Дорогие читатели, позвольте мне поговорить о целебной силе рязанской лирики, об особенном личностном очаровании рязанцев-поэтов не столько для того, чтобы этот вопрос изучить, сколько для того, чтобы просто насладиться этой осознанной нами рязанской особенностью, особинкой…
Каким образом – насладиться, спросите вы.
Прочесть несколько лирических книг рязанских поэтов, - отвечу я. Приобщиться к истории Мещерского края, легендарной древней Мещеры… Рязанские поэты будут петь её песню, принесут в современность отголоски ее достославных сказаний, убеждений, устоев… Всё услышится между строк…
Некоторые вещи в мире не стоит подвергать детальному изучению, будь то талант целительства, щедрость души, блеск влюблённого взгляда или очарование дружбы…
Такие волшебные «простые вещи» надо оберегать и ценить, как веру, но не разрушать прагматичной «знательной» детализацией…
С таким подходом порой подобает и относиться к животворящей магии слова.
Пусть здравствует целительная сила рязанской поэзии, рязанское очарование потомков древнеславной магической Мещеры!
Особенность Рязанского края, выразившаяся в особинке его древних повествований, сказов и легенд, была отмечена Владимиром Чивилихиным в книге «Память»: на страницах книги писатель говорит о том, что средневековая рязанская литература дала ряд пленительных женских образов – образы Девы-Февронии, Авдотьи-Рязаночки, Юлиании Лазаревской, и связывает это с тем, что рубежное рязанское княжество ценило высокие гуманистические идеалы – любовь, верность, братство, сострадание, взаимопомощь, бесстрашие, ум, гордость, самообладание, - и воспело их в своем эпосе. Да, это те качества, которые ценятся в суровых военных реалиях… Это целительные для народа качества.
Владимир Чивилихин цитирует мнение признанного знатока русской литературы: «Известный дореволюционный литературовед В.А. Келтуяла, по учебникам которого гимназистки, студенты и курсистки вникали в нашу литературную старину, писал: « Почему муромско-рязанское творчество обнаруживало особый интерес к женщине, остаётся неизвестным».
В.Чивилихин считает, что ответ очевиден: муромо-рязанцы, испытавшие самые страшные удары войск Золотой Орды, «создали галерею прекрасных женских образов… это было бесценным духовным оружием наших предков, попавших под иго завоевателей…»
Но, по нашему мнению, муромско-рязанский эпос тяготел не к женским образам как таковым, а к целительной силе народа, всего лишь наиболее ярко заметной в женщинах, - в самом деле, кто будет отмечать целительные силы в воине? В воине отметят силу, мужество, храбрость, бесстрашие… Даже безрассудство, подчас решающее исход битвы…
Качества врачевателя в воине отодвигаются на второй план, но от этого не становятся менее сильными…
Муромско-рязанский эпос отмечен не силой женственности, а целительной силой! Здесь мы видим принципиальную разницу. Именно великая целительная сила и делала зримыми, выдвигала из народной среды яркие, в том числе и женские, характеры, которые становились достоянием легенд, сказаний – эпоса.
Да, народ-писатель в своих сказаниях подчеркивает сильные женские характеры, поистине спасительно-сильные. Героини спасают своих избранников от болезней, вызволяют из плена…
Но ведь целительная сила и заключает в своем составе определённую долю женственности: такие черты, как внимание, терпение, дотошность, педантичность, выносливость, стойкость изначально присущи женщинам, а не мужчинам.
Если Вам доводилось наблюдать за работой хороших, талантливых докторов-хирургов – а это чаще всего мужчины – то Вы непременно отметите в своей памяти, что эти мужественные люди склонялись к своим пациентам поистине с вниманием и терпеливостью вышивальщиц. Думаю, врачи-мужчины в момент лечения в чем-то ломают, подавляют свою мужскую природу: им бы лететь в Космос, мчаться на коне, возводить дома или водить скоростную маршрутку. Дотошно целить болящего психологически легче знахарке, а не знахарю, - или я не права?
Я говорю это всё к тому, что В. Чивилихин, верно отметив присутствие «рязанской» литературной особенности, не совсем верно, на наш взгляд, её назвал. Увидев подобие, он назвал явление по этому признаку.
На самом же деле – не женственный характер присущ рязанским повестям, а – целительный.
Целительность и женственность схожи своим вниманием к объекту заботы, схожи благодатным воздействием на окружающих. (Не случайно общество априори ждёт Ангельского, идеального характера как от женщины, так и от врача)
Итак, воинственные, сильные духом рязанцы – на Руси они считались лучшими воинами – сами обладали целительной силой и умели ценить её в «бабах рязанских». Вот почему так красивы и сильны женские образы в повествованиях этого края, вот почему красивые и сильные «бабы рязанские» вошли и в фольклор, и в живописную летопись Руси как художественный образ.
Я давно заметила, что стихи отца нравятся людям, заметила задолго до выхода в свет его первой лирической книги «Звоните мне, звоните».
Стихи Евгения Мартишина до издания книги в течение двух десятилетий публиковались в центральной и сергиево-посадской периодической печати, в коллективных сборниках, звучали на радио и телевидении Сергиева Посада, в выступлениях артистов-чтецов. И часто я слышала и слышу благодарственные отзывы от тех, кто прочитал, кто приметил стихи. Многих они ободрили, многих поддержали в жизни, кого-то утешили, кого-то вдохновили, утвердили в духе, придали жизненных сил.
Этот целительный заряд подспудно уже «заложен» в сроках Евгения Мартишина. Мне оставалось только констатировать…
Вот врач Тамара Романовна, подойдя ко мне на летней улице, рассказывает, как в трудной ситуации ей помогли стихи отца… «Прочитала «Серебристые ели» - и успокоилась, и решение как-то сразу нашлось», - благодарно рассказывала она.
Вот работник культуры Надежда Ивановна Угланова признаётся, что перечитывает стихи Мартишина, когда хочет поразмышлять о жизни: читаешь, и разные времена судьбы отзываются в сердце, оживают в памяти, говорит она.
Вот художник Сергей восклицает, что стихи настоящие – прочитал, и хочется работать дальше, стихи придали сил!
Без причин люди не говорят таких слов, я таким отзывам верю. И таких отзывов очень много…
Не случайно поэт, известный литератор Сергиева Посада Владимир Николаевич Сосин посвятил «собрату по перу» такие строки:
Твоя строфа в ладу с мелодией,
В ней струн напевных трепетанья.
И в ней ты не серьёзен вроде бы,
Но в том-то всё очарованье.
Твоя строка – такая лёгкая,
Любого от хандры излечит,
Вот так рука ласкает локоны,
Коснётся лишь – и сразу легче.
Когда бы волею Всевышнего
Я на Руси был главный лекарь,
Стихи Евгения Мартишина
Я б разослал по всем аптекам.
Да, не случайно! Не случайно такие ответственные и важные слова сказал Владимир Сосин в стихотворении «Евгению Мартишину». Ибо одной из действующих сил «мартишинской лирики» (это тоже термин Владимира Сосина) является то, что я бы определила как «рязанскую силу» - силу целительную и чарующую.
Эта сила – пусть небольшая, но несомненная, - та самая, которой обладает большинство коренных рязанцев.
Эту силу чувствовал и знал Сергей Есенин, говоря о себе, как о поэте: «с небольшой, но ухватистой силою». Понимать эти слова надо прямо: Есенин говорит о силе поэта, энергетике лирических строк, а не о каких-либо физических или психологических силах человека. Здесь важно определение этой силы как «ухватистой». Вспомним, как говорят в народе о хорошей песне: « за душу берет», «за сердце хватает», «до глубины души трогает», «всю душу пронимает, пробирает»…
Мы действительно имеем здесь дело с энергетически позитивной силой, силой целительной и жизнеустроительной, которая заключена в лирических строках…
Но от чего происходит эта сила, каков её исток? Явно исходит она не от набора слов, как восстановление организма идёт не только от набора или подбора лекарств… Может, от верно подобранной интонации? От напевности, заключённой между строчками подобно тому, как целительные златострунные родники заключены меж пластами земли? Углубляясь в эти рассуждения, здесь мы невольно начнём делать то, чего хотели избежать: а именно препарирования живой стихотворной ткани.
Поэтому остановимся только на одном свойстве «мартишинской лирики»: на умении и стремлении поэта вызвать мир на диалог, на ответ, на беседу.
Быть собеседником миру умели немногие поэты. «Выразить себя» гораздо проще, и часто пишущий стихи человек не пролагает себе путь дальше этого стремления. «Получить ответ мира» - умение иного порядка. Если продолжить аналогии с врачебной работой, то «выражающий себя» врач просто назначает лечение, выписывает рецепт. «Добивается ответа мира» - истинный целитель, понимающий и принимающий скрытую от взгляда жизнь мироздания, любящий, по метким словам Константина Станиславского, не себя в искусстве, а искусство в себе, - и получающий доступ к своим целям.
Итак, умение вступать в диалог с миром, вызвать мир на диалог! Мир, социум, культурную сферу Вселенной!
Эта нацеленность на разговор видна даже в названиях стихотворений, мы заметим это, едва откроем предыдущий сборник Евгения Мартишина, «Звоните мне, звоните». Само название побуждает к действию, к ответу! А ведь названием здесь послужила начальная строка одного из стихотворений…
«Звоните мне, звоните», «Что с нами происходит?» «Начни с себя!», «Сохрани себя, Россия!», «Письмо другу», «Вы что приуныли, Наталья Борисовна?», «Пригласи меня на свадьбу на свою», «Эх, русские», «Судьба, хочу тебя просить…», «Спасибо, Господи!» - всё это названия стихов, где разговор с собеседником начинается уже с первой строки.
А во многих стихах Евгения Мартишина разговорность в названии не заявлена, но первая же строка начинает беседу:
«О чём задумалась, монашка?» - спрашивает стихотворение «Монашка».
«Что ты светишь, фонарь, темноте?» - сочувствует другая страница книги.
«Какой у Вас белый, крахмальный халатик!» - полны восхищения строки стихотворения «Медсестра», посвященного славной медработнице Ивановской глубинки, Махмутовой Ольге Павловне;
«Что-то грустны ваши ивы и плёс?» - неравнодушно обращаются строки к художнику;
«Как живёшь, ветеран?» - это также не пустая фраза. За обращением следует вдумчивый разговор о жизни, и пусть это стихотворение из цикла «Полотна Шилова»; ветеран-воин взирает на поэта с картины Александра Шилова «Непобедимый», и, конечно, не может ответить поэту въявь, но разговор начат со всеми ветеранами России, со всеми их потомками…
«Для тебя, друг, окончена война», - разве это сказано только «Воину-интернационалисту Александру Голику», как гласит название стихотворения – из того же цикла «Полотна Шилова».
«Эх, милая деревня!» - будто беседа идёт со всеми «родинами малыми…»
«Здравствуй, дом с голубыми ставнями!» - взгляд в детство, в глубины души;
«Что такое с нами происходит?» - бередит память следующее стихотворение.
«Страна родная! Я не знаю, где ты!» - взывает новый текст.
«Начни с себя Россию делать сильной»! - тут же отвечает ему будущая песня…
«Серебристые ели,
Серебристые ели,
Отчего вы так все,
Как и я, поседели?»
- вздыхает стихотворение «Серебристые ели».
И разве «одухотворённые» словом поэта дерева не отвечают?
«Проснись и посмотри,
Как мир прекрасен!» - стихотворение «Зимнее утро» включается даже не в диалог, а в хор голосов, в полилог, начатый поэтом на страницах книги.
Автор выводит мир на разговор, заставляя его - и себя – говорить. Именно в разговоре будет осмыслено всё, что должно быть осмыслено. Не в молчаливом созерцании - в попытке построения диалога. И в этом - ритм нового тысячелетия.
Конечно, предтечей этого мирочувствования был Маяковский: если "улица корчится безъязыкая", ей нечем разговаривать - то поэт даст ей средства к разговору: собственную речь, сердце, силовое поле своей поэзии.
Уметь вчувствоваться в мир - дорогого стоит в поэзии.
Вызвать мир на диалог - умение более высокого порядка.
Мир откликается на вызов поэта – порой грозно, как вдруг откликнулся он на проклинательную силу стихотворения «Молитва»: 19 апреля 1996 года , взволнованный событиями в России, написал поэт стихотворение-обращение ко Господу, где просил избавить Родину от таких, как Джохар Дудаев… Через день виновник многих людских бед был убит.
Нет, здесь лучше привести добрые примеры влияния поэтической силы на мир, предчувствования поэтом того, что будет происходить в мире...
Как Россия безбрежна!
Не исходишь дорог!
Я живу в Радонежье –
Есть такой уголок!
Стоило поэту придумать слово «Радонежье» по модели иконно русских форм «Волговерховье, Заречье, Закубежье, Поречье, Нагорье, Святогорье, Светлогорье», как слово полюбилось стране, и земли древнего Радонежа вот уже полтора десятка лет называют «Радонежьем».
Слово же было придумано Евгением Мартишиным в 1992 году, затем повторено в моём стихотворении «Милый край», опубликованном в начале 1994 года, затем – в названии персональной выставки картин моего супруга, Анатолия Власова, состоявшейся в 1998 году, а до тех пор никто так радонежские земли не называл – легко и нежно, словом-именем, имяславием…
Перу Евгения Мартишина принадлежит и ещё одно необычное, но теперь уже привычное определение – в стихотворении «Сергиев Посад» он назвал город «духовной столицей»:
Духовная столица
Превыше всех столиц!
Стихотворение полюбилось горожанам, его стали учить школьники, цитировать краеведы – и вот уже словосочетание «духовная столица» воспринимается органически присущим определением!
Так физик, физтеховец по образованию и призванию, человек точных наук, смог дать точные определения в гуманитарной сфере… Но скорее всего – просто в сфере жизненной.
В сфере жизни – именно потому, что он включён в неё, связан поэтическими информационными токами с её глубинами и высотами, и токи эти пропущены через призму целительной, благородной силы магической рязанской поэзии, через взволнованное сердце поэта.
Сердце, «вглядывающееся» в мир и вызывающее мир на отклик… Поющему сердцу мир отзовётся…
Не зря первая лирическая книга названа «Звоните мне, звоните!»:
Звоните мне, звоните,
С утра до поздней ночи…
Звоните! Или откройте книгу, - и Вы найдете слова ко многим случаям жизни… Может, Вам понравятся, как и мне, вот эти:
То солнце, то ненастье,
То горе, то успех.
Настрой судьбу на счастье
И будь счастливей всех…
Евгений Мартишин, - Евгений Алексеевич Мартишин, - мой батюшка, физик и математик, преподаватель. Композиторы ценят его песенные стихи, а я ценю как его самого, так и его поэзию, обладающую целительной, вдохновляющей силой. Поэт подмосковного Сергиева Посада.
И не только мне, литературному работнику, а всем нам он говорит строками стихотворения «Поэзия» - о поэзии:
«Учись её видеть и слушать,
Открой для поэзии душу!»
Для целительной, исцеляющей, животворящей силы поэзии!
Стихи Евгения Мартишина Вы найдете на сайте Стихи.ру,
http://www.stihi.ru/avtor/emart1
Песни на стихи Евгения Мартишина есть на сайтах композиторов Вадима Буклешова и Александра Ермолова. Эти сайты легко найти в поисковике, набрав имена композиторов.