О, ЖЕНЩИНЫ
Где-то посередине могучей Сибири, в ноябре, где снег почему-то забыл выпасть из небесного короба, в вагон вкатилась волна мата, грязных фраз и потных тел. При каждом теле, как два мощных домкрата, две руки, вдавливали в вагон по две разбухшие, шире прохода, полосатые серо-красные сумки. Эти сумки вдавливали пассажиров к стенке, - тех, кто проявлял интерес к шуму или зазевался в проходе.
- Нам надо четыре места, слышишь, Регина - четыре, - кричала на весь вагон одна из женщин.
Откантовав до последнего купе плацкартного вагона, втиснутые баулы, вся компания совершила еще по три-четыре шоп тура до вокзальной площади. И потом, уработанные, в расстегнутых куртках, все четверо, разбрасывая кислый противный пот с матом, почему-то еще прошли по всему вагону взад и вперед. И тогда их можно было рассмотреть. То, что это новая порода русских людей, ясно - коммерсантки, добирающиеся до своих рынков. Все крепкие, одетые в теплые на синтепоне куртки, светлые шерстяные гамаши, а может и не одни, теплые высокие сапоги, у каждой в руке, болталась, как половая тряпка, дорогая светло-серая из норки шапка. Волосы были растрепаны, как у клоунов, когда они выходят на манеж. Если говорить языком короткого анекдота, то у всех охват интересных мест был: 110*110 и еще на 110 сантиметров. Где талию будем делать?
Сели. Передохнули. Разбросали сумки.
- А ты, Регина, помнишь, - обратилась одна из квартета к крашеной блондинке с круглым лицом компакт-диска и объемов в полторы головы голландского сыра.
- О, твошу мать, - голос был высокий, как у мышки зажатой в мышеловке, - о, твошу мать, она меня назвала - кобылой (кто-то в вагоне хихикнул от такого точного сравнения).
- Вот, ... кобыла, - возмущался голос мышки.
Регина встала и с шапкой из серой норки в руках, разбрасывая по всем купе затухающий запах пота, прошлась взад и вперед хозяйкой по всему вагону, как бы ища ту, которая назвала ее товарку кобылой. Вернувшись, Регина слушала дальше повторяющийся рассказ подруги о кобыле, как святой отец слушает покаяние своей прихожанки.
Бабам нужен был скандал.
Подвернулась официантка из вагона-ресторана, которая, только что, преодолев со своей тележкой переход между вагонами и тесный проем между дверьми у туалета и дверью в салон, ласково закудахтала:
- Пиво, шампанское, шоколад...
Регина обложила ее круглыми обкатанными, как морской камушек, русскими словами и в конце вежливо попросила:
- Кати отсюда, пока цела...
Официантка, которая проехала всю эту самую Россию, от Москвы до Владивостока, сотни раз, так что этого километража хватило бы ей затолкать тележку до самой до Луны, да при этом умудрилась кое-как закончить девятилетку, ответила достойно воспитания среднестатистического русского человека. Всем пассажирам был представлен бесплатный аттракцион, по крайне мере километров на сто. Все, разинув рты, внимательно слушали краткие выступления работников оптового рынка промышленных товаров и представителя продовольственного прилавка. По русскому мату сейчас выпущены книги, страниц на 500, а русский орфографический словарь вмещает около 200000 слов. Но здесь для краткости изложения мыслей и ограниченности пространства использовалось слов тридцать из первого и двадцать из второго.
Силы были явно не равны. Четверо против одного. Официантка почувствовала это и заявила:
- В конце концов, у меня есть честь и совесть!
- Кати, - подвела итог Регина, - у тебя ничего нет. Плоская, как доска.
Официантка вспыхнула лицом, как арбуз, и, покидая сцену с коляской, еще в конце вагона кричала:
- Это у тебя ничего нет, один жир! И казалось, эту мысль официантка пронесла еще по нескольким последующим вагонам.
В вагоне сразу стало как-то тихо, только стучали колеса, да мигал тусклый свет под потолком, народ обдумывал случившееся, определял свою позицию. Два слегка протрезвевших солдата-отпускника, которые до появления упомянутого квартета, паслись в том же отсеке, потянулись на шум из расчета выпить и закусить на халяву. Но были изгнаны с большим шумом.
Квартет дам, ужинал, громко пыхтя и чавкая, как подобает начинающим купцам, и оттуда, как из остывающей, но только что кипевшей кастрюли, вырывался пар в виде одной и той же фразы:
- Вот, б.. назвала меня кобылой».
В последнем купе плацкартного вагона постепенно всё затихло.
Ну и нам спать пора.
1999 г.