Научи меня выжить. Часть 1. У судьбы на краю

               
Глава 1. Когда теряешь всё

В бледно-сиреневом гробу, украшенном фиолетовой капроновой лентой,  накрытая тончайшей голубоватой тюлью, лежала мама.
Маша старалась не смотреть на её почерневшее неузнаваемое лицо. Искусственные цветы в мамином изголовье то расплывались в Машиных глазах, то вновь принимали чёткие очертания. Мир потерял свою ясность и реальность. Сквозь затуманенное сознание время от времени пробивались какие-то фразы, чужие лица и среди них, как будто, знакомые.
 Напротив сидела младшая сестра Саша с широко открытыми сухими глазами.
Из оцепенения Машу вывел шёпот за спиной. Кто-то вкрадчиво говорил кому-то:
- … с минуты на минуту… Состояние безнадёжное, лучше уж сразу обоих… Похороны сейчас  дорого обходятся.
Жуткий смысл этих слов внезапно дошёл до её разума, и она с ужасом оглянулась. Это были малознакомые соседки, которые пришли поглазеть на то, что осталось от мамы.
Маша стала в смятении озираться вокруг, всматриваясь в лица. Мамины сотрудницы, соседка снизу, двоюродная сестра Ольга, её лысеющий муж Виктор Антонович, ещё какой-то мужчина.
Она поднялась и неверными шагами пошла в соседнюю комнату. Здесь были мамина сестра тётя Катя со своим тучным мужем, тётя по отцу Софья Павловна.
Маша обвела их ненавидящим взглядом.
- Почему вы не хороните её? – Заговорила она срывающимся голосом. – Уже третий день, как умерла… А вы сидите тут и дожидаетесь, когда умрёт папа!.. – из-за нахлынувших слёз она не смогла договорить и выскочила из комнаты.
- У девочки сдают нервы, - вздохнула Софья Павловна и поднесла к глазам кружевной платочек.

Выбежав на улицу из душной, со специфическим запахом покойника квартиры, Маша понемногу успокоилась.
Областной  ожоговый центр находился на окраине города и, сидя в трамвае, который почему-то нёсся во весь опор и неистово болтался, Маша пыталась осмыслить события последних дней.
В то утро она сдавала первый вступительный экзамен в медицинский институт. Поступить именно в этот ВУЗ она мечтала  с седьмого класса, если не раньше.
Родители были дома и занимались  хозяйственными делами. Отец решил обновить краску на перилах балкона.
Трудно восстановить в деталях разразившуюся тогда катастрофу, но из обрывочных сведений и домыслов соседей складывалась дикая до неправдоподобия картина.
Отец, видимо, хотел растворить краску, но олифа застыла, и он решил, что если её подогреть, она станет жиже.
В жестяной банке он поставил олифу на газовую горелку. Содержимое банки вспыхнуло. Пытаясь потушить огонь, отец поторопился, сделал неловкое движение, плеснул на себя олифой. Всё произошло очень быстро. Одежда заполыхала как факел, загорелись волосы, отец закричал.
В квартире были ещё мама и Саша. Мама бросилась на помощь, но когда она открыла дверь в кухню, огонь, как по туннелю, устремился к ней. Сбить пламя никак не удавалось. Мама, как безумная, выскочила обратно в прихожую и заметалась по ней. В панике ей никак не удавалось открыть входную дверь. Неизвестно, сколько прошло времени, пока на шум прибежали соседи, вызвали пожарную и скорую помощь.
Мама умерла по дороге в больницу, папу поместили в реанимацию в ожоговый центр.
Диагноз не располагал к оптимизму. Пожилой доктор устало констатировал:
- Шестьдесят пять процентов ожогов. Состояние критическое.
«Он не умрёт, он не умрёт», - глотая слёзы, мысленно, как заклинание, твердила Маша.

В клинике лечащий врач, хмурясь, сказал Маше:
- Боюсь делать поспешные выводы, но, кажется, наметилось улучшение. Вашего отца перевели в палату для тяжёлых больных. У него сейчас мать.
Маше выдали белый халат и разрешили пройти в палату.
Она осторожно приоткрыла дверь.
У постели отца Мария увидела бабушку Анну Георгиевну. Несмотря на преклонный возраст, ей удалось сохранить величественную осанку и здоровый цвет кожи, благодаря чему она не выглядела старой. Её суровое лицо, омрачённое неожиданным несчастьем, и теперь  можно было назвать красивым. Высокий, тронутый морщинами лоб, обрамляли серебристые, ещё густые волосы. Тонкие губы оставались плотно сжатыми. При виде внучки в её лице не дрогнул ни один мускул.
Маша видела бабушку четвёртый раз в жизни. Отец общался с ней по телефону, изредка навещал её, она же к сыну домой не ходила.
Очень редко папа брал с собой к бабушке её и Сашу. Впервые это случилось, когда Саше исполнилось десять лет…
Маша тихонько подошла, шёпотом поздоровалась.
Папа был в забытьи.
При взгляде на него дурнота подступила у Марии к горлу и, чтобы не упасть, она ухватилась за спинку кровати.
Папа лежал голый, обожженные места были заклеены кусками марли. Лицо стягивала потрескавшаяся сочащаяся корка.
Вошла медсестра и, испугавшись Машиной бледности, ласково, но настойчиво вывела её из палаты.
- Не надо отчаиваться, - успокаивала она девушку, усаживая возле своего дежурного столика. – Уход за твоим папой хороший, всё обойдётся. Выпей вот это, милая, - она накапала валерианы.

На следующий день хоронили маму. На кладбище, когда начали заколачивать гроб, Маша потеряла сознание. Она не помнила, как её приводили в чувство, как усадили в чью-то легковушку. Да и потом она смутно осознавала окружающее, когда приехали домой, где были накрыты длинные столы, за которые садились какие-то люди, пили и ели, говорили что-то о маме.
…Вечером умер папа. Эта весть оглушила Машу, она не хотела верить. С ней случилась истерика.
- Ему внезапно стало хуже, - рассказывала бабушка. – Его опять подняли в реанимацию. Но врачи ничего не смогли сделать.
Анна Георгиевна держалась, по-прежнему, стойко, только лицо будто окаменело, и складки по углам рта стали ещё глубже.
Тётя Катя с мужем ещё не успели доехать до своего Киева, как им вслед снова полетела скорбная телеграмма.
Маша была уверена, что не вынесет этого кошмара ещё раз.
Но опять приходили какие-то люди, опять поставили в комнате гроб, опять плакали родственники и шептались соседи.
Когда к концу дня всё стихло, и у них в квартире остались только бабушка, Софья Павловна с мужем и молчаливая Саша, тётя сказала, будто возобновляя прерванный разговор, обращаясь к Анне Георгиевне:
- Всё-таки, я считаю, что в вашем возрасте, мама, не под силу заботиться о девочках. Марине только семнадцать, Сашеньке нет и тринадцати. Им нужно найти опекуна.
- Никакой опекун нам не нужен! – сердито возразила Мария. – Мы сами проживём.
- Но, Марина!..
- Не зовите меня так! Я – Маша, - Вряд ли кто смог бы в эту минуту выдержать взгляд её впалых воспалённых глаз. В одночасье повзрослевший, беспредельно усталый, он отразил всё: и обиду на весь мир за непомерно жестокую подножку судьбы, и непримиримость с сиротской долей, и недоверие к  родственникам, которые объявились только на похороны, и гордое, самонадеянное неприятие чужой помощи.

Ночью Маша проснулась от чувства, что она не одна в комнате, и открыла глаза. В кресле напротив сидела Саша.
- Ты что? – испуганно спросила Маша.
- Я не могу у себя заснуть.
Мария молча включила торшер, раздвинула диван, достала ещё одну подушку, бросила рядом со своей.
- Будешь спать здесь.

- Серёжа! – Маша прильнула к груди парня и заплакала.
Он выглядел смущённым и не знал, как себя вести.
- Не надо.., -  наконец  проговорил  он. – Всё образуется, -  Серёжа   неумело попытался вытереть ей слёзы.
Маша провела друга в гостиную.
Всё здесь хранило скорбь: выключенный телевизор, безмолвный музыкальный центр, занавешенное полотенцем зеркало. На столе в траурных рамках два портрета ещё не старых людей: строгого сосредоточенного мужчины, отца Маши, которого Сергей видел всего несколько раз, и мамы – красивой моложавой женщины с ямочками на щеках и смеющимися глазами.
- Пойдем, пройдёмся, - Серёжа с трудом оторвал взгляд от фотографий. – Тебе надо развеяться.
- Да. Пойдём, - без всякой интонации отозвалась Маша. – Я переоденусь.
Сергей сел в кресло.
Две недели назад, когда он пришёл к Струковым перед отъездом на студенческую практику, ничего не предвещало беды. Маша была весела и щебетала без умолку. Светлана Ивановна встретила, как всегда, приветливо, угощала блинами со сметаной, поинтересовалась, как Сергей сдал сессию. И он не преминул похвалиться, что по всем предметам у него «отлично», и опять будет повышенная стипендия…
Прошло довольно много времени, но Маша не появлялась из своей комнаты. Серёжа окликнул её. Тишина.
Он встал и приоткрыл дверь. Маша стояла  на коленях посреди комнаты в одних ажурных трусиках. Отрешённый её взгляд был устремлён в пространство, в руках она держала маленький, такой же ажурный бюстгальтер. Серёжа приблизился, опустился рядом с ней и тихонько коснулся губами обнажённого плеча. Маша вздрогнула, перевела на Серёжу взгляд. В её глазах стояли слёзы.
- Представляешь,  совсем недавно мы с мамой из-за этого, - она расправила на коленях бюстгальтер, - поссорились. Мама считала, что эта вещь стоит слишком дорого.
- Не плачь, - Серёжа лёгкими быстрыми поцелуями осыпал её шею и грудь.
- Не плачь, - повторял он, распаляясь всё более и выводя Машу из оцепенения.
Маша отдавалась ему отрешённо и почти бессознательно, будто хотела забыться в этом внезапно разверзнутом омуте страсти. Серёжа спешил и суетился, казалось, он боялся, что она опомнится и оттолкнёт его.
Когда оба в изнеможении затихли на паласе, после долгой звенящей паузы, Маша медленно и отчётливо выговорила:
- Серёжа, возьми меня замуж.
Эта фраза громко и нелепо повисла в воздухе.
Серёжа приподнялся на локте. Маша лежала на спине, вытянувшись в струнку с закрытыми глазами. Её тёмные длинные ресницы подрагивали, а по щеке к маленькой золотой серёжке струился крохотный ручеёк влаги.
Сергей сел.
- А как же мой университет? – он тут же понял, как дико, неуместно прозвучал вопрос, удивился, как осип его голос.
Маша открыла глаза. Она с изумлением увидела его растерянное лицо, худые мальчишеские плечи, тонкую шею, забавно оттопыренные уши.
Это был уже не первый опыт их интимной близости, но она будто видела этого парня впервые, такого голого и беспомощного. Маша так непосредственно разглядывала его, что не замечала, как не по себе становится Сергею, как заёрзал он под её взглядом и как незнакомо прозвучал его голос:
- Я не могу сейчас жениться…
« Да ведь ему только девятнадцать! Он ещё сам ребёнок, разве такой мужчина мне нужен? От него ли ждать опоры и поддержки? – эти мысли чётко и зримо формулировались в прояснившемся вдруг Машином мозгу.
Она резко поднялась.
- Прости. Я сказала глупость. Это от отчаяния. Забудь.
Они торопливо оделись.
Никто не вспомнил, что они хотели куда-то пойти.
Не поднимая на Машу глаз, Сергей простился.

Привыкать жить по-новому было непросто. Маша даже не подозревала, какой рюкзак хлопот и каждодневных бытовых дел тащили на себе родители.  Мама не привлекала её к ведению хозяйства, не особенно загружала работой по дому, лишь бы хорошо училась. Саша и вовсе считалась малышкой.
Реалии были таковы, что к семнадцати с половиной годам Маша оказалась изнеженной и избалованной неумехой.
Теперь, когда ей приходилось обо всём заботиться самой, самое простое домашнее дело, будь то покупка продуктов, стирка постельного белья или готовка, - всё вырастало в проблему. К тому же был разгар заготовительного сезона, мама всегда много компотов и солений  запасала в зиму.
Квартира после пожара требовала ремонта. А денег оставалось – сущие гроши.
Правда, им полагались какие-то пособия, но, чтобы их получить, нужно было собрать чемодан справок, а профессионально-нервная «Мария Афигеновна» из социальной службы без обиняков сказала:
- Оформляйте, но когда пособия получите – неизвестно. Денег в городской казне нет, и никто не знает, когда будут.
Об учёбе сейчас нечего  и думать. Надо искать работу.
И ещё Марию беспокоила Саша. Сестра стала замкнутой, боязливой. Одна дома ни за что не оставалась. Раньше такая озорная, общительная, в последнее время всё больше молчала. Часто рисовала что-то, а рисунки прятала. Да Маше было не до картинок. К концу дня она чувствовала себя полуфабрикатом, перенёсшим тепловую обработку. Единственное, чего хотелось - упасть и заснуть.
Каждый вечер звонила бабушка.
Разговор изо дня в день повторялся слово в слово.
Бабушка сдержанно здоровалась и спрашивала:
- Ну, как вы там?
Маша отвечала очень вежливо:
- Спасибо, хорошо.
- Спокойной вам ночи!
- И вам спокойной ночи.
Иногда бабушка добавляла что-то, вроде того:
- Если что-нибудь будет нужно, приезжайте.
- Хорошо, спасибо.

Как известно, беда одна не ходит.  «Пришла беда – отворяй ворота!» - говорят люди.
В четверг, когда Маша с Сашей ушли всего на пару часов на рынок, их квартиру обворовали. Трое парней подогнали небольшой грузовик прямо к подъезду, взломали входную дверь их четырёхкомнатной на третьем этаже и спокойно, без суеты вынесли всё ценное: аппаратуру, ковры, меха и обувь, фарфоровый сервиз, фирменные вещи, последние пятьсот долларов. Нашли почти всё тщательно спрятанное золото. Забрали даже оставшуюся от поминок водку.
А женщины, которые сидели у соседнего подъезда, подумали, что кто-то переезжает.
Сначала, увидев приоткрытую дверь в их квартиру, Мария ничего не поняла и напустилась на Сашу:
- Ты что, забыла закрыть дверь?
- Нет, - испуганно заморгала Саша.
Они вошли в прихожую. Все дверцы встроенного шкафа были раскрыты. На полу валялись старые Сашины сапожки и папин шарф. У Маши оборвалось всё внутри. Она быстро прошла в гостиную. Первое, что бросилось в глаза, - пустое место на тумбочке для телевизора, потом общий кавардак.
Мария бессильно опустилась посреди комнаты, прямо на паркет, среди брошенного хлама.
Саша в ужасе забилась в дальний угол дивана и оттуда смотрела, как Маша, вцепившись обеими руками в свои волосы и, раскачиваясь, сидя на полу,  выла.
Наконец она замолчала, поднялась, посмотрела на сестру. Острая жалость охватила её. Девочка была испугана насмерть и дрожала.
Маша бросилась к ней, прижала к себе.
- Ничего, - как можно уверенней сказала она. – Воров найдут. Не бойся. Всё будет хорошо, - она убрала со лба Саши волосы и поцеловала её. – Я знаю, что надо делать.
Маша позвонила маминой бывшей сотруднице и подруге тёте Жене. Та долго раздумывать не стала.
- Звони в милицию, я сейчас приеду.

Через пятнадцать минут тётя Женя примчалась на такси. Пройдя по разорённым комнатам, она уверенно сказала:
- Это неспроста. Грабители знали, что у вас есть, чем поживиться. Кто-то навёл. Вот сволочи! Не погнушались обидеть сирот.
Струковы, в самом деле, жили безбедно.
Отец, Вячеслав Павлович, талантливый конструктор крупного предприятия, признанный изобретатель, зарабатывал по тем временам неплохо.    Мама, всю жизнь проработавшая в торговле, в последние годы, когда для коммерции открылись невиданные возможности, была одержима идеей открыть в городе модный ювелирный магазин, где предлагались бы эксклюзивные украшения. Она со своими помощниками уже создала небольшую мастерскую, где работали два молодых, очень способных ювелира. Их самобытные творения бойко продавались в коммерческом центре, где у мамы был свой отдел. Они собирались открыть ещё одну торговую точку и расширить производство ювелирных изделий. Мама даже присмотрела помещение для нового цеха. И у неё хватило бы энергии и сил для осуществления своих смелых замыслов, если бы не эта нелепая гибель.
- Ну, неважно! – сказала тётя Женя.  Она всегда говорила «неважно», когда было скверно, дальше некуда. – Что сказали в милиции?
- Сказали, приедут. Ничего не трогать.
- Ага. Ну, подождём, - она присела на кресло.
Ждать пришлось недолго. Приехали двое в милицейской форме. Искали следы, но, по всей видимости, их поиски были напрасными. Опросили соседей, которые видели у подъезда машину и трёх неизвестных. Составили протокол и опись украденных вещей. Оперативник подробно расспрашивал о каждой вещи, и тут уж Маше пришлось напрячь свою память. Спросил милиционер и о тёте Жене, кто такая. Записал её данные. Приглашенные понятые расписались в бумагах.
Вся эта казённая процедура плохо доходила до Машиного сознания и не вселяла уверенности на возврат украденных вещей.
- Имущество застраховано?
Подняли нужные документы. Год назад, в  девяносто первом, это была солидная сумма, теперь на эти деньги можно было купить разве что пару хороших сапог.
Прощаясь, главный ободряюще сказал:
- Будем искать.
Дядя Коля, сосед из квартиры напротив, вызвался починить дверь. Было уже около десяти вечера, когда он управился, а Маша с тётей Женей навели порядок в квартире.
Уходя, тётя Женя  пообещала:
- Мы обсчитаем и выплатим тебе мамину долю нашего предприятия. Если хочешь, я помогу тебе купить всё, что надо тебе и Сашеньке.

Сергей не мог привыкнуть жить без Маши.
Ему всюду мерещился запах её духов, преследовал её голос, пальцы почти физически осязали атласную кожу её спины.
Особенно трудно было по вечерам, когда он, начитавшись до одури всякой всячины, лишь бы отвлечься, укладывался спать.
Стоило ему смежить веки, как из мрака возникали пухлые чувственные Машины губы, её упругие розовые соски. Серёжа изнемогал от желания. Он хандрил, злился, срывал раздражение на окружающих. Так плохо ему никогда не было.  Это был тяжёлый недуг, сродни ломке наркомана.
Сергей пробовал переключиться на что-нибудь другое: искал работу на лето, записался в секцию по дзюдо. Он даже пытался заигрывать с соседскими девчонками. Лучше бы он этого не делал. Они парадоксально, патологически были уродливы и глупы.
Серёжа до подробностей помнил каждую встречу с Машей.
Познакомились они на олимпиаде по химии. Она училась в девятом, он – в одиннадцатом, выпускном. Маша сразу привлекла его внимание своей броской красотой и неожиданной по теперешним временам, длинной, ниже пояса, русой косой.
Общительность  Маши поощряла к знакомству, и уже через день он был у неё в гостях. С ней было легко и весело. Маша много читала и чем только не увлекалась. До этого Серёжа был робок и осторожен с девчонками, а с Машей, не прошло и недели, они стали почти неразлучны.
Маша предложила ему заняться углублённым изучением английского языка, и он охотно согласился.
В один из дней они, как обычно, упражнялись в склонениях, уплетали мармелад и «подкалывали» друг друга шуточками. Родителей Маши не было дома, они всегда приходили очень поздно, а её младшая сестрёнка вообще не отличалась домоседством.
Маша куда-то вышла и вскоре вернулась, Серёжа услышал за спиной её мягкие шаги и слегка учащённое дыхание.
Что-то изменилось в комнате.
Хотя Серёжа больше не слышал ни звука, он резко обернулся.
В двух шагах от него стояла Мария, совершенно нагая.
Как фотография, навеки отпечатались в мозгу Сергея чуть напряжённый изгиб нежной девичьей шеи, ослепительно белая кожа, округлые грудки с розовыми, слегка припухшими кружками вокруг задиристо торчащих сосков, волнующий тёмный треугольник и безупречной формы длинные ноги. Тяжёлые пряди слегка вьющихся волос струились вдоль плавного изгиба крепких бёдер.
- Ну, скажи, чем я не Афродита? – с вызовом воскликнула Мария, и её влажные губы приоткрыли ряд жемчужных зубов.
Жаркая, удушающая волна окатила Серёжу и, задыхаясь, он с ужасом ощутил, как моментально стало ему нестерпимо тесно в джинсах, краска залила даже уши и шею. Вероятно, он был близок к обмороку, когда Мария, приблизившись, притянула его голову руками и медленно поцеловала в губы. Он едва не сошёл с ума от запаха её тела.
- Я не в состоянии одна обладать этим сокровищем, - скорее почувствовал, чем услышал Серёжа её щекочущий ухо шёпот…
Тот день был днём их грехопадения.
…Несколько раз приходило решение позвонить. Серёжа подходил к телефону, снимал трубку, но набрать номер так и не решился. Что можно добавить к тому разговору? Это был разрыв.

- Почему вы не стали сдавать экзамены дальше? - спросил у Маши весь лоснящийся округлый декан, и его светлые жиденькие брови выползли     из-под очков. – Вы же за первый экзамен получили пять баллов!
- Я передумала.
- Как же так… передумала! К нам поступают по несколько лет подряд. А у вас был такой шанс! – Он помолчал. – Вот что. Через две недели у нас будет дополнительный набор. Правда, - он замялся, - очень ограниченный. Но вы можете ещё раз попытаться.
- Я передумала, - угрюмо повторила Маша, с неприязнью глядя на бисеринки пота, выступившие у декана на верхней губе. – Я хочу забрать документы.
По дороге из института Маша зашла в гастроном. Цены были несуразные, и она долго прикидывала, что бы взять. Наконец остановилась на батоне, кусочке колбасы и упаковке кефира.
У кассы кто-то взял её за локоть. Маша подняла голову. Это была Вика. Много лет они ходили в одну группу на танцы.
- Маша, ты? Честно говоря,  не узнала. Богатой будешь!
- Должно быть, скоро, - предположила Маша и усиленно заморгала, чтобы разогнать непрошенные слёзы.
- Постой, постой, - Вика перестала  улыбаться  и внимательно посмотрела на Марию. – У тебя что стряслось?
Маша молчала и только изо всех сил старалась не расплакаться.
- Э-э, подруга! А ну пойдём, - Вика обняла её за талию, увлекая за собой, – всё расскажешь.
Виктория была на полтора года старше и ещё в студии имела на Машу влияние. Сейчас же она выглядела совсем взрослой и уверенной в себе.
Они зашли в соседнее кафе «Мороженное».
- Две порции пломбира с орехами и шоколадом и два ананасовых со льдом, - заказала Вика подошедшему официанту.
Маша сделала движение отказаться, но Вика укоризненным взглядом остановила её:
- Я угощаю.
Они засиделись в этом маленьком уютном кафе, где столы были накрыты скатертями, музыка играла негромко, людей было немного, а два юных официанта работали быстро и услужливо.
Когда Маша закончила свой печальный рассказ, Вика несколько минут ошеломлённо молчала.
- Я не знаю, чем тут можно утешить, - наконец проговорила она. – То, что с тобой случилось – это страшно. Я в жизни не сталкивалась с такой бедой… У нас все живы-здоровы, -  как бы оправдываясь, добавила она. – И вообще…
- Теперь я ищу работу. На предприятиях никого не берут, я узнавала. К тому же, Вика, я ничего не умею делать. Понимаешь, я ничему не успела научиться. А деньги нужны  уже сейчас.
Вика закурила, задумчиво и сочувственно глядя на Машу.
- А я сейчас в кабаре работаю. Хорошие бабки платят. – Вика горько усмехнулась. – Знаешь, мы такие дуры были, наивные. О большой сцене мечтали. Никому теперь это искусство не нужно. Вот скачем резво, голыми ножками дрыгаем и о;кей! Там у нас и Варька Белова и Сюзанна. Помнишь Сюзанну?
Маша кивнула.
- А может и мне?..
- Я уже об этом подумала. Но понимаешь…всё забито. Разве вот, знаешь что?.. – Она заколебалась, но Маша с такой надеждой смотрела ей в глаза, что уклониться было невозможно. – На прошлой неделе к нам в кабаре приходил один … респектабельный мужик. Говорит, владелец кафе. Долго смотрел нас. Потом отобрал меня и Сюзанну. Хотел к себе на работу сманить. Я телефон записала.
Увидев, что Маша нетерпеливо шевельнулась, Вика поспешно добавила:
- Только это в пригороде или вообще в посёлке. Я отказалась. Хотя большие деньги предлагал, часть в валюте. Я не совсем поняла, что за работа, вроде танцевать. Но у меня, видишь ли, тут роман умопомрачительный завязался, - она на секунду просияла, - но об этом потом… Так что я пока с места трогаться не хочу… Да куда же я сунула его? – Вика рылась в сумочке. – А, вот. Запиши. Спросить Юрия Владимировича.
Когда Маша вышла из автобуса, уже стемнело. На автобусной остановке одиноко маячила худенькая фигурка. У Маши сжалось сердце. Это была Саша. Одной, на плохо освещённой остановке ей было не так страшно, как дома.