Сегодня мне не спится, и я решила рассказать Вам о своих собаках. Мы жили в своем доме, и всегда у нас были собаки. К сожалению, ни одна из них не дожила до глубокой старости. Первый, кого я помню, Кучум - небольшая белая в пятнах дворняга, которую мы с сестрой обожали. Если кто-то проходил мимо двора, или многочисленные кошки нашей соседки, тети Моти, надоедали и наглели, слышался звонкий и задорный лай Кучума. Забегали во двор и чужие псы, особенно ночью. Однажды после такого визита папа обнаружил нашего песика окровавленного, с изуродованной лапой. Долго лечил, возил к ветеринару, но лапка не заживала, постепенно отмирала и укорачивалась. К тому же очень болела, и пес страдал. Однажды папа сказал, что Кучум отвязался и убежал... И намного позже мы узнали, что отец пожалел нашу собаку по-мужски. У нас в саду и закопал его.
Второго любимого пса я взяла совсем маленьким щеночком. Соседская Муха принесла сразу шесть щенков, пушистых, хорошеньких, как мохеровые живые клубочки. Одного я принесла домой. Уложила его в коробку из-под обуви, поставила блюдце с молоком, гладила и разговаривала с ним много ночей подряд. Он был еще совсем крохотным, все пищал и звал маму. Отец ворчал: "Вот Фая принесла Жорика, спать никому не дают", заставлял отнести назад, но я отстояла. Уж очень хотелось иметь хвостатого друга! Так и назвали - Жорик.
Гораздо позже я узнала причину нелюбви отца к "жидам". Мой дед был из зажиточной семьи, золотишко водилось. А после революции один "местный жид" уговорил деда все золото поменять на царские купюры, которые вскоре цену потеряли. Отсюда и антисемитизм. А в годы войны дед укрывал у себя детей-евреев, которые до сих пор живут в их селе.
Прожил Жорик у нас несколько лет. Вырос в маленькую шерстяную копну, ни глаз не видно, ни ушей, ни носа. Где зад, где перед, не поймешь. Веселый, заводной, любимый баловень! На улицу мы его не выпускали, но, если выпадал случай, выскакивал и с удовольствием играл с детьми, гонял с нами мяч. Если появлялась машина, облаивал ее и бежал за ней до самого проулка. Одна машина, видно, ехала слишком быстро... Папа нашел его вечером еще живым, принес, положил в летнюю кухню, чтоб отлежался. Ран вроде бы не было. А наутро он уже остыл...