Дни потянулись, как близнецы-братья:
Подъём.
Зарядка.
Завтрак.
Развод.
Земляные работы
Обед.
Шагистика на плацу.
Полудрёма на теории.
Ужин.
Свободное, якобы, время.
Вечерняя прогулка.
Отбой.
И, наконец, СО-О-ОООННН!
Иногда этот установленный распорядок разнообразился нарядами на дежурство по роте, на батальонные хозработы или наряды на кухню.
Поменялись привычки и пристрастия. Так, кто-то не любил рыбу, не терпел кашу, не ел первое, то бишь щи или борщ. Срочно «залюбили, затерпели» и стали есть всё!
Мусульмане из Средней Азии и с Кавказа поначалу наотрез отказались, есть свинину… на один день! Потом, видимо как-то договорились с Аллахом, и сало со столов стало уходить влёт!
У Православных тоже не получалось поститься. Голод-то не тётка!
Появились маленькие хитрости и приколы.
Великовозрастным, как Александр, солдатам, уже обрыдла суета на подъёме, хотя она стала мягче и перешла в более терпимую фазу. Однако опоздания в утренний строй остались основным показателем для формирования бригады чистильщиков туалета. Поэтому, чтобы успевать вовремя «старички» (не путать со «стариками» - солдатами завершающего полугодия службы), проснувшись чуть раньше подъёма, стали одеваться не торопясь, затем ждали команды «РОТА! ПОДЪЁОООМ!». Таким образом, они исключили для себя суету и неприятную работу. Однажды перед подъёмом это заметил сержант, заместитель командира взвода, и сказал попросту:
«Ребята, чтобы не прыгать, как козлы, с молодёжью лучше за пять минут до подъёма оденьтесь и идите в туалет, а там, перед зарядкой, присоединитесь к взводу».
Это было неожиданной наградой для переростков.
Так и повелось. Пять человек – новгородцы Александр, инженер Алексей, шофёр Виктор, рабочий Володя из Боровичей и преподаватель Юрий из Валдая перед побудкой, тенями исчезали из казармы, а после зарядки вместе со всеми возвращались продолжать день по распорядку.
Среди дневальных нашёлся один очень бдительный товарищ из Ленинграда. Он взял, да и доложил командиру роты об этих «вопиющих беспорядках». Наябедничал! Гвардии капитан пожал ему руку и сказав, «молодец!» назначил его на два дня чистить туалет. А «дяденьки» или «дедушки», как их называли в роте, до присяги жили своим распорядком. Равны были все, но возраст всё-таки уважали, да и сами они высокомерия не проявляли.
На теоретических занятиях после смены земляных работ, пяти-семи километровой маршевой «прогулки» по плацу и сытного обеда всех неудержимо клонило в сон. Когда количество смеживших веки солдат превышало разумные пределы, звучала резкая команда офицера:
«Кто спит? Встать!»
Обязательно несколько солдат спросонок под общий смех вскакивали на своих местах. Наступала разрядка, и занятия продолжались.
Всё шло своим чередом. Новобранцы вживались в свою роль защитников Родины. Колонна на марше становилась ровнее. Шаг звучал чётче. Команды выполнялись автоматически. Новобранцы, в первый день сосиской болтавшиеся на турнике, теперь подтягивались по десять раз и довольно сносно делали подъём переворотом. Худощавые мальчишки обзавелись мышцами. «Пончики» стали стройными. Все изучили устройство и овладели навыками владения АКМ-47. Стрельбы выявили своих чемпионов…
Вдруг однажды в час ночи всех подняли по тревоге.
Весь батальон построили на плацу, и начальник штаба объявил новость – пропал один из солдат-новобранцев!
Объяснил задачу поиска. Прочесать всё близлежащее пространство от запретной приграничной территории и на десять километров вглубь нашей страны. Оказалось, эта задача была поставлена не только нашему батальону, а всем частям гарнизона приграничного городка Чоп.
В полной темноте под моросящим дождём солдаты месили пашню, продвигаясь своеобразным неводом. Через два часа по цепи передали отбой тревоги и команду возвращаться в часть. На плацу объявили, что «невод» опоздал. Беглец уже пересёк границу и скрылся на венгерской территории. Мокрые, грязные и злые солдаты вернулись в казарму за час до подъёма и, развесив мокрое обмундирование, рухнули на койки. Побудку сыграли перед завтраком.
На разводе объявили, что новобранец из Ленинграда через полчаса после отбоя вышел, якобы в туалет, а сам перемахнул через забор недалеко от КПП, где не было колючего ограждения, и был таков. Перейдя через границу, сдался венгерским пограничникам и попросил политического убежища…
«Политэмигрант!», однако…
После обеда батальон построился на плацу. Издалека было видно, как к штабу подъехал микроавтобус с матовыми стёклами. Прибыла делегация венгерских пограничников. Из машины вышел венгерский офицер, ещё один человек в штатском и три солдата. За ними показался наш маленький солдатик и, оглядевшись, юркнул обратно. Но венгерские солдаты энергично помогли ему выйти на свежий воздух.
Наш командир и венгерский пограничник подписали какие-то документы, и делегаты без промедления отбыли из части, оставив беглеца. Его поставили перед батальоном.
Александр вспомнил, как месяц назад этот новобранец днём позже после новгородцев появился в роте, приехав с группой призывников-ленинградцев.
Это был маленький упитанный человечек, полутора метров ростом, прыщавый, с плаксивым выражением лица. Ни с кем никогда не общался. Вечерами садился на табуретку, отвернувшись от всех, безучастно глядя прямо перед собой на стенку, или плакал где-нибудь в тёмном уголке. Однажды Александр заговорил с ним, желая подбодрить, но ленинградец, зыркнув злым взглядом, резко отвернулся. Новгородец удивился такой реакции сослуживца и оставил в покое, послав его… , то есть, вычеркнул из зоны внимания.
Мало того, что «плюгавчик», как его про себя назвал Александр, из-за мелкого роста везде был замыкающим, ещё он всегда опаздывал на пол фазы. Поэтому на подъёмах постоянно «прописался» в группе чистильщиков туалета, за что к нему приклеилась кличка «Золотарь». Но он продолжал упрямствовать. Видимо, страдая мазохизмом, намеренно загонял себя в группу постоянных аутсайдеров…
И вот, Плюгавчик, после ночных приключений, хлюпая и потупясь, стоял перед строем сослуживцев, а замполит разъяснял всем суть его несуразного поведения. И чем это чревато? Офицер сделал ударение, что случись это после Присяги, то сей факт, мог быть поводом для суда. А результатом срок службы в дисциплинарном батальоне. Но это в мирное время. На войне разговор короче – трибунал и расстрел!
Командир части в заключительном слове немногословно подвёл черту. Теперь Золотарь оставшиеся до Присяги четыре дня на все занятия, работы и естественные потребности вплоть до туалета должен передвигаться под наблюдением приставленного солдата. Ночевать, поскольку в батальоне нет собственной гауптвахты и карцера, будет под замком в «индивидуальной казарме» – маленькой кладовочке караульного помещения без окон и койки. Потом добавил совсем не по уставу:
«Ребята, вы уж его сильно-то не бейте. Не стоит свою судьбу ломать из-за какого-то придурка!»
Понимал командир, что после ночных бдений по уши в грязи вряд ли виновника в подразделении ждёт дружелюбный, гостеприимный приём. Подзатыльников ему не миновать. Он оказался прав. Всё своё, в отместку за его издевательство над своими сослуживцами, Плюгавчик получил сполна и очень чувствительно,но без ущерба для физического здоровья.
Даже в младшей группе детского сада дети не любят плаксивых пессимистов и прочих капризных отщепенцев. И самая благообразная, дружелюбная девочка найдёт момент, чтобы стукнуть маменькиного сынка только потому, что он её раздражает беспричинным нытьём. А так, она «подарит» нытику хотя бы причину для слёз…
Удивительно, но потом из этих жалких людишек, если им удаётся получить минимальную должность на любом уровне, впоследствии получаются самые злобные, мстительные деспоты и беспорядочные самодуры.
На этом «торжественный приём» по случаю возвращения дезертира был завершён!
После Присяги плюгавчика распределили в одну из частей, и след его навсегда выпал из поля зрения.