после смерти деда, мы остались совсем  одни. Благодаря вмешательству Анны Михайловны, жены Коли, вскоре такая возможность действительно представилась.  Ирине предложили рабочее место, и нам вручили ключи от служебной комнаты в двухкомнатной квартире, в соседнем с Колей подъезде. Теперь, регулярно бывая в Москве, беспечно прожили там более года.
Мой летний отпуск, несмотря на его продолжительность, пролетел совершенно незаметно. В последние отпускные дни мне пришлось поучаствовать в работе приёмной комиссии, посмотреть состав нового набора. Общий состав детей отличался от предыдущих, но мы продолжали сохранять стратегию и принимать, в первую очередь  тех (при прочих, равных условиях), кто больше из них по семейным условиям в этом нуждался. Таково было твёрдое убеждение директора и из гуманных соображений нельзя было с ним не согласиться. К новому учебному году в училище отстроился свой столовый зал, и вводилась полная оплата питания детей (полноценный обед) без права денежной компенсации. Этим обеспечивалась обязательность ежедневного питания детей, контроль возлагался на мастеров. Пища готовилась в комбинате питания, перед обедом разогревалась в училище. С первых дней своего прихода я убеждал директора в необходимости постепенного введения единой для всех учащихся формы, считал, что это будет дисциплинировать ребят. Теперь ему удалось добиться денег (в Главном Управлении) для частичной компенсации затрат на одежду. Одновременно всех однообразно одеть мы не могли, посоветовавшись, направили эти  средства самым нуждающимся, в следующем году остальным. Таким образом, новый учебный год начинался с хороших новостей, и это радовало, на первой же линейке директор объявил всем об этом. Кстати, удалось найти спонсоров, и я вскоре приступил к работе по созданию музея. Благодаря нашим новым шефам (МИИТ), мы довольно быстро собрали необходимые  материалы и перед Новым годом очень торжественно открыли его. Для музея директор выделил  большое помещение. Вообще, как важно работать в тандеме с руководством, и если удаётся найти взаимопонимание, горы свернуть можно. На торжественном открытии было много гостей, в том числе, из райкома партии, ДОСААФ города и района, военкомата и от ветеранской организации. Присутствующие фотожурналисты районной газеты запечатлели это событие, сделав немало посвящённых ему фотографий.
Заканчивался 1984-й год, приближался 85-й. В стране, один за другим, уходили из жизни руководители партии и государства. После Брежнева, Андропова и Черненко пришёл Горбачёв, далеко не самый удачный, как выяснилось позднее. В это же время меня удивила и очень взволновала «смелая» публикация в открытой печати (центральной газете «Известия»), в которой присутствовала информация, касающаяся сведений о боевом составе Северного флота. В  прошлом, при мне, она имела самый высокий гриф  секретности.  Я не понимал, как могло такое случиться. Для меня такой, совершенно необъяснимый факт,  год назад был бы просто, немыслимым. По долгу  последних лет своей службы и в интересах боеготовности мне приходилось владеть этой информацией, теперь, сравнивая, я оценил напечатанные материалы и увидел, она подлинная, не мог понять, кто это допустил. В Афганистане шла война, гибли наши солдаты и офицеры, страна продолжала отправлять туда молодёжь, причём,  самых лучших её представителей. И вдруг такая публикация. Что это и где мы находимся? Вскоре оказалось, это был элемент так называемой «гласности» в стране, о которой Горбачёв,  от имени всего СССР, громко  заявил на весь мир.
Работа в училище продолжалась в прежнем напряжённом режиме, мы по-прежнему старались совершенствовать систему воспитания. Мне удалось найти в районе воинскую часть, командование которой любезно согласилось  принять поочерёдно все группы старшего курса, показать им казарму и ознакомить с условиями несения службы солдат и их проживания. В открытой беседе с командирами и солдатами  моим допризывникам стало понятно, что их реально ожидает в ближайшем будущем.
Примерно за два месяца до очередного выпуска военкомат  предупредил, что у нас появились официальные шефы в лице Таманской Гвардейской танковой дивизии, и вскоре предстоит организованный выезд всех наших допризывников в места её постоянной дислокации с обязательным участием в стрельбах из боевого оружия. Пришлось резко менять программу занятий и готовить этих ребят к стрельбам из автомата. Продолжая много стрелять в классе из пневматического оружия, теперь особое внимание стал уделять отработке прицеливания и плавного спуска курка, и изучению автомата по картинкам (он не был предусмотрен программой). Поездка показала, труд не пропал даром, и ребята меня не подвели. Мои «пацаны» в условиях снежной и морозной зимы впервые держали в руках автомат и, стреляя из  положения «лёжа», одиночно и залпами, выполнили все нормативы со средней оценкой «хорошо», заслужили благодарность от командира полка, наблюдавшего за стрельбами с наблюдательного пункта. Он сам бегал смотреть мишени, не хотел верить докладам своих сержантов, т. к. его солдаты, по итогам первого года службы, стреляли хуже. Никто не знал о нашем с ним споре накануне, я его уверял, что мои мальчишки отстреляют не хуже его солдат-первогодков. Впоследствии мы ежегодно выезжали в дивизию и были там желанными гостями, знакомились с техникой, оружием и бытом солдат. Так получилось, случайно, в том же году, двое наших выпускников попали служить в эту дивизию. И через год, будучи в отпуске, уже сержантами, побывали в училище и у меня на занятиях, провели мастер-класс, по показательному уроку каждый.
Многие из моих выпускников этого года начали проситься в Афганистан, тогда это было нередким явлением. Их желание попасть на настоящий фронт было естественным для их возраста, они хотели испытать себя в роли своих дедов. Между прочим, чаще с такой просьбой обращались ребята, далеко не самые лучшие, приходилось «спекулировать» на их чувствах. В помещении одного из ПТУ Москвы работала парашютная секция. Через горвоенкомат   без особого  труда мне удалось договориться и шестеро ребят, пожелавших попасть в десантные войска, и две девушки начали там заниматься и стали успешно прыгать на Тушинском аэродроме (я побывал там однажды и был свидетелем). Четверо из шести ребят попали в те войска, куда хотели, двое из них воевали в Афганистане. Вернулись все живыми, один, с орденом «Боевого Красного знамени», был, к сожалению, тяжело ранен, после лечения был у меня, но снова вернулся в строй. А всего около десяти моих выпускников воевали, нам (с мастерами групп) приходили письма от них, и те их слова благодарности были дороже всего, письма всегда зачитывались всему училищу.
Начиная с весны 85-го года, ежегодно к годовщине армии я проводил со всеми учащимися 1-го и 2-го  курсов соревнования по стрельбе с обязательным  присвоением разрядных классификаций, а с юношами-допризывниками,   совместно с преподавателем физкультуры, и по подтягиванию на турнике.
Летом того же года мы с Ириной присутствовали на выпуске Валеры из училища. Мероприятие проходило не менее торжественно, чем когда-то у Вадика, все его элементы исторически отработались. Было, как всегда, много родителей выпускников и гостей, всё кругом сверкало от счастливых лиц, блеска новой одежды и кортиков молодых офицеров, они ещё с трудом узнавались. Результаты распределения стали известны накануне, Валера попал на Балтийский флот, а конкретное место службы определяло Управление кадров флота. Свой первый офицерский отпуск Валера проводил с нами в Москве. Ира работала, по-прежнему, в «Паведниках», и мы много времени проводили там, часто навещали Вадика. В этом же году он стал капитан-лейтенантом.  После отпуска я поехал с Валерой в Калининград. Во-первых, хотелось первым узнать и увидеть место его назначения и устройство. Ну а, во-вторых, я очень полюбил этот город, так напоминавший  мне Североморск, там служили друзья, с которыми  учился в училище и Академии, служил на Севере. И, самое неожиданное, мир, действительно тесен для тех, кто стремится к общению, в день приезда встретил Володю Уланова, соседа Толи Якунина, с которым жили в одном подъезде дома (который строил) на Зелёной улице. Валера начал службу на перспективной системе КСБУ. Его офис, как сейчас говорят, находился за пределами города, для начала поселился в гостинице. Отобедали с ним в польском ресторане (за его счёт, он так хотел, ели классную окрошку), вскоре я возвратился в Москву, а он остался и по сей день там, уже более 25-ти лет.   
Работа в училище продолжала отнимать все мои силы, но и приносила огромное удовлетворение (моральное и материальное). Я не мог не видеть добрых перемен, происходящих в училище, отмечал заметные изменения по отношению к себе со стороны детей,   нередко ощущал их искреннюю отдачу, но и видел свою потребность в  работе  с ними. Когда они уходили на практику, часто приезжал на предприятия, где они трудились как взрослые. И, впоследствии, уже не работая в училище, не раз, случайно, встречая в городе, на улице, в метро вчерашних своих учеников, обязательно задерживался и беседовал с ними, было интересно, как складывалась их дальнейшая жизнь. Видел, что они не уклоняются от встречи, и понимал, мы в их жизни оставили полезный след, а не простой эпизод.
В марте 87-го, закончив программу четвёртого учебного года, я вынужден был покинуть училище, уходил с большим сожалением. Это было необходимо, для поправки здоровья Ирине потребовалась смена городского климата. Мы на год обосновались в Истринском районе Подмосковья. Ведомственный пансионат «Огниково», куда меня приняли на должность заместителя директора (а, фактически, главным хозяйственником), располагался в экологически чистом и живописном месте, в лесу на берегу озера. Нам дали служебное жильё, отдельную однокомнатную квартиру с большой лоджией, необходимую мебель. Теперь по утрам мы просыпались от завываний лося, приходившего под балкон, чтобы  позавтракать, вокруг бегали зайцы, иногда нас посещали кабаны и лисы. Питались  в столовой пансионата, для всех сотрудников существовала такая привилегия, за минимальную плату. Зарплата была значительно меньше той, что была в училище, но, с учётом моей пенсии, было терпимо. При пансионате были свой медицинский пункт, библиотека и великолепная сауна, которую мы посещали не менее двух раз в неделю, а, позднее, уже при нас, отстроился большой физкультурный комплекс. У нас сразу сложился хороший контакт с людьми, сотрудниками пансионата. Вокруг нас (или мы внутри них) проживали люди, в большинстве своём с неудачной судьбой, чаще зависливые и не имевшие своего постоянного жилья, а, потому с особой философией. Они, не горожане, но и, одновременно,  не сельские труженики, «куркули» по натуре, не очень дружные между собой,  всем своим поведением и поступками претендовали на снисхождение. Однако, нам без особого труда удалось завести среди них неплохих друзей для общения. Главные всё-таки причины несоответствий следовало искать, прежде всего, в себе самом, и тогда жизнь выравнивается. Находясь в пансионате, мы, фактически, оказались на самом гребне перестроечных событий. Под давлением различных видов «новой экономической политики» началась откровенная ломка государственных структур и  приватизация их ценностей. А точнее, начался рейдерский захват различных ценностей теми, кто, в первую очередь, управлял ими ранее. Наиболее совестливых и слабых, при этом, любыми дозволенными и недозволенными способами, безо всякого стеснения, либо убирали совсем и навсегда, либо, в лучшем случае, отодвигали в сторону. Так произошло, в конце концов, и с пансионатом. Как выяснилось позднее, многие сотрудники на общем собрании выражали желание, и, почему-то,  хотели избрать меня директором. Однако моя кандидатура не могла пройти, мы всё-таки оставались тут «чужаками». Накануне выборов со мной, правда, никто не обсуждал такой вариант событий, мне ничего не предлагали (я бы, конечно, согласия  не дал, истекал год нашего пребывания тут, и мы планировали уже сворачивать свою командировку), но сам факт был приятный. Окружающие люди сумели за короткий срок рассмотреть и оценить нас, но что важнее, поверить нам, как честным, незаискивающим и порядочным, такое доверие обычно дорого  стоит.
 Во время нашего пребывания в пансионате к нам на несколько дней приезжал Боря, мы не раз с ним посетили сауну. Он впервые проинформировал меня, что с женой у него наметился полный разлад, вопрос времени. Новый год встречали с друзьями, и 31 декабря, я легко и внезапно бросил курить. Но в средине февраля случилось горе, после третьего инфаркта, на 83-м году жизни, умер  мой отец и мы с Борей немедленно  выехали в Пермь. В прошлом году мой приезд в Пермь был сопряжён с болезнью отца, он тогда перенёс тяжёлый инфаркт, уже второй, я просидел у его пастели  в больнице десять дней, тогда обошлось. Я очень тяжело перенёс утрату, на свежей могиле отца закурил снова. По возвращении из Перми, через месяц мы распрощались с пансионатом и перебрались домой в Москву. 
День нашего возвращения стал исходным днём начала моего бизнеса, потому что я сразу же пошёл в районный исполком к своему  приятелю с надеждой найти работу. Он как будто ждал меня, тут же предложил вариант. Пару дней назад к нему обратился его знакомый, Усламин В.В., молодой директор только что созданного кооператива «Услуги  населению» с интригующим названием  «Фортуна», с просьбой подобрать ему помощника. В тот же день подъехал к В.В., мы обсудили все детали, успели понравиться друг другу, и на следующее утро я вышел на работу, местонахождение которой оказалось в десяти минутах ходьбы от дома. В мои обязанности входила, в первую очередь, кадровая работа (набор мастеров) и организация рекламы деятельности кооператива, а, в дальнейшем, диспетчеризация приёма и выполнения заказов. На тот момент сфера предлагаемых услуг и возможности кооператива были крайне ограничены, существовал он только около месяца, причём бесприбыльно и чисто номинально, работало только два мастера, выполняемые услуги не требовали особого мастерства. Прежде всего, следовало продумать достойный ассортимент услуг и организовать набор людей, специалистов высокой квалификации. Конечно, окончательные решения стояли за директором, но мне хотелось высказать своё видение и суждение. Я был совершенно уверен, кооператив такой сферы деятельности мог иметь хорошую перспективу развития.  Посоветовались с одним из мастеров, Сергеем Михайловичем, моим ровесником, с «золотыми», как вскоре выяснилось,  руками. Решили, что начинать следует с постепенного расширения картотеки необходимых профессий, и наращивать темпы по мере поступления заказов, причём, в зависимости от их вида и количества. Наше предложение администрация одобрила, но нас не посвятила в дальнейшие планы. А дела у нас пошли сразу успешно. Большая и яркая вывеска стала достаточной рекламой, и, к тому же, выгодное территориальное расположение «Фортуны», рядом с метро «Сходненская», позволили нам за неделю снять остроту в наборе.   Район располагал достаточным количеством крупных предприятий «оборонки», на которых работали специалисты высокой   квалификации. Так что, к нам, буквально, потекли желающие, и  предложений оказалось столько, что нам не удалось оперативно их всех принять, зато образовался надёжный «кадровый резерв», который мы  использовали в течение всего последующего периода, проверяя, при необходимости, квалификацию каждого.  Наши, мои и мастеров, отношения с «Фортуной» оформлялись официально, на договорной основе. Все они оставались на  своей основной работе, у нас работали как совместители, в личное время, имея неплохой дополнительный заработок. Заметно возросли объёмы. Наряду с одиночными  заказчиками стали появляться и коллективные. Расширились виды работ, начиная от заточки ножниц и ножей, до замены крышных покрытий домов, электропроводки, сантехники и косметических ремонтов в квартирах и офисах, и работали без рекламаций. Я освоил составление смет на работы, ввёл полный учёт и контроль исполнения заказов. На кооперативе лежала материальная ответственность  за качество и сроки выполнения работ, финансовый расчёт с рабочими, получая за это соответствующее отчисление от прибыли. Моя зарплата включала сметные и контрольно-диспетчерские функции, рекламно-кадровые вопросы, организацию труда на объектах и расширение объёмов. Оплата работ производилась по желанию заказчика, в наличной или безналичной форме, но всё оформлялось, в том числе, и выплата зарплаты, через нашу бухгалтерию. Все работы начинались с составления договора, завершались   двухсторонним актом. К сожалению, в таком режиме проработали мы  только год (а жаль), администрация изменила профиль деятельности.  Мне стало жалко прекращать действующее и хорошо отлаженное дело, и, имея 2-3 полноценные бригады, по согласованию с мастерами и Усламиным, я решил, на  условиях иного договора, поработать в прежнем режиме, но самостоятельно. Нам удалось ещё целый год успешно помогать людям района. Для меня это был опыт нового вида деятельности, и он мне очень пригодился в дальнейшем. Со многими мастерами сложились добрые отношения, которые продолжались ещё долгие годы.
В конце апреля захотелось проведать своих прежних коллег по училищу, поздравить их с праздником. Потом жалел, что поехал. По полученным впечатлениям мой визит мне напомнил поездку в Североморск в 84-м году. Оказалось, меня сменил капитан 2 ранга в отставке, мой ровесник, когда-то он, по направлению военкомата,  пару дней стажировался у меня. Тогда ему предложили два или три училища на выбор, после короткой стажировки он отказался и увлёкся пчёлами в Подмосковье. Когда моё место освободилось, он узнал, приехал к директору и принял дела. В день моего визита в училище его не было. Но, увидевшись с  директором, тот  обрадовался, и сразу начал уговаривать меня вернуться. Я решил сначала походить по зданию, побывать в классе, в музее, повидать ребят, мастеров, преподавателей. И когда увидел, в каком состоянии всё находится, у меня во рту пересохло, всё было настолько запущено. А сколько затрачено здоровья, труда и денег. Вот что значит,  получить всё готовое. Я, конечно, всё посмотрел, но уехал в расстроенных чувствах и полном отчаянии, и 20 лет там не появлялся. В последний раз посетил, но нашёл только запустевшее здание, а внутри него, бывшего завуча и одного педагога тех лет, спокойно дорабатывающих до пенсии, но сразу узнавших меня.
Летом 1987-го года женился Валера. Он отдыхал в Ялте и там же познакомился с Галочкой. Она, после окончания фармацевтического института, жила и работала в Харькове. Помню, как они впервые появились у нас, в Москве, отдохнувшие, загорелые и счастливые.  Я и не понял, что это было, смотрины или знакомство, но девушка нам сразу понравилась, а выбор, в любом случае, оставался за Валерой. Вскоре их добровольный союз засвидетельствовал ЗАГС, и счастливо  длится уже много лет. 
По подсказке приятелей, лето 1988-го года мы с Ириной решили провести на Клязьменском водохранилище, под Москвой. Очередной, явно авантюрный поступок не подвёл нас. Люди тянулись к земле, и так получилось, что значительная, но совсем не лучшая часть охраняемой лесопарковой зоны давно, лет 20 назад, стала пристанищем «дикарей» - энтузиастов, превративших его за эти годы в настоящий оазис. Участки не имели между собой заборов, границами служили ягодные кустарники, на каждой территории были сооружены лёгкие строения, без печек и электричества. Нас всё это устраивало, но не было свободных мест. Одно случайно оказалось, однако было не ясно, по какой причине оно оставалось незанятым. Хозяин  соседнего с ним участка предложил его нам, пояснив, что участок пустует два сезона, и ему уже скучно без соседей. Мы с удовольствием согласились. И не пожалели, наш новый знакомый оказался «новым» бизнесменом, уже богатым, но приличным и контактным  человеком (такое явление тоже случалось). Ставший нашим участок, размером 5 на 7 метров, покрытый молодой травкой, подстриженной, как газон, находился в нескольких метрах от песчаного берега залива. Мы привезли весь свой туристический скарб, установили палатку, всё необходимое для такого беззаботного отдыха у нас было. И продержались два месяца. Стояло прекрасное тёплое лето, утром на «ракете» я убывал на работу, возвращался около трёх часов дня. За Ирину не волновался, она никогда не была в одиночестве, многие наши соседи, бабушки и деды, находились  там постоянно, некоторые с детьми. Питались свежими овощами и молочными продуктами, покупая рядом в деревне, местные рыбаки часто привозили свежую речную рыбу, остальное доставлялось  из Москвы. Много купались, загорали. Лето прошло чудесно. Так завершились наши первые пять лет в условиях гражданской жизни.
А осенью, в сентябре, в далёком от нас Казахстане родился наш внучек, Миша. Ещё встречая их всех, теперь уже троих, в аэропорту, я обратил внимание на то, как Валера очень трогательно, бережно и сосредоточенно держал его, наглухо запеленованного,  будто, боялся уронить. Дома молодые родители «допустили» нас с бабушкой до внука, мне нравилось гладить его выстиранные пелёнки, и я с удовольствием это делал, и мне приятно вспоминать об этом историческом факте. В общем, наше поколение, к большой  радости, укреплялось и расширялось.
В следующем, 1989-м, году мы повторили отдых на Клязьме, но он оказался не таким продолжительным, как прежде, рядом с нашим участком случился пожар, там сгорело всё, люди не пострадали. Нас это не коснулось, но напугало, решили не рисковать и съехали.
Сдвинулось, наконец, дело с окончательным выделением загородной земли и садово-огородных участков. Уже была подготовлена  вся общая территория, отсыпаны главные дороги, вывезен сваленный лес, произведёна разделка участков, стало  возможным подумать о строительстве дома, но оставалось решить ряд вопросов. Правление пригласило строительный кооператив из Звенигорода, который обязался сдать за один год 100 домов «под ключ», с предварительным взносом (70% от общей стоимости). Теперь-то я  понимаю, там существовал взаимный сговор, одинаково выгодный тем и другим. А тогда необходимо было срочно брать кредит. Выдавался он только «ветеранам войны» и на это нашему  району было выделено  10 (десять !) кредитных паёв по пять тысяч рублей каждый. Я срочно помчался в Центральный Совет профсоюзов и доказал, что отношусь к ветеранам той же группы. Мне выделили дополнительный персональный грант, я получил деньги, не обидев ни одного «ветерана войны». Кредит выдавался на десять лет с отсрочкой первого платежа на два года. Забегая вперёд, скажу, что когда наступил срок начала расплаты, деньги от многоразовых государственных манипуляций стали в десять раз «легче» (обвал 1990-го года), и я рассчитался со всем кредитом с двух своих месячных получек. Но тогда я внёс необходимый задаток, подписал, как и все желающие (а, точнее, впоследствии, пострадавшие), договор и ждал. Волноваться начал спустя полгода, поехал посмотреть, а там ничего не строится, т.е. делается, конечно, но разворовываются завезённые материалы и всё. Пришлось вмешаться, нашёл строительный кооператив, устроил скандал, и на моём участке сразу что-то сдвинулось. В результате, через год оказалось, что построили из ста только десять домов, включая мой (и тот не полностью, конечно). Остальным возвращали деньги, но по новым ценностям, 1990-го года, в десять раз меньше. И не помогли никакие суды.
Огромная территория кооператива имела более трёхсот участков, все они теперь были пронумерованы и каждый из нас должен был «вслепую» выбрать свой. Участок, что достался нам, имел склон 10-12 градусов, но был не хуже, не лучше других, примерно, они все были равнозначны. Наш оказался вполне приличным, однако, как и все  другие, требовал приложения сил и средств. Плодородный слой составлял, примерно, 15 см, ниже шла глина, на нашем участке раньше росли  деревья, теперь торчало 43 пня разного калибра, из них 4 сосновых, огромных размеров. В одном углу оказалось небольшое болотце, с красивым камышом, к сожалению, пришлось ликвидировать и осушать место. Разметку делал сам, с учётом некоторых обязательных требований, связанных с расположением построек, относительно соседей и дороги. Основными инструментами служили топор, пила, лопата, техники не было, работал один. Взял отпуск и 35 дней работал на земле, знакомился с сельским хозяйством. Лопатой перекопал весь участок,  последовательно удаляя пни и их корни, глину перенёс на площадку под будущий дом. Выкопанные пни и корни сжигал, зола шла в землю. За месяц каторжного труда удалось привести в порядок (в моём понимании) всю землю участка, разметил и выставил колышки для дома, но тут пошли «долгожданные» дожди.  Осенью в мёрзлую землю строители выставили трубчатый фундамент, причём неграмотно, и с массой нарушений  положили нижний бревенчатый венец дома. На этом их работа остановилась до моего очередного вмешательства. После скандала в кооперативе работы у меня на участке  возобновились, завезли все необходимые материалы. Но теперь пришлось как-то помечать и  охранять завезённое, так как все,  неприбитые к месту, материалы  моментально исчезали. Однажды так пропал брус, приготовленный  для стен дома, штук тридцать, я походил по соседним участкам, нашёл свои и перетаскал к себе. Второй раз, завезли доску, три кубометра, а разгрузили на другом участке, за сто метров от меня, пришлось возвращать самому и т.д. Всё это продолжалось до окончания строительства, появилось правило, привёз материал - установи его на место. Строители собрали коробку дома, накрыли крышу. Своими руками я устанавливал все окна, включая подоконники, и двери, накрывал полы и потолки, строил и стеклил веранду. Постепенно дом приобретал жилой вид, потом пошла внутренняя и внешняя отделка стен. Для этого потребовались материалы, достать которые требовало большого труда и денег. Пару лет назад, до этого, мне удалось выгодно перепродать партию советских  компьютеров, два из них, в качестве оплаты (так называемый «откат») взял себе. Теперь я поехал к директору ближайшего лесного хозяйства, и предложил ему бартер, установка оборудования и место на торговой бирже в обмен на 10 кубометров строительного материала в ассортименте, с доставкой. Сделку оформили и, вскоре, мой внучек был свидетелем разгрузки, я получил необходимые материалы, целый КРАЗ с прицепом. После того, как в доме, наконец, стало возможным ночевать и даже  жить,  пригласили мастеров и начали копать колодец (место определял Вадик, используя «рамку».) Получился чудо-колодец. Теперь с братом Ирины, Володей, приступили к строительству бани, в нижний венец которой Миша забивал первый гвоздь. Купили печку, камни и через две недели ребёнок в ней парился. На территории участка сохранили три маленькие берёзки и дубок, так что эти огромные, теперь, красавцы-деревья украшают двор, и снабжают своими вениками. Тогда же смастерили большую пристройку к дому, устроили там автономную  кухню-столовую и открытый балкон под крышей. Первые два-три года пытались сделать огород и выращивать овощи, но тщетно. Тогда решили создать  вокруг дуба и берёзы большую лесную поляну и установить  тепличку для огурцов. Там, где когда-то было болото, посадили яблони, сливы, кусты крыжовника и смородины (чёрной, красной и белой), и облепиху. Во дворе поставили беседку, привезли из тушинского парка, где родилась и росла Ирина, а позднее наши сыновья, липу, она выросла, стала красавицей и сейчас радует памятью и украшает участок. Все летние месяцы девяностых годов мы проводили там. Этот  загородный домик и сам участок стали замечательным местом горожан для летнего отдыха. Перед нашим отъездом в Германию мы сделали новый добротный фундамент и заборчик из штакетника со стороны дороги, до этого забор представлял собой настоящий плетень. Жаль, что в последние годы дом стал малообитаемым.      
 В конце лета 1989-го года я твёрдо решил пересмотреть и изменить профиль деятельности  в сторону своей прежней, военной профессии. Бесспорно, то, чем я занимался все последние шесть лет, приносили мне удовлетворение (в том числе, и материальное), укрепляли мою общую уверенность. Мои годы позволяли, и я продолжал надеяться, что найду область применения своим академическим знаниям раньше, чем её тонкости забуду окончательно. С этой целью оставил заявку и краткие сведения о себе в каком-то информационном бюллетене. Мне крупно повезло, ждать пришлось недолго, через 2-3 дня мне позвонили и пригласили на собеседование. На следующий день я приступил к работе в научно-производственной фирме «Мастак», сыгравшей очень важную роль в моей дальнейшей биографии, жаль только, что к тому моменту было уже  53 года, а не 33. Собеседование оказалось кратким, меня приняли условно, и в течение месяца мне пришлось (опять, как всегда по жизни) утверждаться и доказывать свою компетентность. Но уже через две недели я был представлен всему коллективу и включён в основной кадровый состав. Фирма начала свою деятельность недавно, за год до моего прихода, причём как кооператив, и создавался он при Высшем техническом училище им. Баумана. Организаторами создания стали преподаватели и руководители его трёх ведущих кафедр, кандидаты и доктора наук, один профессор и Заслуженный деятель науки. Все они вошли в состав образованного Совета директоров. Для участия в деятельности кооператива были приглашены лучшие студенты выпускных курсов училища. Постепенно роли поменялись, Совет директоров получил статус наблюдательного, а непосредственной деятельностью предприятия начал руководить один из бывших студентов, окончивший институт в том же году,  Егоров Андрей Александрович. До поступления во ВТУЗ он успел отслужить в армии, ему было на тот момент 27 лет. Вокруг него образовалась прекрасная, высокообразованная и инициативная группа, которая и легла в основу кооператива, некоторые учёные из Наблюдательного совета тоже приняли активное участие в его деятельности. В основе деятельности на первом этапе лежали вопросы разработки и создания различных сетей, автоматизирующих управляющие процессы. Директор принял на себя все организационные вопросы развития предприятия, вторым лицом, главным стратегом и идеологом, разрабатывающим долгосрочную  программу, стал кандидат технических наук (к сожалению, не помню его фамилию).  Первым серьёзным проектом стала разработка отечественного модема, способного надёжно работать на наших телефонных каналах. Работы шли интенсивно и  к началу осени, уже при мне, появилось две автоматические линии на заводах военно-промышленного комплекса страны, во Владивостоке и на Кубани, с которыми были заключены долгосрочные договоры, и там находились постоянные представители кооператива в качестве приёмщиков продукции. Конструкторский отдел, созданный в первую очередь, осенью 89-го года выдал первый промышленный образец, а вскоре, заводы выпустили первую  партию модемов для испытаний.
При собеседовании мне была поставлена задача, в течение месяца организовать и провести первое испытание прообраза сети с применением нашего модема на одном из телефонных узлов Москвы (на улице Знаменской). Для этого мне пришлось в течение 2-3-х дней подыскать 5 опытных операторов, привлечь программистов предприятия, и перевезти на место испытания необходимую технику.    Параллельно с этим познакомился с начальником узла, объяснил ему свои требования и пожелания, проверил выделенное помещение и режим, после чего начал знакомство со всеми сотрудниками узла, которым предстояло, непосредственно, принимать участие в испытании. От качества работы этих людей во многом зависел результат испытания. Со всеми, впоследствии, сложились прекрасные отношения, хотя многим из них приходилось перерабатывать. За три недели нам удалось отработать все организационные вопросы, обучить сотрудников узла работе в новом режиме и подготовиться к контрольной проверке. Когда-то, ещё на ИВЦ флота, создавался пост ПВИ (пост сбора и ввода информации), непосредственного участия в его становлении и работе  я не принимал, но был свидетелем. Тогда на это ушло около года, правда, там всё было совершенно иное, условия, информация и техника. Однако, то, что я тогда наблюдал, помогло мне сегодня. Успешная контрольная проверка в присутствие Начальника Центрального Узла связи Москвы и нашего директора (собеседование со мной проводил его заместитель, здесь мы познакомились) позволила тут же подписать совместный договор о сотрудничестве и осуществить  установку наших  модемов на всех основных линиях связи. Вся партия модемов, поступивших  с заводов, была реализована, и последовал новый большой заказ, машина заработала. Через два дня началась моя головокружительная карьера на фирме, я был назначен начальником, вновь созданного, Управления сбыта с окладом, в пять раз выше первоначального.
Наступили известные девяностые годы, перевернувшие всё в огромной стране.  С тех пор прошло более двадцати лет, а спор вокруг однозначного ответа  на вопрос о верности выбранного пути продолжается. И он, вероятно, будет актуальным до тех пор, пока не уйдут из жизни, по крайней мере,  2-3 наших поколения, которым Советский Союз, как мировая держава, дорог будет всегда. За её свободу и независимость  воевали и погибали наши отцы и деды, а матери от непомерного труда умирали в тылу. До сих пор  не все они, к сожалению, поимённо известны и достойно, по праву, захоронены, преступно медленно рассекречиваются документы, и не до конца обо всех сказана правда, не все преступники-руководители разного уровня громогласно обнародованы и понесли свои наказания,   нет окончательной правды о нашей истории. Многое, благодаря тем событиям, залегло глубже, а  что-то ими перекрылось. Как могло случиться, что в одночасье развалилась страна, где в мире и согласии жили её народы, как в ней возник фашизм, разбитый и уничтоженный только руками наших погибших отцов и дедов? И не в экономике дело, страсти в стране не успокоятся до тех пор, пока не прозвучат слова покаяния (а не только извинений), и не будет ответов на подобные вопросы.
Мы, жители Москвы, стали в те годы живыми свидетелями анархии и разгрома (а не развала)  державы. Без референдума и участия в нём всего населения такие вопросы не могут решаться в стране. В результате, нашлись деятели, которым удалось  подобрать аргументы и успокоить народ. Во что это всё вылилось, показали дальнейшие события.
 Что принесли моей семье эти «исторические изменения и завоевания»? Главные неприятности коснулись детей, все эти годы ребята оставались в армии, положение которой напоминало поведение абсолютно пьяного человека. Институт политических органов, регулировавший ранее климат её повседневной жизни и деятельности, перестал существовать, командиры всех степеней потеряли ориентацию. Задачи, возложенные на армию, приобрели аморфное содержание. Появилась реальная неуверенность в перспективах службы и, как следствие, брожение в рядах офицерского состава. С большим трудом приходилось удерживать рядовой состав. Это сразу отразилось на жизни гарнизонов, сбои стали давать военторги, в магазины перестали поступать товары первой необходимости. Такую нерадостную картину мы с Ириной наблюдали в течение длительного времени в гарнизоне, где служил Вадик. В свободной продаже был хлеб и «чёрные» макароны. Кроме того, и это самое страшное, задержки с выдачей денежного содержания доходили до 2-3-х месяцев и, одновременно, ожесточилось требование Министра обороны, и прозвучал  категорический запрет на участие офицера в коммерческой деятельности, нередко дело кончалось суицидом. Не лучше обстояло дело по всем позициям,  в Калининградском гарнизоне, где служил Валера. У меня на работе, как я пишу выше и потом, материально было всё надёжно, но и в московских магазинах всё пропало, а что появлялось, было по талонам и «в драку». Крутились, как могли, но регулярно возили продукты Вадиму, и отправляли продовольственные посылки (с поездом) Валере, хотя, конечно, всех проблем решить не удавалось. К сожалению, изменились дальнейшие планы ребят. Хотелось, чтобы они своевременно окончили Академию и уверенно продвигались в карьерном росте, теперь стала задача, удержаться  до пенсии. Я отчётливо понимаю их переживания и обиды тех лет, когда рухнули все надежды, ради которых были потрачены лучшие годы жизни. Нередко виню себя, инициатора выбора их профессии, и не раз говорил им об этом. Но выжили они оба и их семьи благодаря своему героическому труду. Вадик рано осознал реальные перспективы, «забросил» военное рвение, ушёл в коммерцию и достиг достойных успехов, его дети росли в условиях относительного достатка. Валера служил, пока имелся какой-то смысл, покинул армию и продолжает успешно трудиться. Если попытаться выбросить из памяти те несколько особенно тяжелейших лет, всё пошло несколько лучше, хотя и  не так, как мечталось.
Не лучшим образом сложилась судьба семьи Бори. В одном из разговоров с ним, сразу после смерти отца, в 88-м году, он заявил мне, что не желает оставаться в стране, но не может её покинуть, пока жива мама. Его гастрольные дела заставили в конце 93-го, как только не стало мамы, принять окончательное решение и  уехать в Германию.  Не реже, чем раз в году, Боря навещал нас, и в каждый приезд много рассказывал о новой жизни, пытался и нас склонить, я был против отъезда, причём, категорически. Мне было понятно его состояние, материально он восстановился и окреп, но он был там совершенно одинок и морально сломлен (мне это стало очевидно, когда посетил его в Германии), хотя его семья была рядом. Ни дети мои, ни внуки не собирались никуда ехать, потому и для меня ответ был однозначным. К тому же, сам я успешно работал, и моя помощь нужна была в России. Так, вкратце, выглядели наши события тех непростых лет.
Что касается моей семьи, то сегодня мы с Ириной вправе гордиться своими детьми, внучками, внуком и правнуками. Спасибо Вам, дети, пережившие это лихолетье и, несмотря ни на что, давшие здоровое продолжение нашему роду. И Вам, внучки и внук, во всём подхватившие эстафету родителей, получившие достойное воспитание и прекрасное образование. Мы желаем Вам всем счастливого будущего.
Снова возвращаюсь в 1989-й год, но к своим делам. Теперь мне, как руководителю сбыта и главному  «зарабатывателю» денег на фирме, пришлось срочно заняться вопросами развития дилерской сети. Начать следовало с укрепления своего подразделения, принял одного инженера из НИИ и уволенного полковника, но выбор обоих оказался неудачным и ненадолго, оба продолжали жить и работать «по-советски». Наши конструкторы готовили разработку сразу двух новых моделей. Моя дилерская сеть постепенно росла и развивалась, к весне практически все республики СССР, не говоря о крупных региональных центрах Российской Федерации (общий список включал около 200 дилеров), являлись нашими  надёжными партнёрами. Они стали покупателями наших изделий и успешно продвигали их на российском рынке. С ними постоянно проводилась работа. Ежеквартально, наиболее активные из них, приглашались в Москву на общее совещание, мы считали их своими представителями в регионах, от них не скрывались внутренние дела фирмы, они были знакомы  с нашими коммерческими планами, нередко встречи проводились в ресторанах. Однажды провели 5-суточную речную прогулку на арендованном теплоходе (с семьями) по Волге в есенинские места. Фирма на рекламные мероприятия не жалела денег. Не реже, чем раз в неделю, Центральное телевидение на своих основных каналах «крутило» ролики нашей фирмы. И всё это окупалось.
 Вскоре возникла необходимость в создании новой производственной линии. Рядом с нами «лежал на боку» маломощный завод, ранее выпускавший технические пособия и приборы для учебных заведений. Директор принял решение помочь им, и выкупил часть территории и цехов, там и появилась вскоре третья, правда короткая, но близкая, линия, она выручала, продукция на складе не задерживалась, установили очерёдность поставок.
 Откровенно скажу, меня поражал темп, с которым шло развитие фирмы. Ещё в 1989-м году  в стране, в том числе, и Москве, как грибы после дождя, начали появляться разного рода биржи, и каждой требовалась своя сеть. Импортные компьютеры (со встроенными модемами) только стали появляться, но они ненадёжно работали на наших телефонных линиях, наши модемы были надёжны, но медленно работали в сети. На первых порах это противоречие ликвидировать полностью не удавалось, приходилось использовать то, что имелось в наличии. Каждый выживал, как умел, самостоятельно. В это время в Москве открылась Российская товарно-сырьевая биржа (РТСБ), с руководством которой наш директор сумел установить тёплые отношения, купив, в счёт стоимости будущей сетевой программы, одну акцию.  Тогда же, мои начальники решили сделать из меня профессионала, назначив Руководителем Брокерской конторы на этой бирже. С января по март я уже отзанимался на бухгалтерских курсах при МГУ,   теперь меня отправили на 3-х месячные курсы брокеров (при  ВДНХ), где нас (группа их 40 человек) обучали брокеры-профессионалы иностранных компаний, в основном, американских и британских. После окончания курсов стал руководить установкой локальной сети РТСБ в помещении телефонного узла (метро «Лермонтовская»), и, одновременно, принимал участие, в качестве постоянного члена, на  всех её мероприятиях, торгах и заседаниях. За это время успел  познакомиться с Председателем Совета директоров РТСБ Боровым Костей, знал всех  членов Совета и многих, очень богатых людей, к тому времени, не раз видел Ирину Хакамаду, представленную нам, как представительницу японского бизнеса, дважды присутствовал на крупных торжествах биржи в ресторане «Арбат». Успешно окончив установку сети (по отработанной схеме) и завершив условия договора с РТСБ, я посчитал, что исчерпал свои возрастные возможности, и  попросил, заменить меня менеджером, более молодым. Будь я тогда лет на 25 моложе, не упустил бы свой шанс, дело было интересное и доходное. Мою просьбу удовлетворили, я вернулся к своим делам сбыта.
Не могу пожаловаться, с первых дней работы на фирме мой труд достойно оплачивался, я регулярно получал премии, моё имя, в числе передовиков  отмечалось на всех совещаниях, у меня был крепкий деловой авторитет, с моим мнением считались.  Я всегда чувствовал себя в составе активной «обоймы» предприятия и гордился этим.
Я фактически стоял у истоков формирования «Мастака» и всегда. работая в нём, считал, что это по всем показателям перспективное предприятие непременно с большим и серьёзным будущим, ему следовало превратиться в крупнейший холдинг страны, он так и задумывался,  но, не справившись с конкурентами в 1993-м году распалось. Всё началось с того, что в 1991-м году предприятием заинтересовалась одна серьёзная американская компания из группы ИБМ, производитель модемов. С ними состоялось три встречи, все в Москве. Мне показалось, что Егоров, больше других готов был продать предприятие, но за серьёзные деньги. Я, естественно, ничего не решал и не участвовал в обсуждении, но мне такой вариант не понравился. Американцы предлагали большие деньги, чтобы мы свернули деятельность, они хотели просто купить «Мастак» как «раскрученный» Бренд, но озвучивалось их предложение так, под нашей, уже известной маркой, продавать целый ассортимент и их модемов. Они тщательно осматривали наши цеха, лаборатории, офисы. Конечно, всё было бы снесено. В общем, не договорились и не любили потом вслух возвращаться к этой теме. Мало того, вскоре почувствовался пробежавший холодок в отношениях внутри наших переговорщиков, в чём-то появился внутренний разлад  между ними. Однако, распаду способствовали и  «помогли», вероятно,  и просчёты. А началось с того, что, в связи с возрастанием численности (около двухсот сотрудников), у руководства возникло желание провести реорганизацию «Мастака», которая только приблизила общий развал. В результате, было решено изменить юридический статус всех отделов и Управлений фирмы, превратив их в самостоятельные предприятия, подчинённые холдингу, по образцу ООО со своим начальным капиталом, но с 49-тью  процентами прибыли. Первым преобразовали производственный отдел и эффект получился, общая прибыль возросла. Вторым было моё управление, так появился «Сервисный центр Мастак», но моя самостоятельность ничего не прибавила и мало, что принесла. Зато я, как и многие другие, стал директором и позволил себе, вести свою, независимую коммерческую политику, не оглядываясь на бывшее руководство. И первым делом, я создал ещё одно, буферное, предприятие, подотчётное только мне и куда, при желании или необходимости, мог уводить деньги, не показывая истинную прибыль на первом. Конечно, это было обманом Егорова, но он, не слушая других, в том числе, и меня, своими действиями сам спровоцировал ситуацию. Теперь каждый из нас вынужден был принять меры  защиты, в том числе, и от него самого. Странно, что он этого не понимал, а, может быть, понимал, но не обращал внимания, хотя холдинг нёс ощутимые потери.
Вспоминаю, как когда-то впервые познакомился с «Мастаком». Тогда он представился мне, как предприятие новейшего современного  образца будущего, с коллективом молодых, грамотных, хорошо образованных и обученных, ещё не испорченных «грязными» деньгами, умных и  интеллигентных людей. И время показало, что так оно и было. Когда-то. Теперь многое изменилось, но продолжали оставаться неумирающие традиции фирмы, которыми мы дорожили, хотелось их сохранить.
В результате, каждый из нас теперь вынужден был выживать самостоятельно, но и учиться находить дополнительные источники получения прибылей. В данной ситуации, по сравнению с другими, я оказался в лучшем положении, у меня в руках оставалась всесоюзная (хотя Союз приказал долго жить) дилерская картотека и ею пришлось воспользоваться. Потому, несмотря на резкое падение спроса на наши модемы, она позволила мне быстро восстановить (и даже, увеличить) общую прибыль предприятий. Через второе предприятие, став дилером других фирм, я начал перепродажу, и довольно успешно, офисных малогабаритных телефонных станций, обеспечивающих  расширение внутренней связи, и телефонных аппаратов с хорошим набором функций. В это время Вадик вынужден был заняться коммерческой деятельностью, теперь он, для заключения своих договоров, мог свободно пользовался юридическим адресом моего второго предприятия. Так, все мы, одновременно, учились «обходить» несовершенные государственные законы, иного выхода не было. Эра моего коммерческого сотрудничества с фирмой «Мастак», к великому сожалению, летом 1993-го года закончилась. Но наши отношения с некоторыми его сотрудниками, в том числе и Андреем Егоровым, продолжаются и сегодня, а в долговременной памяти этот непродолжительный период моей жизни находится в числе лучших и самых удачных.  Предприятие «Сервисный центр Мастак», как не приносившее прибыль, пришлось закрыть, а «Сервисный центр Виктория», временно сохранилось, оно просуществовало до конца 1995-го года, но закрылось по иным причинам, об этом ниже и подробнее.
Ещё весной 93-го года в метро столкнулся со своим знакомым по кооперативу «Фортуна», он рассказал, что две недели назад встретил нашего бывшего заказчика, который очень преуспел за эти годы в делах и интересовался, как меня найти. Я прекрасно помнил, где располагался его офис и догадывался, зачем я ему мог понадобиться. История нашего знакомства банальна и проста. Мы с бригадой приводили в порядок его офис, серьёзно пострадавший от весеннего таяния снега. Тогда пришлось приложить немало усилий, чтобы в течение десяти дней привести помещение в рабочее состояние. Он остался доволен качеством и тогда же, предложил сотрудничество (он был, по образованию, строитель), но меня не устраивали его условия. Вскоре мы встретились в его новом офисе, поговорили. Левон, так его звали, сразу предложил мне должность  начальника управления капитального строительства, он теперь осуществлял большое строительство в городе (надстраивал этажи и пентхаузы, строил виноводочный завод и таможню). Я объяснил, что  не имею специального строительного образования, необходимого для исполнения таких функций. Но, оказалось, ему нужен был свой коммуникабельный человек, некавказского происхождения, способный решать текущие вопросы строительства в мэрии, точнее, договариваться. Почувствовав в его предложении какой-то должностной подвох, я отказался, меня это не устроило, но согласился принимать разовые участия в совместных обсуждениях. На это согласился он, но, впоследствии, так и не воспользовался моей услугой. В результате нашей беседы, мы остановились на том, что я две недели понаблюдаю на фирме, познакомлюсь с людьми и постараюсь найти «своё» место. На том и порешили. По истечении срока я предложил силами фирмы «Мастак» создать информационную сеть и  автоматизировать все работы его частного банка, который только разворачивался. Левон ухватился за идею, т.к.  полагал, что его все обманывают и обкрадывают. Я созвонился с Егоровым, он обсудил все вопросы с помощниками, договорились о встрече, которая вскоре состоялась. Наверно, по ходу её, я больше других участников переживал, Левон оказался совершенно безграмотным в таких вопросах, причём, настолько, что мне было стыдно за него и за весь спектакль. Обе стороны вежливо взяли тайм-аут на неделю, и больше не встречались, моя идея умерла, едва родившись, а жаль. Но тут подвернулось предложение, от которого я не смог отказаться. Один из моих приятелей по РТСБ, предложил сотрудничество, через дипломатическую семью, с голландской фирмой «Фонтейн». Мне предлагалось, приобрести оптовую партию аппаратов для приготовления напитков (бульонов, кофе, чая, глинтвейнов) и сырьё к ним, и, первым в Москве и в стране начать их внедрение. Но было условие, стоимость всей партии товара составляла 50 миллионов (в исчислении того времени), оплата безналичная, но прямо на таможне, срок оплаты 5 банковских дней. Предложение  отличалось новизной товара, таких простых и удобных в использовании аппаратов для сотрудников и руководителей офисов, в банках, в студенческих и других точках быстрого питания, в фойе киноконцертных залов и театров, автобусных парках и прочее, не было. Я подсчитал, товар должен окупиться за 6-8 месяцев, дальше пойдёт чистая прибыль. Но у меня такой суммы не было, к тому же, не было и значительно меньшей, как в истории М.М. Жванецкого с раками. Вышел с предложением на Левона создать фирму, выкупить весь товар, и срочно провести рекламную акцию с реализацией, одновременно. Заместитель Левона поддержал меня, деньги были выделены, через неделю товар лежал у меня на складе, но получателем его стал холдинг, и всё прошло по документам его бухгалтерии. Это было моё непременное и обязательное условие, я не собирался вешать на себя такие деньги и ценности. На фирме я познакомился, с одним из первых, с армянином, очень приятным человеком, подполковником в отставке. Он предупреждал меня осторожно относиться к Левону и его словам, не во всём доверять ему. Я это запомнил и, как показало время, он оказался прав. Через месяц Левон спросил у меня, где прибыль. Я удивился и показал ему свой технологический график развития на первые два года. Он же предполагал, что, как в банке, прибыль потечёт с первых же дней. В общем, вместо помощи от него, были одни проблемы.
В декабре случилась беда, в Перми умерла моя мама. Мы с Борей, оказавшимся тогда в Москве, немедленно выехали в Пермь, хоронили и прощались с ней.
В соответствии с моими предворительными расчётами через три месяца началось погашение взноса, затем, постепенно, пошла прибыль. Первое полугодие показало, я не очень отступаю от графика, хотя мои посредники часто сбивали темп, поставляя сырьё вне плана. Так, мне не всегда экономно приходилось  расходовать прибыль и складировать сырьё. Однако, в целом, за два года работы мне удалось реализовать 240 аппаратов и не одну тонну сырья к ним. И, несмотря на постоянную натянутость отношений с Левоном, мне удавалось проводить свою самостоятельную и довольно гибкую линию. Но случилась беда, 9-го ноября 1995-го года в метрополитене  я лишился бумажника с личными документами и стал «бомжем». А на следующий день, в дополнение ко вчерашнему событию, моей машине прокололи шину правого заднего колеса, и, пока я его менял, из кабины выкрали кейс с документами фирмы, балансовым отчётом, подписанными бланками и тремя миллионами денег. Состояние моё было на грани срыва, удержала Ирина. Постепенно всё образовалось, личные документы нашлись, но документы и деньги фирмы пропали навсегда. И когда Левон попытался обвинить меня в присвоении тех денег, я принял решение, покончить с этим бизнесом, срочно распродать все оставшиеся запасы сырья и аппараты, вернуть оставшийся долг и положенные деньги, 47 миллионов, и расстаться с ним. На это ушло 2-3 недели, я завернул деньги в газету, и мы с Ириной поехали (на метро) в офис, сдал всю сумму в  бухгалтерию, получил расписку и это был последний мой визит к Левону. Накануне последних событий мне поведали, что это очередной, и совершенно  обычный, финал его отношений с друзьями, так (или, примерно, так) он расставался со всеми, но для меня стал хорошим уроком на будущее.
Однако, оставались мои клиенты, владельцы аппаратов, они нуждались в сырье, и  я решил продолжить деятельность, но теперь уже через оставшихся дилеров «Фонтейна» и в течение двух с лишним лет продолжал снабжать их, честно зарабатывая свои проценты.
В 96-м году мы, наконец, решили поехать на юг, удалось взять путёвки в Кисловодский военный санаторий (я всегда очень любил этот курорт, мы бывали там не раз и не два). Каждая подобная поездка всегда приносила  новые впечатления и знакомства. Эта поездка не стала исключением. На этот раз мы оказались за столиком (на четверых) с очень интересными людьми. Нашими постоянными соседями стала интеллигентная семья, Григорькин Владимир Сергеевич и его жена, Людмила Валентиновна. Я сразу увидел, они наши ровесники (и не ошибся), это облегчало наше знакомство и сближение. Я полагал, что он, как минимум, в звании полковника, но оказался прав только наполовину. Мы сразу нашли общие темы для разговоров. Выяснилось, мы пришли в армию в один год, призваны из Мордовии и проживали тогда в 25-ти километрах друг от друга, одновременно женились и имеем двоих детей того же возраста, а, значит, одни и те же проблемы. Он в ходе службы неоднократно бывал в Североморске, не по рассказам знает условия жизни офицерского состава в районах Заполярья. В армии мы занимались различными вопросами, но понимали с полуслова друг друга и обсуждали их безо всякого стеснения, а наши супруги сразу нашли общие темы. Нам, действительно, было всё интересно. А на следующий день, по ходу разговора, я поинтересовался его званием, полагая, что он полковник. И выяснилось,  он был генерал-лейтенант в отставке, бывший начальник Управления - помощник заместителя Министра Обороны по расквартированию войск. Демобилизовался год назад, не хотел участвовать в развале армии. Хорошо, что мы пообщались и многое выяснили до этого, был понятен формат наших дальнейших отношений, теперь мы его сохранили до окончания отдыха. Моё многолетнее служебное положение в штабах высокого уровня научило правилам, этикету и формам общения с офицерами и адмиралами, я  чувствовал себя совершенно раскованным и легко участвовал в разговорах на любую военную тему. Мы много гуляли по окрестностям курорта, они, оказалось, тоже любили здесь отдыхать и знали тут всё и всех.  Не раз бывали вместе в местных кафе и ресторанах, он рекомендовал  (и мы опробовали) наиболее интересные блюда и вина Кавказа и ни разу не позволил мне принять участие в оплате. Отпуск пролетел, мы обменялись адресами и телефонами.  Но жизнь завертела, хотя я хорошо запомнил наших соседей.  При написании книги я «полистал» Интернет и узнал много нового об этом человеке, о чём и не мог предполагать. Хотелось бы увидеться снова.
В это же время познакомился с людьми, успешно сотрудничавшими с церковью (из партии, к этому времени, вышел давно), они занимались издательской деятельностью литературы, главным образом, Библии, по церковным заказам. Для меня это стало поводом впервые  побывать в церквях, посмотреть их убранство, познакомиться с бытом священников. Но и оно продолжалось недолго.
Интересно, что страна все эти годы занималась своим делом, а мы, её верные подданные,  своим. Каждый из нас, кто не успел спиться и опуститься, крутился, меняя виды занятий и деятельности, стараясь как-то обеспечивать существование семьи. Паузы успешно заполнялись телевизионными программами с активным  участием политических шоу-обозревателей и экстрасенсов, от чего на столе не становилось слаще.
В конце 98-го года судьба свела меня с интересным человеком, священником и, одновременно, многолетним сотрудником КГБ, образованным, большой умницей и  интересным     философом, в одном лице. Познакомился с ним через Вадика. Он пригласил меня поработать в его кадровом агентстве в качестве первого помощника. Моё пребывание в этом статусе принесло мне немалую пользу, значительно расширился общий круг моих знакомых. Я увидел, как заметно меняется образовательный уровень современной молодёжи страны, к нам приходили на собеседования молодые люди, не старше тридцати, уже достойно претендующие на высокие должности в руководстве крупными производственными объединениями. Многие из них к этому возрасту успели, получив хорошее образование в России, пройти серьёзные стажировки  за рубёжом. Даже краткое общение с ними было очень приятным. Кстати, нам удалось помочь многим из них осуществить желание и на конкурсной основе занять соответствующее должностное место в крупных компаниях. Между прочим, это было время, когда «отделы кадров», как таковые, перестали существовать даже на крупных предприятиях. Набор сотрудников стали производить специализированные кадровые агентства, самостоятельные, независимые предприятия, работавшие на договорных условиях.  Такая система подбора кадров имела свои преимущества и была более совершенной. Во-первых, она исключала  различные формы «семейственности», и, во-вторых, имея в своём штате специалистов-психологов, обеспечивала высокое качество набора. К сожалению, моё время пребывания на фирме оказалось не продолжительным (были на то причины), всего полгода. Но  подобный вид деятельности тоже оказался  не лишним, он не прошёл для меня бесследно. В частности, он своевременно напомнил мне о незаконченной, в своё время, исследовательской работе, касающейся оценки личностных качеств кандидата на руководящую должность. Мало того, я окончательно понял, что та методика универсальна по своему подходу и могла бы широко применяться.
Как-то, перед 2000-м годом, подводя трудовые итоги своего тысячелетия, я посчитал, сколько раз, за последние годы, был в полноценном отпуске, работая в таком ненормированном режиме, и оказалось, что в 1987-93 и в 1995-99 годах ни разу.
После увольнения из кадрового агентства почти два месяца изучал методики, по которым работали «пирамидные» компании типа «Герболайф», они были особенно популярны тогда и привлекали внешней лёгкостью больших заработков. Знаменитые «десять уроков» я тщательно, с карандашом в руках, проработал и понял, «рациональное зерно» в них присутствует, но и скрытый обман, как во всякой пирамиде, очевиден, выигрывают те, кто на пике славы. Дважды побывал на устраиваемых презентациях (так они назывались), красиво организованных. Сам чуть не поддался соблазну поучаствовать, но вовремя удержался и  искренне пожалел себя и других новичков. Там же познакомился с Ираидой Николаевной, которая, как выяснилось позднее, тоже изучала процесс. Через несколько дней она позвонила мне домой, и предложила сотрудничество на совершенно иных условиях. Так, летом 1999-го года, я оказался в числе успешных сотрудников фирмы «Центр профилактики Гигиена-мед», на котором проработал до самой эмиграции в Германию и завершил официальную трудовую деятельность в России с общим трудовым стажем  в 59 лет.
С лёгкой руки Ираиды Николаевны я действительно оказался в числе первых организаторов (появился четвёртым сотрудником и, как всегда ранее, на первом этапе) фирмы, всё остальное было при мне. Собрались после майских праздников, познакомились, сказали «поехали». Решили, чем будет  заниматься каждый из нас на первом этапе, вместе придумали название фирмы (сначала, просто «Гигиена-мед»). Всё рождалось в спорах, и было совершенно очевидно, собрались люди, имеющие опыт в этом, знания и умение. Но, главное, все  искренне желали создать не фирму-однодневку, а организацию с будущим. На первом этапе рассматривалась деятельность предприятия, связанная, исключительно, с распространением дезинфицирующих жидкостей  высокого качества. Параллельно с этим планировали организовать свои разработки, а в перспективе,  создать производство (построить  завод),  и осуществить  продвижение своей продукции на российский и международный рынки. Все предложения согласовали с руководителем холдинга, они получили одобрение. Время показало, планы оказались по силам, в коллектив вливались новые сотрудники, способные участвовать в развитии фирмы. Сегодня фирма, в том числе, и её завод, продолжают работать устойчиво,  успешно и с прибылью. Сложился коллектив, его продукция, созданная руками своих специалистов, много лет подряд награждается медалями выставок, хорошо известна и популярна на рынках, в России и за рубежом. Есть с том и моя доля успеха.
                Эпилог.
                (Обращение к своим детям, внукам, правнукам)
 Мои воспоминания подошли к логическому завершению. Однако  на  этом не заканчивается наша жизнь. Я твёрдо уверен, она в надёжных руках и будет продолжаться  вечно, но теперь уже делами, Вашими, Ваших детей, внуков и правнуков. Наиболее полно и подробно, насколько позволила память, я постарался описать события, которые сопровождали меня на протяжении всей жизни, в том числе и тех долгих лет, что мы прожили с Вашей мамой и бабушкой. Насколько возможно, старался подробнее описывать жизнь моих  родителей и близких родственников, в противном случае мой рассказ был бы совершенно неполным. Сообщил некоторые сведения из жизни более ранних поколений.
 В жизни  всех поколений, включая предыдущие и последующие, а значит, в том числе, наши и Ваши, всегда есть свои особенности, а, потому происходят (это неизбежно) изменения ценностей, бывших и происходящих событий. Тем они и отличаются друг от друга. Однако если посмотреть глубже, в людской среде всегда  существуют главные общечеловеческие ценности и показатели, которые неизменны и мало зависят от устройства общества, формы власти и отношения к ней. К ним относятся, в первую очередь, способность и умение его членов всегда и  в любых делах и поступках, при любых обстоятельствах, оставаться порядочными и честными перед своей совестью. Эти качества все равно всегда будут востребованы, в условиях любого общественного строя, даже такого безнравственного, как сейчас у нас в России. Берегите себя и друг друга, пусть Вашими успехами развивается наше  общее  «древо».  Постарайтесь меньше повторять наши ошибки, любите своих родных и близких, будьте терпимы (толерантны, как сейчас говорят) к окружающим, не стесняйтесь сочувствовать, сострадать и помогать им. Вот это то, чем  я завершаю свою повесть и завещаю её всем Вам, мои дорогие.

              .               
   Июнь 2012 г.