Походкой утомлённой кинозвезды она отошла от окна, капризно морща губки, запричитала:
- Боже мой! Как же хочется тишины! Я так устала от шума. Здесь целыми днями рычат автомобили и громыхают трамваи. А за стеной телевизор, орущий ребёнок. Над головой скрипят и роняют стулья. Я так больше не могу! Надо бежать из этого шумного отвратительного города туда, где ещё поют птицы, где можно услышать шелест листьев и журчание воды. Как было прекрасно в детстве в деревне! Так тихо, спокойно, славно!
- Поехали на дачу, - неуверенно предложил муж.
- С ума сошёл? – возмутилась она. – Ну, какая на даче тишина? Сосед с утра затеет стройку, начнёт пилить, стучать. Его жёнушка устроит скандал со своей золовкой. Тётя Валя пристанет с разговорами о своих болячках, мужики со всей округи начнут проверять двигатели автомобилей...
- Может, тогда на курорт съездим?
- Нет! Ты решительно меня не понимаешь. Дорогой, я х о ч у тишины, понимаешь ти-ши-ны!!! А ты предлагаешь курорт. Найти бы самую, что ни на есть глухомань, медвежий угол. Забиться бы туда, спрятаться хоть бы на недельку: нервы успокоить, а-то уже боюсь за себя.
- Послушай, милая. Мне недавно коллега рассказал как раз про такой медвежий угол. Небольшая деревенька на берегу озера, добраться можно только на лодке. А главное - народу мало. Ну, и лес рядом, ягоды, грибы, рыба. Там дом продаётся очень дёшево. Хочешь, я подробнее разузнаю?
- О, дорогой, это было бы чудесно! Если всё так, как ты рассказал, то, наверное, это рай. Пожалуйста, милый, разузнай поподробнее. Я готова ехать хоть сейчас.
…Через три дня супруги отправились на север, прихватив с собой самое необходимое и водку(на всякий случай). С каждым километром цивилизация таяла, проявляясь лишь точками общепита вдоль дороги, которая заканчивалась, уткнувшись в озеро. На другую сторону их вызвался доставить участковый милиционер, которому по службе надо было бывать в деревне не реже двух раз в год. Узнав у городской парочки, куда они едут, он удивлённо помотал головой, а когда услышал о покупке дома, пожал плечами, так ничего и не сказав. Такой разговор не очень понравился супругам, впрочем, о нём скоро забыли, восхищённые величественной красотой девственной природы: белый туман густыми ватными кусками отрывался от синевы воды, цепляясь и расцепляясь, кружил вокруг неспешно плывущей лодки, то заслоняя, то открывая прекрасный вид на широкую гладь озера, на бастионы скал, охраняющих противоположный берег, на могучие сосны, вцепившиеся кривыми корнями в каменное тело берега. Дремучесть нетронутого мира медленно и неотвратимо приближалась к ним.
У пристани участковый верёвкой привязал моторку и ушёл по своим делам. Супруги с рюкзаками и сумками вступили на неизвестную землю.
- Чувствуешь, дорогая, какой чистый воздух? А тишина?! Будто все вымерли, это как раз то, что ты хотела. Хотя нет, вон люди стоят, глядят на нас. Пойдём, спросим, как найти Тимака.
Супруги подошли к двум старушкам с пустыми лицами и молодцу с медвежьими глазками.
- Здравствуйте! – поздоровалась жена.
Старухи кивнули. Молодец не шелохнулся.
- Здравствуйте! – поздоровался муж.
Старухи опять кивнули. Молодец сплюнул.
- Извините, пожалуйста, вы не могли бы сказать: в каком доме живёт Тимак?
Старухи повернулись и пошли прочь. Молодец опять сплюнул.
- Послушайте, уважаемый, - как можно мягче сказал муж, - вы не знаете, где Тимак живёт? У нас к нему дело.
Молодец сплюнул и махнул рукой в направлении избы, и снова сплюнул. Просто поразительно, сколько в нём помещалось слюны?
Супруги подошли к избе. Толкнув скрипучие ворота, вошли во двор, оказавшись перед открытыми окнами.
- Есть кто дома? Хозяин!
Внутри дома что-то застонало и покатилось топотом босых ног. В окошко выглянула женщина лет сорока в деревенском исчислении, в простом платье без рукавов, с волосами, заплетёнными в косу и свёрнутыми кольцом на затылке.
- Добрый день! Не подскажете ли, здесь проживает Тимак? К сожалению, не знаем его отчества.
- Здесь, здесь, - обрадовалась женщина, - где ж ему ещё быть-то? А отчество-то я и сама не знаю. Его все так Тимаком-то и кличут. А вы-то кто ж такие будете, откель такие нарядные?
- Мы из Петербурга. Узнали, что у вас дом продаётся.
-А-то как же, продаётся, продаётся. Это можно. Тимак-то придёт, он всё, что хотите, продаст.
Да вы не стойте во дворе-то, проходите в избу.
В горнице она усадила их на лавку и стала собирать на стол, не переставая говорить.
- Сама-то я не здешняя. У нас и деревня-то поболе будет, и дорога есть и магазин, всё как у людей, не то, что тута. Сюда-то меня Тимак забрал. Он как освободился-то, так неделю у нас в деревне ошивался, отпивался. Ну, и сошлися. Я-то своего-то мужика схоронила, свободная, значит, ну и поехала с ним. Поначалу-то тяжело с непривычки было. Народу тута мало, да и то сказать дикий какой-то народ-то, молчуны все, словно и не соседи. Каждый сам по себе, как в лесу среди зверей, скука смертная, глухомань. Поговорить-то и то не с кем. Тимак-то, конечно, мужик не плохой, но и он молчун: слова не вытянешь. А в тюрьме-то сидел за убийство отца родного. Напились они, да и подрались. У Тимака-то кулачище-то большой, вот спьяну и не рассчитал: пристукнул отца-то, ну, стало быть, так господь судил. Только он своё-то всё отсидел, сейчас вот живём. Ничего живём-то, дай бог каждому. Вы к столу-то присаживайтесь: проголодались, небось, вон какие худущие.
Муж достал и поставил на стол бутылку водки.
- Ой!–сказала хозяйка. – Не надо бы…
В дверях появился крепкий бородатый мужик, с большущими, словно лапы медведя ручищами и синими навыкат глазами. Не отвечая на приветствие гостей, мужик уселся на лавку и выставил вперёд правую ногу. Женщина бросилась снимать сапог, затем другой. Тимак сграбастал бутылку, поглядел на этикетку, откупорил, глотнул из горла, замычал: «Ну-у?»
- Мы из Питера, нам говорили, что вы дом продаёте.
- Ну-у? - и глотнул снова.
- Так вот мы хотели бы посмотреть, а возможно и купить.
- Покажи, - бросил Тимак женщине, присосавшись к бутылке.
- Пойдёмте, пойдёмте, гости дорогие, - засуетилась хозяйка. - Тута недалёко, соседний дом-то. Справный такой, сами всё и поглядите своими-то глазками-то. Так-то надёжней.
Дом действительно был хороший: просторный, чистый, с видом на озеро.
Когда они вернулись, в бутылке уже ничего не было. Тимак сидел, склонив голову, положив перед собой свои огромные ручищи.
- Да вы садитесь-то, садитесь, - суетилась хозяйка, - совсем ведь не кушали-то. Она поставила на стол блюдо с пирогами.
- А скажите, чей это дом? – спросил муж.
- Отцовый, - проворчал Тимак, не подымая головы.
- А! А сколько вы за него хотите?
- Сколь дашь!
- Видите ли, мы местных цен не знаем, поэтому хотелось бы узнать, сколько всё-таки вы хотите.
- Сколь дашь, столь и возьму.
Хозяйка присела на край лавочки:
- Ты бы сказал людям: сколь хочешь-то?
- Цыц! – цыкнул Тимак и притянул к себе блюдо с пирогами, надкусил один, положил на место, взял другой – надкусил, положил…
- Оставил бы гостям-то, - попросила женщина.
Тимак поднял глаза; они были мутными, словно со дна озера поднялась и разлилась жёлтая грязь.
Женщина ойкнула, попыталась встать, но не успела. Короткий удар опрокинул её на пол. Она откатилась и с трудом поднялась. Из разбитого носа и губ брызнула кровь.
- За что мне мука-то такая, да сколь можно терпеть-то? Я вот участковому-то всё расскажу, пущай он тебя, окаянного, опять в тюрягу-то посадит.
Тимак глянул на неё, и она тут же выскочила во двор. Супруги застыли, сидели молча. Глаза Тимака постепенно вновь становились синими. С улицы послышался шум и в горницу вошёл уже знакомый супругам милиционер.
- Ты что, Тимак, за старое взялся?
- Ну-у…?
- Будешь Клавдию обижать – я тебя заарестую!
- Попробуй.
- И попробую, сегодня на ту сторону сплаваю, а завтра с нарядом тебя и заберём.
Тимак зарычал и встал на «задние лапы».
От мощного удара в грудь милиционер отлетел к стенке. Второго он ждать не стал, бросился в дверь и уже с улицы сдавленным голосом крикнул:
- Погоди у меня, завтра свидимся!
Вскоре стало слышно, как он пытается завести мотор. Тимак постоял, покачался, что-то пробурчал и подошёл к сундуку, стоявшему в углу. Достал двустволку, патронаж с патронами и тряпичный свёрток, в котором оказалось два обреза.
- Вот вам, - положил обрезы на стол. Покопался в сундуке ещё и достал коробку с патронами.
- Менты меня хер возьмут, а вот ежели ОМОН, то тогда… Подсобите, братки, и дом ваш.
- Постойте, постойте, вы что хотите отстреливаться?
Голос мужа выдал его волнение.
- Ну, да! Завалим псов и дом ваш.
- Нет. Знаете ли, это не для нас…
Супруги встали. Тимак исподлобья уставился на них и его глаза стали затягиваться жёлтой мутью, в глубине которой запрыгали, запузырились кровавые пятна. Он своими ручищами стал неуклюже заряжать ружьё.
Бросив вещи, супруги выскочили из избы и побежали на пристань. Там милиционер всё никак не мог завести мотор. Рядом с ним стоял молодец с тупым лицом и сплёвывал под ноги. Через несколько минут прибежала Клавдия: принесла вещи и стала просить участкового не забирать Тимака.
- Сам-то ведь знаешь, Иваныч, от водки всё, от неё проклятущей. Он как выпьет-то, так дурной становится, а проспится – и ничего, жить-то можно. Ты уж, товарищ милиционер Иваныч, не серчай, не сажай его, Христа ради, век за тебя-то молиться стану. А?
- Чёрт с тобой, пускай живёт, только потом сама на себя пеняй.
Милиционер потёр ушибленную грудь, залез в лодку, где уже сидели, прижавшись друг к другу, супруги.
- А ну толкни, - крикнул он молодцу.
Тот не шелохнулся, только смачно сплюнул сквозь зубы.
- Вот, ещё один уголовник, - сказал милиционер, - тут они все как на подбор. Живут, как звери дикие. Одним словом - медвежий угол.
…Город встретил их гулом машин, звоном трамваев, толкотнёй и тяжёлым воздухом.
- Боже, как хорошо! – сказала она, театрально закатывая глаза.