ПОДРУГА КОРОЛЯ
Содержание
Красная панама (Бася и чудо)
От груши до океана
Наладились
Король
Молоко с далекой улицы
Из шкуры молодого теленка
Давай гори
Чей клад
Велл
Ночь пирата
Ветка по поле
Отличница и двоечник
Тарелки в елках
Но ведь я же люблю
Хрустальное
Тайно и явно
Чужие ландыши
5.МОЛОКО С ДАЛЕКОЙ УЛИЦЫ
Шоколадные складчатые платья, оборки фартуков и банты трепал горячий ветер. До лета казалось еще далеко, а солнце уже расплавилось как сироп в варенье. На линейке грянул оркестр, и у детских щек заплескались алые язычки огня. Кусочки костра. От них жарко и весело. От них хочется быть честной смелой — да! И помогать друзьям - да! И любить свою великую родину. Еще бы не любить, ведь родина - это Москва и Кремль, это красиво, Бася видела. А вот интересно, Басино захолустье, где она живет — это тоже родина? Это как раз любить неохота. Ладно бы Авдеевка бабушкина, там водокачка, абрикосы... Бася озабоченно подтянула белые гольфы. Какие глупости лезуг в голову в такой хороший момент.
— Ученица третьего «а» Бубенцова Василиса, три шага вперед... Салют!
После линейки разошлись по классам и стали назначать по парам в караул у памятника павшим воинам. Дело серьезное. Все волновались. В класс пришли вожатые и завуч. Они советовались с ласиной учительницей Анной Дмитриевной, и та называла лучших учеников. Первой назвала Басю: в дневнике только четыре и пять. Но завуч нахмурилась:
— Куда такую косую. Еще чего.
Все замерли, ни оха, ни скрипа. Вдруг Бася вскочила с места и к дверям. Даже руку не поднимала, не отпрашивалась, такая тихая и на тебе. Побежала, чуть парту с петель не свернула, даже портфель забыла, он остался в парте лежать. И списки на караул составили без нее.
А она в это время лежала дома на кровати одетая, разлохмаченная и не по-детски рыдала. Побледневшая мать коротко спросила:
— Что-нибудь страшное?
Потому что она никогда ребенка в таком отчаянии не видела. Но Бася только крикнула:
- В школу вашу больше не пойду, так и знай. И не говори мне ничего. Сама учительница!
Мать наморщила лоб, растерялась со своей железной волей. Да, она работала учительницей именно в той школе, где училась Бася, старалась быть строгой, не слушать дочкины капризы. Все же неудобно заступаться за свою дочь. Но это с одной стороны. А с другой — она знала свою дочь, и что-что, а придуряться та не умела. Вот это «сама учительница» ее просто сразило. Мать пошла переодевать халат на кофейное марикеновое...
Пока шли разборы, горел сыр -бор в учительской, Бася прекратила рев и пошла разбивать очки. Они были дорогие, большие колеса в перламутровой немецкой оправе, одно стекло заклеено бумажкой. Кирпичом его, кирпичом. Никаких шансов, в кашу смолотила. Зря ведь терпела, мучилась, носила очки, все равно она косая, это хуже смерти. Пусть в карауле стоят только те, у кого глаза одинаковые, пусть Щербатых с Анисимовой стоят, а она, Бася, в школу больше не пойдет, а лучше будет по помойкам гулять с местным дурачком Леней. И очень прекрасно, можете из школы вообще исключать, еще лучше — уроки делать не надо.
Так думала Бася, нанизывала невесть чего, слоняясь по комнатам туда и сюда, но потом от тоски решила сходить за молоком. Она была приучена выполнять то, что на нее возложили. Поискала банку, крышку и сетку, захлопнула дверь. Пошла потихоньку по глухой в лопухах улочке. Глазам без очков было ново и холодно. Голова как - то кружилась и все было в тумане.
В самом конце улочки стоял за высоким сбором старинный каменный подвал с окованной железом двустворчатой дверью. Зимой с подвала катались на санках, летом брали в игру вместо замка. Бася с Надюшкой и Ларкой хоронились там от грозы. В холодную глубокую полутьму вели широкие бетонные ступени. На середине лестницы обычно стояла Басина посуда с молоком. Бася ее забирала, а на ее место ставила пустую, и так каждый раз. Тут же громоздились кастрюли и бочонки с солениями. Удивительно — любой чужак мог зайти с улицы и все вкусное заграбать, только никто не приходил и не грабал. Тут жили все свои. Наоборот, женщины набирали в тарелку соленья, шли к соседкам и говорили — мол, попробуйте, каковы грузди у нас населились...
Один раз, это было давеым-давно, Бася совсем не сдержалась, взяла высунувшийся из-под крышки грибок — и положила в рот его, жмурясь от страха и вкусноты. И только потом испугалась, что подвал—то могут после этого закрыть.Давно это было, а страх содеянного внутри задержался…
И ведь правильно боялась, закрыли. Клацнув несколько раз железным кольцом по двери, Бася покраснела ужасно. И только потом смущенно вспомнила, что молоко ей теперь брать совсем у другой хозяйки, на далекой улице. Вот что называется — с горя да без памяти! Облегченно вздохнув, зашагала дальше.
Та далекая улица находилась за школой, а рядом со школой жила ее подружка Ларка- проныра, по-настоящему Дыханова Лара. Она как обычно сидела на высоком крылечке в цветастом новом халате и новом же пионерском галстуке. На затылке хвостик белых волос, бант больше головы, половина красный, половина черный.
— Пойдем со мной сходим. Лар, — уныло попросила Бася, —а то я еще не знаю, где новая хозяйка с молоком живет. Одна боюсь.
И они пошли мимо кривых заборов из серого штакетника, мимо жомных куч и трепанных кустов сирени. На теплых лавочках пацаны кидались в ножички, а девчонки вязали друг другу банты. Они между собой перетыкались, то и дело заливаясь смехом. «Вот дураки, — с лютой завистью посмотрела на них Бася,— и дурочки...»
— Далеко еще до Иванниковых?
—А в самый конец идите, где желтые столбики, рядом с Котовыми...
— Смотри, а вон Матурины сестры, которые начальство, - показала головой всезнайка Лара, —младшая в параллельный «в»-класс пойдет.
— А какое они начальство? — торассеянно спросила Бася.
— Кажется, райкомовское.
В том напрвлении шли две смуглые девочки в белых матросках и белых гольфах.
Приезжие всегда привлекали взгляды захолустья, но эти тихие девочки в белом, подтянутые как солдаты- вообще удивляли. Они ни с кем не азговаривали, ни с кем не играли…
—А! — Акнула тут Бася и встала, как вкопанная.
— А что? — удивилась Ларка.— Чего ты?
— Наверно, это те самые Котовы... Ванька Котов — сын капитана Гранта, — горестно сказала Бася.
— Ты его разве знаешь? Ведь он в старших классах.
— Ну, как же, он у слепого Бондаренко по классу баяна и я на отчетном концерте его объявляла. Когда он Дунаевского шпарил, его лицо было как у Роберта Гранта, все смеялось, даже глаза... Вдруг он дома?
— Да не помнит он! — Горячо убеждала Ларка. — Ты ж на концерте была в очках, тут без очков, ничего нет похожего. Да его и дома нет...
— Нет! —Почему-то уперлась Бася. — Видишь, какая я страшная, косая, меня все доводят, даже завуч. Боюсь. Не дай бог куртку вишневую увижу! Сразу умру и все.
— Да уж так и умирать? А за молоком тогда кто пойдет?— Вспылила в ответ Ларка. — Куда идешь—то, смотри хоть.
Бася панически оглянулась, и тут, как на грех, у поворота мелькнула вишневая куртка. Она отшатнулась, с перепугу ступила в сторону от дорожки, и вздрогнула от холодной грязной жижи.
— Что наделала! — Заахала Ларка.— В такую сушь грязь нашла. Яма, смотреть надо.
А роскошный взрослый Ванька Котов стоял рядом, улыбаясь угольными глазами и смуглым робертовым лицом.
— Что, детсад, тонем? Ну, дела...— Он легко поднял Басю из болотца и поставил на сухое.
И девочка медленно вздела вверх испуганную в слезах рожицу и обозрела спасителя. Но вместо радости она ощутила все свое уродство рядом с этим солнцем. Хоть бы матроску одела, а то старое «комбинированное» платье... И заплакала совсем уж безутешно.
Солнце развело руками и стукнув калиткой, ушло в дом. Через минуту на пороге показалась Ванькина сестра Зойка Котова, такая же смуглая, красивая, черные волосы кольцами, тонкие ручки, длинный синий сарафан. — Ты что плачешь, услала? Ой, а ножки... Ну-ка, идем. Она поставила перед Басей тазик с водой и исчезла. А побыв в доме по своим делам, вернулась и увидела, что эта замазура по-прежнему стоит перед тазиком и всхлипывает.
— Девочка, — обернулась она к Ларке, — что у тебя подружка такая рева?
— У нее горе потому что, — осторожно отозвалась Ларка, — ее никто не любит.
— О, — сказала уважительно Зойка, — ничего себе проблемка.
Нагнувшись, она быстро разула Басю, вымыла ей ноги в тазике, там же сполоснула сандалии и тут же обула снова.
— Ты ведь нашей училки дочка, Раисы Климовны? Так... И тебя отправили за молоком — помнишь, к кому? Так, подожди...
И сама сбегала к Иванниковым за молоком' Царственно присела перед Васей на одно колено и вытерла нос платочком.
— И как же тебя, плакса, зовут?
— Бася… Басена, Васена, Василиса.
— Имя у тебя бесподобное, старинное. И сама девочка хорошая. Хочешь, я скажу тебе тайну... Меня тоже никто не любит.
— Не может быть! — Не поверила Бася. — Вы слишком красивая. Как он...
— Как кто? Как Иван? Ну да, ну да... А жених мой так не думает. Мы тут с ним ходили - ходили, влюблялись-миловались, а он взял и уехал. На озеро Байкал — в такую далищу. Видите ли, озеро умирает. А то, что я осталась одна и умираю — это ничего... Вот тебе и красивая... А ты говоришь...
Завороженная Бася смотрела на Зойку Котову в бессильном восхищении. Оглянулась на Ларку — то же самое.
— А у тебя, Василиса, все еще впереди. — Засмеялась колокольцем Зойка, — вот вырастешь — тебя и полюбят по — настоящему. И ты уедешь с ним далеко — предалеко на озеро Байкал... Или куда ты хочешь?
— Да я на море...
— Ну, на море...— И поцеловала Басю прямо в нос.
Зойка Котова! Вообще!
Еще за две минуты Зойка сбегала в дом и принесла леденцы в круглой коробке с Кремлем на крышечке.
— Возьми вот, Иван нынче купил. И не плачь, моя хорошая, ладно?
Бася все поняла, кивнула, но никак не могла сдвинуться с места, точно боялась спугнуть что-то необыкновенное. Только Ларка, как всегда, оказалась сообразительной: она подхватила Басю и потащила с котовского двора.
— Видишь, как хорошо все кончилось, — затараторила она, косясь на леденцы. — А Зойка - то какая чудная, добрая. И как это от нее жених мог уехать, не понимаю.
— А я понимаю, - заметила Бася. — Ведь бывает такое огрмное, важное…Оно ждаже больше всякой любви. И каждый ведь надеется, что любимый будет с тобой заодно.. Значит, он плохой, если до него это не дошло. А Ванька Котов, не плохой. Он меня из лужи вытащил. А Зойка вообще... Все бы взрослые такие были — вот как Зойка и как Король... Вот бы они встретились. И вообще, наверно не просто так Котов похож на Роберта Гранта. Я такто слышал, что на само деле его зовут Яков Сегель, Роберта этого…Но мне навится, что он Роберт… я таким его узнала… и он может так же поехать в дальние края искать отца. Ну вот как Зойкин жених.
— Да что ты! _ вскричала Ларка. — Отец у них в районе живет, разшлись они, какие дальние страны!
— Это настоящий отец Котовых. А я тебе про отца Роберта Гранта, он капитан был. Да я дам тебе книжку, Лар — «Дети капитна Грната» Там все понятно. И не оторвешься, дух забирает прямо…
— И что, тебе теперь не страшно за молоком ходить?
— Неа, не страшно. Знакомые есть.
— А можно и я с тобой буду ходить? Мне ведь тоже интересно, — предложила мечтательно Ларка.
— Спрашиваешь. Конечно, можно.
И они неторопливо пошли дальше, волоча тяжелую сетку с банкой молока.
А Ванька Котов сначала стоял у столбиков на воротах, жуя черный хлеб, а потом, накинув сомберо и пончо Роберта Грнанта из знаменитого фильма, неторопливо пошел за ними следом. Он же видел, что на улице стенело, а девочки маленькие, напуганные, усталые. Вдруг подбежит како-нибудь негодяй и обидит их? Смешные. Особенно та, училкина дочь, которая так плакала.
Он шел и смотрел по сторонам. Вдруг собака, вдруг пьяный? Но ничего такого дурного по дороге не случилось, напртив, по другой стороне улочки шел старый друг Пагнель и шутливо грозил Роберту. Получалось – Роберт провожал детей, а Паганель - его самого, ведь для Паганеля Роберт сам был дитя. И девочки счастливо и мирно добрались до дома.