февраль 1944. Оскал пантеры

Юрий Баранов
           Полки  нашей армии  сосредотачивались перед атакой  позиций противника. Знобкий рассвет. Мой взвод, плотной цепью, сидит прямо на снегу. Бойцы, подоткнув под себя полы полушубков и не выпуская из рук, пахнущих маслом автоматов, ждут общей команды. Не курим. Не разжигаем костров. Я полулежу на разостланной плащ-палатке, рядом с командиром роты Федором Пойдо.
                -Саперы уже сделали проходы в колючке, доверительным  голосом сообщил он мне, но знай, перед нами не просто передовая линия фронта, а мощнейший, хорошо подготовленный  к обороне немецкий укрепрайон «Пантера». Через час мы пойдем прямо в пасть этому зверю. Сегодня праздничный день-годовщина советской армии, и кому-то из наших генералов  хочется уже сегодня доложить наверх о взятии Пскова. Вот почему нас, прямо с марша, без всякой разведки, бросают в бой. А тут, под полуметровыми снегами, возможно, еще лежат неизвлеченные мины, за проволокой надолбы,   противотанковые ежи, доты. Нас ждет смертельный бой. У меня плохое предчувствие в отношении самого себя. Сам я с Украины. По моим сведениям  жену мою  немцы угнали в рабство. Дети погибли при бомбежке. Плакать по мне будет особенно некому. Если погибну, прошу, похороните меня по человечески. Я верю в тебя, и хочу,  чтоб ты остался живым в этом бою. Твой взвод оставлю в резерве.
                Многие из нас,  в то утро, невольно перекрестились бы, и попросили Бога о своем спасении в том аду, который нас ждал уже через час. 
           После короткой артподготовки, за нашими спинами послышались звуковые вспышки, которые постепенно переросли в протяжный и слитный гул.  Подошли  танки, чтоб своей броней и огнем поддержать нас.
         И началось. В резерве нас  долго не задержали. По  глубокому снегу пошли  вместе со всеми на штурм.  И невольно,  большинство солдат, старались прижиматься поближе к танкам, надеясь, что это, хоть  в какой то мере убережет их от пуль. Но  вот заговорили вражеская артиллерия и минометы. Белое поле, с тысячами бегущих по нему солдат, вмиг покрылось   взрывами.  Земля  задрожала. К немецкой артиллерии вскоре присоединилась их авиация.  Наши танки стали главной мишенью юнкерсов, еще на подступах к  «Пантере». Появились и наши ястребки. Завязался воздушный бой. Небо ревело. Зачадили подожженные танки. А мы продолжали идти.    Падали. Поднимались, чтоб сделать еще один бросок вперед. Метров за триста до колючки по нам так густо и прицельно заработали пулеметы, что все бойцы моего взвода  без всякой команды, стали зарываться в снег. Да и не только мои.  Командир роты, Пойдо, и все взводные  ходили, среди лежащих бойцов, и криком пытались поднять их.
          -Вперед! Вперед! Броском!
            Мы охрипли от своих криков. Люди поднимались, делали короткие перебежки и вновь падали  в снег. Атака захлебывалась. Уже горели многие наши танки. Пулевая пурга косила самых смелых. В один из таких моментов пуля перебила мне ключицу, и правая рука перестала меня слушаться. Рукав полушубка стал набухать кровью.  Укрывшись от злых трассеров, за одним из подбитых танков, я торопливо, с помощью зубов и здоровой руки,  затянул  раненую руку ремнями   полевого планшета. Кровотечение уменьшилось.
           -Что, браток, тоже задело? Послышался, в это время, голос возле танка.
           Там уже  самостоятельно бинтовал себе  раненую  ногу танкист. По знакам отличия старший лейтенант.
         -На арапа  нам  город  не взять, вновь заговорил он, тут столько неподавленных огневых точек, что только держись.
         Я вновь пошел туда, где среди стона и  дрожи земли,  лежал мой взвод. Убродный снег мешал свободно передвигать потяжелевшие ноги. Начало сказываться ранение и потеря крови. 
        -Не отставать от танков, ребята, вперед!
          Я не хочу огорчать дальнейшими подробностями  своих читателей. Взводный, лейтенант Николай Сараев, в том бою, был ранен еще раз. Командир роты Федор Пойдо, был убит прямым попаданием снайперской пули в сердце. Наш штурм  был отбит. На перевязочном пункте медсестра давала раненым бойцам по сто граммов  спирта.
             Я спросил бывшего комвзвода, который вместе с другими  штурмовал, в феврале 1944 года, «Пантеру».
         -Как вы считаете, Николай Михайлович, почему от Великого Новгорода ваша дивизия не встречала никакого сопротивления врага, пока вы не подошли к  той самой, злополучной «Пантере», а  Константин Рокоссовский, в 1941 году, под Москвой, просил Георгия Жукова разрешения  отвести свои войска хотя бы на другой берег Истры,  где обороняться, по мнению, генерала, было бы удобней.  На что  ему поступил  категорический отказ. «Отойти - значит отступить. Стоять насмерть"!!
            Сначала Николай Михайлович ответил мне, как бывший партийный работник.
          -Немцы отошли тогда так далеко, потому что они оставляли за своей спиной землю, которая для них была чужой.
          -Но на той, оставленной ими чужой территории, остались лежать тысячи немецких солдат, в  том числе и ваш одногодок 1923 года рождения, Геро Манштейн, лейтенант 5 го моторизованного полка. Это сын известного тогда фельдмаршала фон Манштейна.
            И как солдат, который воевал  с немцем три года, который дважды лежал в госпиталях с тяжелыми ранениями, при следующем  нашем разговоре Николай Михайлович с горечью вполголоса признался, что все –таки, по его мнению, немецкое командование более бережно отнеслось к жизни своих солдат в том  военном эпизоде, о котором я  вам,  с его слов, и поведал.