ГЛАВА 21.
ОБРЫВАЯ КОРНИ…
Во дворе Риманс метались в панике казахские гости, мать Варвара, Каринка и… Юрка Кириенко с Ритой Лебедевой.
Увидев Марину с Борисом, все вскинули в едином порыве руки кверху и выдохнули-возопили:
– Слава богу! Вернулись!
– Давайте быстрее сфотографируемся на память!
– Когда ещё встретимся?..
Спустившись в сад к качелям, стали фотографироваться.
Так они и стоят на тех фото смущённые и радостные: Мари, Боря, обнявший её за плечи, одноклассница и лучшая подружка Ритуся Лебедева, названая сестра Роза.
Серик постеснялся, отговорившись скромным:
– Не хочу испортить вам память.
Карина сфотографировалась лишь с родными.
Юрий покачал головой без объяснений.
Уговаривать даже не пытались: некогда и незачем, его право и выбор.
Оставив Борю объясняться, Мари убежала в комнату.
В мгновение ока переоделась в синее ситцевое платье в мелкий цветочек с белым кружевным воротничком и низким вырезом сзади на полспины. На ноги обула кожаные туфли-балетки песочного цвета, понимая, что до Москвы путь неблизкий, а на каблуках по аэропорту и терминалам не побегаешь.
Метнулась к трюмо, быстро возродив лицо профессиональным макияжем по всем правилам. Подумав, достала спецсостав закрепителя грима и, закрыв глаза, распылила на лицо.
«Кто знает, что может случиться? Не хватало “поплыть” красками по жаре. Придётся потерпеть эту маску на лице – нужно быть во всеоружии, – вздохнула, отгоняя тяжёлые предчувствия. – Не время. Не сейчас. В самолёте подумаю. Если отважусь. Скорее всего, затолкаю переживания на задворки сознания, запру на замок силы воли. Так надёжнее и безопаснее».
Улыбнулась загадочно, открыла глаза.
Дочурка крутилась у ног и ласкалась, всё спрашивая, в какую школу пойдёт.
– Веточка, такие вопросы я без тебя не решу, будь уверена. Вот бабушка тебя привезёт, и мы с тобой выберем, куда тебе идти, посоветуемся.
Ей этого было достаточно. Подпрыгнув от радости, чмокнув обожаемую мать в прохладные от грима щёки, ринулась на улицу, на ходу крича подружкам, ожидающим во дворе дома:
– Я ещё остаюсь немного! Ура!
Выйдя во двор, Мари никого не увидела – стояли на улице, собираясь идти на остановку автобуса, до которого и оставалось-то несколько минут.
– Мы его задержим. Не торопитесь, идите спокойно, – сказал Боря.
Сел сзади Юры на сиденье мотоцикла. Махнув руками, уехали в сторону центра.
Все пошли сдержанным шагом, чтобы не вспотеть от быстрой ходьбы по жаркой погоде и высокому ещё солнцу.
Говорили обо всём, девушки передавали извинения и приветы тем друзьям и знакомым, кого не застали дома или уже просто не успели навестить.
Роза и Серик ехали до пересадочной остановки «на низах». Там расстанутся с Мариной, возможно, навсегда.
…На остановке автобуса, который действительно ждал их, Мари увидела… Нурика и его трёх племянников.
«Нет, только не это! И не здесь!» – голова загорелась, мысли вскипели, а лицо продолжало оставаться спокойным и учтивым.
– Привет, парни! – как ни в чём не бывало, посмотрела сдержанным взглядом на Нурлана. – А ты тоже «на низа»?
Глядя непроницаемыми раскосыми карими глазами, слегка кивнул головой, склонил в сторону насторожившихся родичей.
– С ними съезжу, родню навещу.
Сигнал автобуса прервал разговоры.
Гости бросились в салон, наскоро обнявшись с провожающими.
Через несколько минут москвички смотрели в заднее окно, оборачиваясь и провожая взглядом удаляющийся знакомый пейзаж нависающих гор, ущелья, ленты дороги, становящейся всё тоньше и длиннее, и… строя рожи парням, едущими за автобусом на тяжёлом мотоцикле с коляской! Решили проводить до аэропорта «Манас».
Марина отговаривала:
– С ума спрыгнули? По жаре, по разбитой трассе! 150 километров в один конец!
Не раздумали, не струсили, не отступились:
– Сломается – дотащит кто-нибудь. Делов-то…
…Не доезжая до поворота на трассу «Алма-Ата–Ташкент», на остановке из автобуса вышли Нурлан и его племянники.
Мари, покинув заднее сиденье, где было невыносимо жарко и душно, пересела на их боковое место. Собиралась насладиться прохладным ветерком, высунувшись в открытое окно…
К нему тут же подошёл Нура. Подняв голову, так смотрел в глаза…
По её телу пробежала волна крупной дрожи, волосы приподнялись на висках и затылке. Второе «я» в погонах рявкнуло истошно: «Сидеть!», гражданское не послушалось, выдохнув: «Любимый…»
Как во сне, привстала с сиденья и перегнулась в окно, не слыша возмущённого окрика водителя, вынужденного вновь остановить тронувшийся с места автобус:
– Девушка! С ума сошла? Ты что творишь?!
Оглохла для внешних звуков.
Протянув руки вверх, внизу под окном стоял Нурик и, борясь со слезами, крепко держал девичьи пальчики. Прильнул к кистям в отчаянии, покрывал поцелуями кожу, пальцы, запястья, не имея желания и возможности оторваться и расстаться. Сорвавшись, громко хрипло застонал, замотал в отчаянии черноволосой головой, навзрыд заплакал: «Машук!..»
– Ой, только двери не открывайте! – в ужасе закричала Роза, всё поняв. – Ни в коем случае!.. Серик, держи её!
Кинулась к Маринке и схватила за талию.
Пассажиры стали оборачиваться, шуметь, шептаться, привставать с мест.
Обезумевший Нурлан наполовину вытащил её из окна! Уже впился руками в плечи, целуя девичьи губы сквозь всхлипы.
Его провожатые и не заметили трагедии, увлёкшись обсуждением происшествия на Речной улице. Только громкие заполошные крики людей из автобуса вернули парней в действительность. Возвратились бегом и вцепились в Нуру со всех сторон.
В салоне бёдра и ноги девушки крепко держали помертвевший, побледневший Серик и плачущая, причитающая в голос Роза.
Наконец, громко рыдающего Нуру родичи оторвали от рук и тела Мари и потащили прочь, грустно и виновато улыбнувшись ей на прощание: «Простите нас…»
Ослепшую и потрясённую, с залитым слезами лицом, несчастную втащили на сиденье, усадили и оставили в покое.
– Ну, влюблённые, мы уже можем ехать? Свидание закончено? – с негодованием спросил водитель.
Пассажирка сидела с закрытыми глазами, задыхаясь в отчаянной, чёрной, безысходной тоске. Физически ощущала, как она выжигает на истерзанном сердце раскалёнными щипцами слово: «Никогда». Не видела никого и почти не слышала, как Серик ответил шофёру:
– Заводи свою шарманку, трогай. Чего болтать зря? Не лезь к бедняге, ей не до тебя. Сам никогда не расставался? Забыл, что такое первая любовь?..
Гул мотора, шелест дороги, перешёптывания в салоне, тяжёлые вздохи.
– Да. И я это уже краем уха слыхала…
– Ты только глянь! Он-то, как там кричит! Сидит на камнях и орёт в небеса…
– Она, похоже, сознание потеряла. Помочь, что ль?..
– Сиди уж, помогальщица! Дай ей время. До Чалдже есть несколько минут…
– От ить, беда… Стольки лет прошло со школы-то… Да…
– На то она и есть – первая любовь. Ишь, как их души-то обожгла…
…Голоса людей слышались девушке неясным гулом и шумом.
«Словно звук падающей воды водопада на горной поляне. Он всё сильнее заслоняет досужие пересуды волшебной песнью завесы тугих, прозрачных и звонких струй. Там осталась моя душа, где роща облепихи опять зацветёт весной, а в августе такие же девочки и мальчики будут играть в волейбол и ронять юркий мяч в стремительные воды Оспанки. Где мы с Нури поняли – созданы друг для друга. Едва тела прикоснулись, не могли оторваться и существовать отдельно. Там вкусил моей крови и навсегда запомнил вкус. Теперь будет мучиться, искать до тех пор, пока не отыщет женщину со схожим “букетом” и запахом. Найдёт ли? Или просто сдастся под натиском судьбы?»
Вспомнила, как прошептала его мама Нарима, улучив момент:
– Может, теперь он согласится на женитьбу? Есть на примете хорошая скромная девушка. Из наших, – странно посмотрела тогда. – Даже имя похоже на твоё. Разница в одной букве.
С болью улыбнулась сквозь дурноту и беспамятство.
«Зарина? Дарина? Карина? Мадина? Наринэ? Марика? Что ж, вероятная жена моего Нуры, сделай его счастливым, прошу! Станет ли мне легче? Пожалуй. И ему тоже.
Наступит всё же момент, когда соберёт фотографии и сожжёт ночью, плача и зовя меня в последний раз. Сделает это в облепиховой роще, где началось наше долгое помрачение рассудка? Скорее всего.
Возможно, мать дождётся того дня, когда на руках Нурлана засмеётся сын или дочь. Они не будут похожи на меня: ни малахитовыми глазами, ни тёмно-платиновыми волосами, ни слишком нежными пухлыми губами, трескающимися и сочащимися кровью, ни тонкой светлой мраморной кожей, сквозь которую видны синие нитевидные жилки вен, ни моим взрывным, необузданным, страстным и непредсказуемым характером; ничем, что так чуждо вашим национальности, роду, менталитету, устоям и правилам религии.
Всё к лучшему. Так и должно быть. Всё сущее тянется к похожему по ряду признаков и совпадений, у нас же только одно совпадение: страсть. И ещё бунтарство. Не самые лучшие качества для совместной жизни. Уверена: если б остались вместе, рано или поздно, Нурик убил бы в порыве страсти, что связала нас в такой тугой узел на долгие одиннадцать лет. Наша любовь стала бы убийцей и проклятьем всего их рода».
…В Вознесеновке попрощалась с друзьями, Розой и Сериком, обняв со слезами и стоном.
Это были дети её второй казахской семьи Турсуновых, с которыми была так же сильно связана, как с родными. И даже больше – возможное «молочное» родство. В их семье многое познала впервые: и радостное, и постыдное, и поучительное, то, что пригодилось в дальнейшем для жизни.
Понимая, что это последняя встреча, никак не могла расстаться! Держала смуглые руки, словно забирая память о безумном мгновении, когда не дали выдернуть её из автобуса отчаявшемуся, сошедшему с ума, несчастному Нурлану Сабиеву. Спасли и… ранили. Любя.
…До междугородного экспресса «Ташкент–Алма-Ата» ещё оставалось время.
Дожидаясь его в Чалдже, москвички капризничали, вредничали, надували крашеные губки, понимая, что всё сойдёт с рук, и влюблённый парни выполнят любое желание напоследок.
– Ууу, так душно! Пить хотим! Фруктов хотим! Где наш Торопыжкин с подносом ягодок?
Озорницы дурачились и флиртовали, отворачиваясь от пацанов, а они смеялись и старались во всём угодить: принесли лимонад и… два огромных ферганских персика.
Девчонки их едва съели! А уж как облились соком… Еле успели у ближайшей колонки привести себя в порядок – транзитный экспресс прибыл.
Парням не повезло: проехав за автобусом треть пути, их транспорт вышел из строя.
Водитель заметил это, притормозил, высунул голову в окно, крикнул:
– Серьёзно?..
– Спасибо, брат! Езжай! Спасибо… – услышав грустное в ответ.
– Эх… Намаются, дурни… – вздохнул, махнул рукой, сел на место.
Ворча что-то под нос, двинул тяжёлый переполненный «Икарус» дальше, посигналив напоследок упрямым провожатым.
Они, расстроенные до слёз, долго махали руками на прощанье любимым, пока автобус не скрылся в густеющем вечернем фиолетовом воздухе Киргизии.
…Домой попадут лишь под утро, протолкав мотоцикл две трети пути!
Им повезёт только на повороте в село – тракторист поможет, матеря, на чём свет стоит, и парней: «Неймётся вам, дуракам…», и мотоцикл: «Железяка проклятущая… Сколько крови попила хозяевам своим…», и потерянное время: «Проснулся, называется, пораньше… Опоздаю всё равно…»
Потом долго будут ремонтировать транспорт, тяжело вздыхая и утирая тайком скупые слёзы по любимым.
…Смотря на уменьшающиеся фигуры Бори и Юры, Марина печально задумалась, вздыхая и искоса поглядывая на племянницу, которой приказала уснуть:
– Путь неблизкий, тебе понадобятся силы для предстоящего перелёта.
Уже не видя ничего, кроме убегающей вдаль и прошлое ленты шоссе, размышляла с грустью и болью:
«Когда теперь встретимся, одноклассники мои? Как у вас сложится судьба? Как узнаю, что происходит в вашей жизни?
Увеличивающиеся километры увозят всё дальше и дальше меня и Карин от лета и гор, от быстрой говорливой горной речки и сладких фруктов, от радости и печали, от любви и ненависти, от абсолютно другой жизни, повторения которой не будет никогда. Не потому, что пройдёт немало времени, пока вновь встретимся, а потому что никто не останется прежним. Все вырастут и повзрослеют, станут совершенно иными, незнакомыми, даже чужими. Всё течёт и изменяется – закон жизни.
Лишь полностью оборвав, удалив все старые, больные, изъеденные корни, вручную удалив камни и стёкла, ранящие руки и ноги, перетерев каждый комок земли пальцами, можно перепахать поле жизни и вновь сделать пригодным для новых посадок, садов и лесов, цветов и рощ, в тени которых мы, девушки и парни, а потом мужчины и женщины, повзрослевшие, будем отдыхать душой и растить детей и внуков, встречаться и расставаться, плакать и радоваться, скорбеть по ушедшим и приветствовать в мир входящих – жить. Так было всегда, от самого Сотворения Мира, не нам, простым смертным, менять непреложный закон Всевышнего.
Да будет жизнь! И она будет, несмотря ни на что! Ничто не остановит её, как и любовь. Лишь она бессмертна. Ради этого стоит рождаться, жить, ждать, страдать и умирать. Стоит!»
. КОНЕЦ.
Август, 2009 г. И. Д.
. ЭПИЛОГ.
«Как мы проживаем свою жизнь, что заслуживаем, как много берём взаймы у Судьбы, так и взимает Небесный Ростовщик с нас по полной Небесной мере. Он не имеет жалости, у него не выпросишь отсрочки или снижение ставки по займу. Нет. Приходит время, и его призрачная фигура появляется на пороге. Не убежать от него и не спрятаться, не “заговорить зубы”, не соблазнить любовью или страстью. Всё будет тщетно. В его руках такой список долгов! Почему же тогда он так дорого берёт с тех, кто вовсе ничего у него не занимал?»
Этот вопрос у Марины возникает всякий раз, когда узнаёт о судьбе тех, кто был в селе, в отпуске, в августе 89-го года. Тогда побывала дома и повидала всех последний раз, как оказалось.
Великая страна вскоре взорвалась, разлетевшись на осколки суверенных государств, и поездки стали практически невозможны.
Спустя несколько десятков лет, удалось узнать о судьбе её парней и девчат.
* Карин-москвичка, окончив школу, поступила в институт, удачно закончила, нашла себя в профессии. Замужем за прекрасным человеком, имеет троих детей и не любит вспоминать о прошлом.
* Борис Воронский уехал из республики с волной переселенцев. Был женат, имеет сына, но счастливой жизни так и не получилось, овдовел. Как все одинокие вдовцы, нашёл утешение в проверенном средстве всякого русского.
* Юрий Кириенко тоже выехал в Россию, был счастливо женат, имел детей и внуков, но, не дожив до пятидесяти, погиб с юношей-сыном в автокатастрофе.
* Сергей Торопыгин вывез в Сибирь, сохранил семью, успел порадоваться дочери, но, попав в чужую драку, получил травму, несовместимую с жизнью, и вскоре умер совсем молодым, едва дотянув до тридцати. Его жена Алёна вышла замуж второй раз, счастлива, есть сын.
* Касым Касимов вылечился от тяжёлой болезни, прожил свою неплохую жизнь, но был убит на столичной стройке в этнической драке, не дожив и до пятидесяти.
* Казыев Балибек (Бек) тоже рано ушёл из жизни. По непроверенным данным, его сгубили наркотики.
* Нурлан Сабиев справился с затяжной депрессией и смог отодвинуть на задворки сознания боль и память о первой любви. Женился на той самой казахской девушке, которую присмотрела мать Нарима, в семье появились трое детей. Но судьба слишком строго спросила с него за буйный, непокорный и страстный характер для казаха, и оделила Нури слишком короткой жизнью. Он тоже не дожил до круглого юбилея – инсульт.
* Иринка Козлова, жена Вениамина Васильева, «Рашпиля», прожила в казахском селе с мужем до самой его смерти, родив троих детей. Сам же Веня умер тоже рано, не дотянув до роковой даты для всех ребят из сельской компании – пятьдесят.
* Шурка Червяков, тот самый смешной оператор-киномеханик, сгинул в тюрьме, совершив тяжкое преступление против личности (ребёнка).
* Рита Лебедева уехала с семьей в Россию, на Урал, но так и не смогла найти своего счастья: была неоднократно замужем, родила несколько детей. Они уже все выросли и женились, повыходили замуж, есть внуки.
* Олеся, малышка-подружка на шутливой «свадьбе», уже взрослая девушка. Выехала из республики к родичам отца на Кавказ. Нашла себя в профессии. Семейная жизнь не заладилась, но всё ещё впереди.
Сентябрь, 2012 г. Продолжение следует (Послесловие к роману «История одной свадьбы».).
Февраль 2013 г.
Фото из личного архива: рукав Оспанки, водосброс местной электростанции, он же знаменитый водопад.
http://www.proza.ru/2013/02/09/384