Соседские груши

Олег Маляренко
               

У Митрича с соседом по даче Никитичем идёт ожесточённая война. Никто уже не помнит, когда она началась, но все, включая и них самих, убеждены, что она продлится ещё долго. Война, скорее холодная чем горячая, потому что даже до словесной перепалки, не говоря о рукоприкладстве, дело не доходит. Казалось бы, что можно и утихомириться, поскольку оба старика давно на пенсии, но нашла коса на камень, а лёд на пламень. Обычно война разгорается в середине лета и длится до середины осени. Атакующей стороной служит Митрич, а Никитич – обороняющейся. Перемирие наступает не только в межсезонье, но и в дневное время. Тогда они здороваются, мирно беседуют через общий забор, а порой и помогают друг другу.

Причиной затяжной войны послужила, как это ни странно, груша, что произрастает на участке Никитича. Груша роскошная, могучая и ветвистая. Плоды её на загляденье, крупные и сочные. Сорт нечто среднее между Бере Бокс и Бере рояль, но определённо Бере. Если вы когда-либо видели электрическую лампочку мощностью тысячу ватт, тогда вы имеете полное представление о форме и размерах груши. А вес такого плода-великана доходит до одного кило. Хоть в книгу Гиннеса подавай. Цвет от жёлтого, как лицо у китайской красавицы, до смугло-бурого, как животик молодой мулатки. Вкус такой груши бесподобный, сущий нектар. Сочная мякоть плода источает тонкий восхитительный аромат. Один только вид возбуждает неугасимое желание его съесть, и, как можно, быстрее. Именно груши послужили яблоками раздора между соседями.

Никитичу никогда не приходило в голову угостить соседа своими чудесными грушами. Ни выпросить, ни купить у этого жадины не представлялось возможным. Поэтому Митричу оставался один путь, чтобы полакомиться соседскими плодами – воровать их. Делать это для него было отвратительно, поскольку шло в разрез с воспитанием и убеждениями, но ничего с этим он не мог поделать. Пришлось несчастному просто наплевать на принципы.
 
Самым подходящим временем для воровства была ночь, когда можно не опасаться свидетелей. Никитич долгое время работал ночным сторожем, поэтому у него выработалась стойкая привычка спать по ночам, и ничто не могло его отвлечь от такого отдыха. Это тоже благоприятствовало планам Митрича. Днём он выискивал спелые груши и высматривал уловки, на которые горазд был Никитич.

В одну из ночей алчущий сосед наметил посетить жадного. Днём посредством бинокля ему удалось засечь, что Никитич укрепил на своём дереве прибор, напоминающий лазерный фотоэлемент. Это следовало учесть при выполнении операции.

Ровно в три часа ночи Митрич перекинул через забор штурмовую лестницу и перелез на вражескую территорию. Приближаться к груше было опасно, так как в любой момент могла сработать сигнализация. Посредством фонарика он нашёл в траве проводок и перерезал его. Всё было тихо. Теперь можно было смело срывать намеченные груши, что он и сделал, осторожно уложив их в сумку. Вернулся на свой участок и с чувством глубокого удовлетворения улёгся досыпать.

На завтрак Митрича ждало пиршество. Он обмыл грушу холодной водой, нежно оторвал плодоножку, аккуратно снял кожуру острым ножом и разрезал на дольки наподобие арбуза. Пока он выполнял манипуляции, едва не изошёл слюной от пищевого возбуждения. Груша буквально таяла во рту, принося сказочные наслаждения. Отказаться от такого не было никакой возможности.

Всё хорошее быстро заканчивается. Такое можно сказать и о грушах. Дня через три-четыре подвиг требовал повторения.

Если один сосед постоянно изыскивал способы сохранения своего плодового достояния, то у другого цель была противоположной, для достижения которой он проявлял удивительную изобретательность.

Состязания недюжинных умов соседей началась с того, что Никитич приобрёл для охраны дачи собачку Рекса породы волкодав, грозу для всех окружающих, включая хозяина. Раньше всех с ней удалось подружиться Митричу. Для этого он не скупился подкармливать сторожа мяском. И не каким-нибудь, а стейком. Поэтому во время ночных визитов Митрича, он только помахивал хвостом.

Обнесение общего забора колючей проволокой не принесло Никитичу ожидаемых результатов, поскольку выяснилось, что она легко режется ножницами. А сооружение ловушек-ям не увенчалось успехом, так как хитрый Митрич быстро научился их обходить.

Один раз Митрич в бинокль углядел, что Никитич засыпает в свою берданку какой-то белый порошок, и смекнул, что настала пора принять ответные меры. Из листового металла поделал щиты для спины и филейной части. Тыл Митрича таким образом надёжно защищался. В момент, когда он срывал последнюю грушу, увидел, что Никитич со злой ухмылкой взял его на мушку. Несчастной жертве не оставалось ничего иного, как повернуться задом к озверевшему соседу. Раздался выстрел, и словно капельки дождя по щиту забарабанили крупинки соли. Пока сосед перезаряжал ружьецо, Митрич благополучно вернулся восвояси, не солоно хлебавши. Без соли, зато с грушами.

Короче говоря, на каждую закавыку Никитича Митрич каждый раз находил свою раскавыку.

Надо отдать должное Никитичу, что он никогда не превышал, как говорят юристы, меры необходимой обороны. Ни разу он не минировал свой участок, не подводил к забору высокое напряжение, не говоря уже о пулемётах-самострелах. Так что граница на замке здесь не имела место. Тем не менее, зловредный сосед был неистощим на выдумки, чтобы защитить свою собственность, тем самым ставя Митрича в невыносимые условия.

Одним из последних коварств Никитича было сооружение второго забора между нечистым на руку соседом. Уже только одно это затрудняло доступ к охраняемому объекту. Однако и это показалось ему мало, когда он запустил в промежуток между двумя заборами вечно голодных гусей. Жадный сосед наивно полагал, что это его спасёт наподобие того, как гуси спасли Рим.

Самоуверенный Митрич перебрался через внешний забор, как был атакован разозлёнными гусями. Мало того, что они сильно пощипали непрошенного гостя, так ещё подняли страшный гогот, переполошив весь дачный посёлок. Впервые Митричу пришлось срочно ретироваться и остаться на этот раз без законной добычи.

Аппетитные груши, висящие на соседском дереве, наводили Митрича на горькие размышления. Но и на этот раз он не осрамился, когда к нему в голову пришло озарение в виде подкопа из своего участка до вожделенной груши.

Неутомимая битва за грушевые ресурсы напоминала бесконечный сериал. А теперь пришла пора рассказать, что происходило на самом деле.

В действительности Митричу постоянно снился один и тот же сон, что он ворует груши у Никитича, хотя для этого не было никаких оснований. Мало того, что отношения между ними были самые добрососедские, так у каждого было по три грушевых дерева, приносящих неплохие урожаи. А пойди ж ты, сны о невероятных соседских грушах продолжались с завидным постоянством. При этом никогда не повторялись, и каждый раз привносили что-либо новенькое.
 
После очередного сказочного сновидения соседи встречались за рюмкой чая. Митрич с лукавой усмешкой живописал картину ночной кражи уникальных груш. Никитич не отрывал взгляд ото рта говорящего, словно опасался пропустить хоть единое слово. То, что воруются его собственные груши, ему было нисколько не жалко. Рассказ часто прерывался заливистым смехом обоих стариков.

- Ну, и фантазёр ты, Митрич! – говорит Никитич, вытирая счастливые слёзы. – Это же надо такое придумать!
- В том-то и дело, что я ничего не придумываю, что мне снится.
- Не скажи. Мне, например, такое никогда не приснится.

Всякий раз, перед тем как уснуть, Митрич мечтал посмотреть очередную серию грушевого сна. И нередко это ему удавалось.

Подкоп под забором на участок Никитича Митрич всё-таки сделал, хотя и пришлось попотеть. Пробуждение ото сна было радостным как никогда. А во рту оставалось послевкусие от вкушения непередаваемо смачных груш, которые по-прежнему росли у Никитича.