Итак, Исборн, милый маленький городок на побережье Ла-Манша (простите, Английского канала), в котором вся моя семья в свое время проживала тихой размеренной английской жизнью. Итог путешешествия: плакала и смеялась… по трижды за день.
Выхожу на станции и понимаю, что не только ничего не изменилось за эти десять-пятнадцать лет, но даже и лица прохожих мне приятно знакомы. Неподалеку от здания вокзала вижу вывеску «Музей магазинов “Как мы тогда жили”». Раньше такого не было… Вспоминаю, что читала об этом музее в моем любимом путеводителе «Афиша», и решаю заглянуть.
Музей очень понравился, компактный и недорогой. В нем представлен период английской жизни за последние сто лет: молочные и пивные бутылки, кухонная утварь, утюги и граммофоны, всякое барахло, которое найдется, например, в гараже моего папы. Все это непритязательное богатство выставлено в макетах маленьких магазинчиков за стеклом. Очень интересно, только несколько пугают фигуры манекенов, изображающих продавцов этих лавочек. Они такие огромные, что невольно вспоминаются картины из какого-то ужастика про кукол.
В магазине при музее завожу милую беседу с продавцом, реальной женщиной стандартных размеров. Разговор кажется мне особенно приятным — видимо, отчасти потому, что дама нахваливает мой английский, из чего я заключаю, что иностранцы сюда заходят редко, а уж те, которые могут еще и пару слов связать, достойны особого уважения и похвал.
Несмотря на то, что музей посвящен магазинам, в лавке при нем купить особо нечего. Останавливаюсь у стенда с открытками: после стольких комплиментов в мой адрес покинуть это заведение без покупки было бы уж совсем невежливо. Пытаясь себя контролировать, потому что с открытками я завязала еще пять лет назад, выбираю несколько штук, но не могу устоять перед соблазном взять еще одну — винтажную карточку 40-х годов с рекламой министерства здравоохранения, на которой написано: «Coughs and Sneezes spread diseases!» («Хватит кашлять и чихать и бациллы распылять!»). На картинке изображено, как люди, стоящие в очереди, с осуждением смотрят на мужчину, который чихает, брызжа слюной на свою соседку.
Подхожу к кассе, чтобы расплатиться. За мной тут же выстраивается очередь, и вдруг мужчина, стоящий за мной, начинает так чихать, что я всей спиной чувствую, как бациллы из открытки пытаются проникнуть в мой организм. Мне становится сначала страшно, а потом очень смешно. Я делаю продавщице знак глазами, она читает сатирический слоган с открытки — и уже ничто не может удержать нас от смеха. Комичность ситуации все усиливается, так как мужчина продолжает чихать, и я спешу покинуть помещение, как того требует Минздрав.
Погода прекрасная, все кругом знакомое, иду к морю. Вижу паб, в котором я коротала вечера с моими швейцарскими подружками. Помню, как папа, подвозя меня до заведения, приговаривал: «Цени момент! Какой еще отец будет свою дочь на гулянки возить!» Правда, вместо слова «гулянки» он употреблял несколько другой лексический оборот, более свойственный речи «морских волков», коим мой папочка и являлся.
После этого мне почему-то вспоминается ухажер, который сначала косил под итальянца, а потом представлялся персом. Он носил ужасную рубашку с принтом американского флага, над которой посмеивались мои подружки из Швейцарии. Когда же мой знакомец был рассекречен, он рассказывал про Ирак и пытался меня соблазнить, всерьез утверждая, что я похожа на одну из участниц «Spice Girls» (не ту, которая потом вышла замуж за Дэвида Бэкхема), что, конечно, мне очень льстило, так как тогда они были самой популярной группой. Помню, я даже хотела сделать себе пирсинг на носу, но трезво оценив форму и размеры последнего, ограничилась банальным проколом ушей. Теперь, когда меня спрашивают, что означают десять дырок в моих ушах, я загадочно улыбаюсь. Не могу же я признаться, что это единственное, на что я смогла решиться, когда мы с подружками пошли делать себе цветные татуировки на лопатках. Возвращаясь к "персу", должна сказать, что ни сладкие сравнения, ни его прекрасные, на любителя, шоколадные глаза и роскошные длинные черные кудри не заставили меня изменить скандинавскому медово-имбирному типу мужчины моей мечты. Кстати, мне до сих пор кажется, что инцидент пятнадцатилетней давности, произошедший с нашей арендованной машиной, когда в ней ночью выбили стекло и украли магнитофон, имеет иракский след.
Из мира грез и воспоминаний меня выводит реальная слеза, которая, пробежав по моей, обветренной скупым английским солнцем, щеке, громко булькает в полпинты пива, заказанного мною тоже по старой памяти. Прогуливаюсь по набережной и пирсу. Потом еду на двухэтажном автобусе по побережью, время от времени выходя на остановках и плача второй раз за день — теперь уже от обиды, что не могу сделать снимков прекрасного пенного синего моря, мучных белоснежных клифов, пряничных рыбацких деревушек и не менее прекрасной и замечательной себя на этом чудесном фоне.
Третий раз плачу здесь же, на последней остановке, то ли от ветра, то ли от холода, то ли от того и другого вместе. Вид, конечно, потрясающий: налетели тучи, небо потемнело, собирается дождь, море бурлит. Туристов много, что действует успокаивающе: есть надежда, что я еще успею на последний автобус. Однако мое спокойствие потихоньку улетучивается — вместе с отъезжающими в разные стороны людьми на машинах. Все! Стоянка опустела, я одна, с одной стороны — бурлящее море, с другой — дюны и овцы, впереди маяк.
И именно в тот момент, когда я начинаю чувствовать себя героиней романа Агаты Кристи "Десять негритят", хмурю брови, начинаю хлюпать носом и собираясь заплакать в четвертый раз, на горизонте появляется спасительный (?) автобус! Войдя в него и перекинувшись парой слов с водителем, который, когда я ему показываю билет, шутит, что это не мой маршрут, задорно смеюсь и прохожу в салон, втайне вздрагивая — а вдруг это и впрямь не шутка? Я в автобусе одна, по крайней мере на первом этаже, других пассажиров нет. Поскольку к этому моменту я уже включила «метод погонщика верблюда», не сразу понимаю, что водитель делает различные движения и жесты за рулем не в целях производственной гимнастики, а для того, чтобы привлечь мое внимание. Прикинув, что теперь он уже вряд ли высадит меня из автобуса посреди песчаных дюн и зеленых пастбищ, подхожу к нему. Оказывается, ему просто скучно и он хочет поболтать со мной. Невиданное дело!
Тут уже я смеюсь сквозь слезы… Ведь если представить конструкцию двухэтажного автобуса, станет понятно, что водителю, для того чтобы разговаривать, а тем более кокетничать с пассажиркой на переднем сиденье, надо оборачиваться, что мой спаситель постоянно и делает. Предложив изменить маршрут и подвезти меня с ветерком прямо до станции (хорошо, что не до самого Лондона), водитель продолжает сыпать шутками и прибаутками, а я хихикаю и притворяюсь, что все хорошо слышу и прекрасно понимаю, лишь бы только он лишний раз не поворачивался ко мне, сверкая своей белоснежной англосаксонской улыбкой. Нашего задорного веселья, однако, не может разделить семейная пара, которая гневно спускается со второго этажа автобуса, требуя объяснений по поводу неожиданного изменения маршрута.
— Упс! Сорри фо зет! — говорит водитель-повеса и многозначительно подмигивает в мою сторону.
В этот момент от стыда я готова провалиться сквозь землю! Но лица «забытых» пассажиров теплеют, и мы, дружно заливаясь радостным смехом, едем до станции, которая находится совсем на другом конце города. Какие же они романтичные, эти англичане!