У самого синего моря

Пшолты Сам
                Тимке Ш.,
                с которым так и не встретились.

 Голубая мечта, - мечта, посиневшая,
 в ожидании своего свершения.
 Кротов.Словарь Парадоксальных Определений.


  Барашки волн слепят глаза и лижут пятки. «Бескрайняя голубизна» существует реально но, пяток не лижет.
Перекат камешков «лижет» слух, как самый приятный лизун слуха, пока:
«Ааааа, Аааааааааа, аааХ», - не резанёт пронзительно над самым ухом. Одинокая чайка, кружащая над волной, не в пример своим сородичам, промышляющим рыбой, наверное, на ближайшем «Привозе». Неправильная, одинокая…, впрочем, как и я в это раннее утро.
 
 Солнце пока щадит шкурки,  ласково, будто трогает ..бархатными пальчиками, делая кожу упругой после солёной морской прохлады. Счастье на земле, это – здесь!
 Счастье жизни – юность,  когда каждый день наполнен до самой шелковистой маковки…
 Изумрудная купель вдалеке сливается с небом. Туда хочется плыть, не возвращаясь… Вода бликует перламутром, изумрудная глубина  струится бурыми слизлыми водорослями…

 Как же здесь здоровско!
Только не оборачиваться.. Не смотреть назад на все эти мохнатые или просто жирные расплывшиеся телеса, которыми уже с самого утра утыкан пляж. Стадо оленей и тюленей, устроившее лежбище на берегу. Не хочется на них смотреть, слушаю песню волн, под музыку наката, улыбаюсь,  умиротворённо щурюсь на солнышко…

 Но, что-то.., словно кто рассматривает, черт бы его побрал, импульс «до самого мозечка».  Да, кто-то смотрит. Парень. Пацан совсем ещё. Может ищет кого-то, а может…  мелкий рыжик выбирает место, где-бы кости свои кинуть. Вроде, незнакомый... Нет, незнакомый. Но, чёткий такой Рыжик. Неуклюжий, улыбается, чей же такой…

 Я снова обращён к морю. Моему морю! Расположился я возле самой воды, камешки перебираю, играюсь ракушками, да кристаликами...  А ещё, у воды людей всегда меньше. Только ребятишки шныряют, обдавая ледяными брызгами, заставляя дёргаться, когда капельки падают на расплавленное туловище.

 - Здесь свободно? Я обернулся. Рядом стоял парнишка, который минуту назад издалека рассматривал пляж. Он собирался устроиться рядом на свободном кусочке берега.
 - Дда, конечно, падай, улыбнулся я одними глазами.  Он расстелил своё пушистое полотенце, уже слегка подгоревшее на солнце, и неспешно куда-то утопал. А я, вновь погрузился в свои мысли, наблюдая за пацанятами, играющими у самого берега. Двое упорно пытались притопить третьего, но это им ну никак не удавалось. То ли они очень несерьёзно подошли  к этому делу, то ли "третий" слишком сильно колошматил их ластой по головам, и совсем не хотел глотать солёную воду).

 Вдруг, на разгоряченное тело упали ледяные капли. Я вздрогнул и обернулся. Мой сосед, уже успевший искупаться, подошёл, чтобы прилечь на свою подстилку. Йодистый запах приятно кружил голову и, казалось, исходил от всего вокруг, даже от моего соседа. Я отметил его стройную фигурку, уже успевшую загореть, а может, и всегда такую. Тонкими линиями выделялся рельеф живота, когда он ложился, развиты были плечи и, совсем чуть-чуть грудные мышцы, как бывает у спортсменов - пловцов. Мокрая кожа искрилась бисеринками воды и, почему-то, очень хотелось её погладить. Может потому, что парень напоминал мне эдакого ..добродушного барбоса, да ещё и промокшего после купания.. Я невольно обратил внимание, каким резким контрастом на его теле выделялись светлые плавки в серебристую полосочку. Он вальяжно распластался на своей лежанке, сладко, всем телом потянулся, и от этого, казалось, стал ещё длиннее. Почему-то его соседство было мне интересно, и я начал за ним наблюдать. Была в нём какая-то чудинка, которую просто подметить, но очень нелегко описать, - лишь улыбнуться, словно зарядившись его совершенно несерьёзным настроем.
 
 Как и мне, ему нравилось нырять с пирса. Мы, вообще, больше ныряли, чем плавали и, поначалу, даже негласно с ним соревновались. Солдатиком и щучкой, с разбега, передом и задом, с переворотом, со стойки на руках и, просто, плашмя, когда по-другому не получалось..

Поскользнувшись на замшелом пирсе, отбил об воду себе живот и правое «ебро» так, что еле выполз из воды. Что очень рассмешило моего соседа. Не мог он сдержаться, засранец, и от души так похохатывал, держась за живот, заставив рассмеяться и меня. Но, самое интересное , это -  занырнуть в середину большой волны, «едущей» к берегу и, если хватит воздуха, «доставка и вынос тела» на берег будут обеспечены. Зато потом можно сколько угодно валяться на горячих камешках, щуриться в слепящих лучах, тая от удовольствия… 

 -ГАрячая кАкАруза, семачки, гАрячая кАкАруУза, сто рублей. ГаАля, нЭси соли, ..в жопу ласты, мальчик нэ стой, бЭри двЭ, Боже-ш, ты мой, адни рёбра, Галя, верни ему сто рублей, в жопу ласты евойной матери..  Семачки, кАкАруза! Выш,  тётю Полю знаете.., - то ли бедствием, то ли цирком приковывало взгляд всего пляжного лежбища..

 - Болят «ёбра»? – спросил меня парень, приподнявщись на локотках.
 -Дааа, с придыханием улыбнулся я, - тебе б так, слететь, как об землю.
 -Не, мне лучше так не надо, - чуть прищурив взгляд отвечал он, - уже налетался.
 - Звать тя как? – меня Сашкой.
 -Тимур, - и парень протянул загорелую крепкую ладошку. – Вижу, ты из приезжих и, наверное, совсем недавно.
 -Да, отвечал я, -  ты почем знаешь?!
 -Да, не встречал раньше, - произнёс он с серьёзным лицом, улыбнувшись лишь уголками глаз.
 -Ты что, знаешь всех этих тюленей? – взглядом я показал в сторону берега.
 -Конечно знаю! - с вызовом сказал Тимка, - вон Миха пошёл.., дядя Гиви, Ферапонт Петрович, тётя Маша, Аделоида  Микулишна, Филипп… Пок, - подряд называл он ближайших загорающих.
 -Кузя, Кузя, ко мне, Ку-уу-зя! – услышали мы визгливый голос тётеньки неподалёку, звавшей своего барбоса.

 -Во! - тётя Кузя! – произнёс он, показав на необъятную тётушку. Мы рассмеялись. Смеялся Тимка заразительно: запрокинув голову и придерживая рукой прыгающее от смеха туловище, на котором при этом рельеф проступал, просто, потрясающе.
 - Да, ты не успел ещё загореть по-южному, не выгорел, не поджарился, - вот и видно, что недавно приехал, - объяснил он.

 Сам же Тимка был какого-то золотисто-каштанового цвета, а его волосы в мелких кудряшках, всетло-рыжими. Видимо, они уже успели выгореть, а до этого, были рыжими – огненно. Золотистый пушёк вился по Тимкиным ногам, кое-где блестел на руках, едва различимой дорожкой сбегал от впадинки пупка, до светлых трусиков в серебристую полосочку. Глазищи, с чуть припухшими веками, улыбались. Когда он смеялся, появлялись ямочки на щеках и, впадинка намечалась в самом центре подбородка.  Совершенно шкодной пацан и, всё у него выходило как-то запросто и непосредственно. Был он в той поре, когда уже сформировавшийся взрослый парень ещё сохраняет детские черты. Наверное, я был немножко постарше...

 -А я выше! – говорил мне Тимка после.
 -Длиннее, - смеялся я.
 -Выше! – уже кричал он, стараясь меня придушить, - но всё это было потом…
 -Слушай, - сказал я, - надо бы мне отлучиться, найти что-нибудь пожевать, ты пока здесь?
 -Ну да, возьми и мне чегоЙ-нибудь, ток «какАрузу» не приводи. -Что тебе взять?
 -Пилюшку!
 -??
 -Ну, булку какую-нибудь, только сладкую!  На соточку.
 -Да, есть, сочтёмся.. Я обошёл пару ларьков и, нашёл как раз то, что нужно. Купил булочек с творогом и сыром и большую бутылку лимонада. Возвращаться назад было сложнее, - слишком много вокруг было пляжей..  Но, всё же, нашёл, потому, что Тимка издалека широкими жестами (словно пингвин из мультика) махал мне рукой.
-М-мм! –заурчал он, запихнув в рот почти целую булочку. Жевать их, запивая «колючим» лимонадом было одно удовольствие! Пока ели, мы понемножку разговорились. Тимур отдыхал на море уже недели три, жил у «троюродной тёти», (если такие бывают) – в курятнике у тёти Шуры. Приезжал к ней каждое лето, потому, что ехать нужно было всего-то часов пять- шесть. Ночь поспал, и - на месте. Он помогал ей по хозяйству, приносил продукты из магазина, приводил новых постояльцев, когда койки да сараи освобождались.
 Погода изменилась. Усилился ветер, солнце зашло за тучу, и народ потянулся «с пляжа».

 - У–Ух! – вскрикнул я от неожиданности, когда холодная волна добежала  до меня. Тимка рассмеялся. Сам то он лежал чуть выше, да и, лицом к воде, поэтому успел вовремя отскочить.. Я схватил его за голову за этот смех и вредность и, хорошенько так потрепал, а он, вообще, чуть не захлебнулся от смеха, при этом покраснел как рак, что было различимо даже сквозь загар.
- Ай-да, купаться,- поднялся  я, увлекая Тимку за собой. После потасовки, в кайф было понырять, тем более, что волны усилились. Прыгали мы уже одновременно на счёт «три», если не обманывали друг друга, стрелкой входили в растущую волну и, словно в гигантском чане стиральной машины, - в бурлящем котле, кувыркаясь, «ехали» к берегу, вместе с камнями, какими-то палками, медузами, чьими-то трусняками, и прочим мусором.

 На берег мы выбрались не скоро, продрогшие, тяжело дыша, но, - невероятно счастливые! Мой дружёк растянулся на своём полотенчике, а своё промокшее я выкрутил и уложил сохнуть на тёплые ещё камешки. Перекупавшись, я немножко дрожал.
 -Падай рядом, чего колотишься, как пингвин.  А меня и не надо было уговаривать, я лёг рядом.

 Солнце скрылось. «Что-то стало холодать». На берегу почти никого не осталось. Мы лежали, стараясь унять учащённое дыхание, чуть касаясь друг друга «ёбрами». Я чувствовал, как колотится Тимкино сердце, как в такт дыханию подымается грудь, скользя нежной кожей. Сам он был очень горячий, а может, так согревало случайное прикосновение.. Не вставая, мы догрызли оставшиеся пирожки и почти полностью обсохли.

 -Ну, что, - пора, - сказал я, увидев, как низко над горизонтом показалось тревожное красное солнышко. Оно прочертило дорожку через все волны до самого берега, а дальше, - красным на мокрых камешках, прямо у наших ног, словно,- приглашая нас вместе перейти по ней море «аки по суху", - одолеть все условности и предрассудки, на очень не простом Пути…
 
  Я быстро поднялся, стараясь скрыть ненужные в данный момент «излишества», которые прятал, лёжа на животе, стараясь не обращать на Тимку внимания. Но, на такого не обратишь)
 -Дуем в будку, - переодеться, - сказал на ходу Тимка. Он уже зашёл в кабинку и, выглянув, следом затащил и меня.
 -Залазь скорей! Стараясь не показывать своего смущения, я отвернулся, снял плавки, потому, что никак не мог справиться с перманентным стояком... От внезапного прикосновения аж вздрогнул, точно током прошило. Тимка хохотнул, видимо, давно заметив моё состояние. Он ещё раз прикоснулся к моему плечу, медленно провел рукой по груди, животу…  Глазищи его плотоядно горели во всю величину зрачков. Свои трусики в серебристую полосочку он не спешил одевать, демонстрируя мне, что с ним твориться то же самое, что и со мной. Из единственного белого треугольничка спереди, вздымался вверх "мужской половой ***», чуть приоткрыв розовую, блестящую, без единой складочки головку.

 -Ну, что? – Нравлюсь те?) Очень мягко он привлёк меня к себе, обнял, прижался, и эти его бездонные зрачки были так рядом.. От нежного прикосновения, ощутив у себя на животе Тимкин налитой наконечник, я чуть.. Чуть всё и не произошло..
 -Стой! Стоп-стоп.., - сдержал меня Тимка, понимая моё положение, -Не спеши, мАлАдой, горячий, - ночь впереди…
 -Давай - ко мне!  А то, - потеряешься, - хихикнул Тим. Здесь, совсем рядом..

 Темнело быстро. На Юге, вообще, быстро темнеет. Приторно пахла «гавнолия». В темноте надрывно свои лучшие любовные песни верещали цикады… Мы летели, будто на крыльх, - такая лёгкость и сила была в каждом движении.

 -А пустят меня с тобой? – спросил я, чтобы что-то говорить.
 -Нет, конечно! – весело ответил мой спутник. –Сейчас проводишь и, – дёргай!
 -Нет! – сказал я, остановившись, - ухожу сразу. –Уже пошёл!
 -Дёргай! – прошептал Тим, крепко меня обхватив, и нагло заглянув в глаза своими горящими зрачками.. Я вдохнул и задержал дыхание. Тим напирал на меня корпусом. Я не отступал. Как молодые бычки шли мы друг на друга, рискуя свалиться куда-нибудь в ****я, по уши извазюкаться в грязи. Но нам было на всё наплевать!
 -Вот раздену тебя, прямо здесь и изнасилую! – Страшно?! – гримасничал Тимка. - Вот, прямо здесь, сначала в  рот, потом,  в попку, потом,  в правое ухо, и в…  Мы крепко обнялись.

 -Пойдём уже, - просительно произнёс он, - совсем рядом, тёть Шура хорошая … Запоминай,- первый поворот в гору, первый дом, второй, третий – наш. Возле калитки стояла пожилая женщина в светлой косынке.
 -Тимка? –Ты что-ль? Поздно как сегодня, я уж, волнуюсь, нешто случилось чего?
 - Да, всё нормально, тёть Шур! Вот, друга встретил, задержались. Он у меня заночует…
 -Хорошо, хорошо, только, где ж ему постелить? Сам знаешь…
 -Да мы уж, вместе, как-нибудь, не волнуйтесь. Тётя Шура по-доброму улыбнулась и, не спеша пошла  в свой домик.

 Я следовал за Тимкой, но оступился:
 -Ух! Т..вою ж дивизию! – в темноте, зацепившись ногой за какой-то шланг, я не удержался и, растопырив руки налетел на идущего впереди Тима.
 -Тише ты, знаю, что невтерпёж, - прошипел он, легко придержав меня, - пришли уже..

 Его жилище и в самом деле было королевским, - отдельный сарайчик, увитый какой-то душистой лианой. Внутри было очень просторно, из мебели - только старый комод, вероятно, ровесник тёти Шуры, венский стул, да кровать, из «подручного материала».
 
 -Располагайся, - сказал Тимка, на ходу скидывая рубаху, - я ща… Лежанка была жёсткой, но очень удобной. Сверху - невесомое одеяло, в которое я сразу же закопался. «Тимкой пахнет», - подумал я, потому, что уже успел ощутить его еле уловимый запах с пряным оттенком и запахом морских волн… Стукнула дверь, и Тимка сразу же юркнув под одеяло, обдав меня волной прохлады и свежести: «з-з-замёрз!». Он сжался в комок, обхватив меня руками в кольцо. Я прижался к нему, запустив руки в жёсткие от морской соли волосы. Не хотелось торопить события, хоть я уже давно был «на взводе». Чуть касаясь, его шаловливые пальчики щекотно пробежали по животу, а его ладошка сразу оказалась там, где больше всего хотелось. На мгновение Тимкина голова вынырнула из-под одеяла, и пара ярких горящих глаз уставилась на меня: «Да!» И мой хитрый зверёк снова юркнул под одеяло. На этот раз он как-будто дотронулся до каждой клеточки моего тела. У меня же не хватало рук, хотелось обнять его всего, везде и сразу… Я дотянулся до его плавочек. О! – там всё было в порядке. Но стянуть их сразу не удалось, - мой юркий зверёк уворачивался, мне же, только и оставалось, что гладить его жёсткие пушистые щетинки, открыв рот в немом (как мне тогда казалось) крике.

 -Тише, тише, сумашедший, - всех разбудишь, прервался он на мгновение, и я закусил одеяло, сдерживая крики, рвавшиеся наружу...
 -То же самое творилось и с Тимкой уже через пару минут моей «сладкой благородной работы». Он дёрнулся, и затрясся, как под током, наполнив меня морской горечью, всё с тем же, чуть пряным оттенком. Мы вертелись всю ночь. Вертелись бы и не одну!)  Кровать представляла собой поле битвы, где каждый был (как-будто вы-н) побеждён по несколько раз…

 На востоке светало. В розовой дымке, сквозь чёрные силуэты деревьев стали видны голубые горные вершины. «Надо немножко поспать», - подумал было я, но,  разве ж с таким заснешь! Обхватив Тимку сзади, еле касаясь я поглаживал приятную бархатистую кожу. Тимка протянул руку назад и, приблизив, согнул, мои ноги. Через несколько минут его дыхание стало плавным и, почти не слышным.

 Заснуть не удавалось. Неужели это всё было?! – спрашивал я себя, - неужели такое чудо возможно?! Да вот же оно – МОЁ ЧУДО! Посапывает рядом. Мысли раздирали мою голову на пульсирующие куски: надолго ли?... Нет, - так хорошо долго не бывает.  Но, все мгновения и неловкие моменты нашей встречи навсегда останутся со мной. Будут жить во мне, делая меня счастливым. Появится на моём лице загадочная улыбка и, никто не узнает, в какие сладкие воспоминания я погрузился… Еле касаясь, гладил я спящего мальчика, сделавшего меня сегодня самым счастливым на свете. Старался запомнить, впитать, сберечь все краски дня сегодняшнего, зная, как кратко бывает счастье…

 Сон, наконец, сморил и меня. Но, только это произошло, как кое-кто, такой вальяжный и шоколадный поддел меня пальцами под «ёбра» и, сна, как и не бывало. «Получив гранату», а на самом деле, – заряд бодрости, я пошёл в наступление: обидчик был повержен и закопан в подушках. Пользуясь тем, что Тимка обмяк, я не спеша стянул с него трусики. Он не сопротивлялся.  Какой он все-таки чёткий, - рассматривал я пацана в деликатном утреннем свете. Чуть подрагивающие пальцы легли мне на голову, затем приподняли под руки…
 -Не надо, - сказал он, прижав меня к себе сильно-сильно, как-будто стремясь слиться в одно целое, проникнуть глубже, сделать невозможное, чтобы больше уже не расставаться… Стон вырвался, будто из глубин, обнажив сокрытое ото всех, невысказанное, непонятное… Влагой сверкнули Тимкины угольки, обнажив тоску невместимую, переполнились, обожгли мне щёку. Это было слишком хорошо знакомо…
 -Хорошо. Всё хорошо.  Всё будет хорошо, мой хороший… Будет ли, - думал я, запустив пальцы в его шелковистые вихры.

 Тимка высвободил руки, протёр глаза и, незаметным движением снова поддел меня под бока, заставив дёрнуться всем телом. Он громко заржал, обнажив белые крупные зубы. Я схватил его за щёки, и оттого смех получился идиотским. Теперь уже он закопал меня в подушках, - начинался новый день..!

 Эпилог
 Буквально на следующий же день, как добропорядочные Зверьки, мы официально зарегистрировали наши отношения, получив по штампику (качества на яйцо) в паспорт. Сбросились на радостях и купили маленький особнячок с видом на море (публичный дом мэрии). В нём и прожили в любви и согласии до глубокой старости (и утопились в один день)… Деток воспитали, конечно, вырастили, что и стало нашей радостью ещё на долгие – долгие годы…

 Эпилог 2
 Через пару дней Тимка уехал. А я, переселился в его сарайчик. Лежал, вдыхая ещё сохранившийся запах МОЕГО Тима.., - ОЧЕНЬ горевал… Очень – «приочень».. Даже тётя Шура стала беспокоиться, решив, что я заболел. Я и был болен, и звали эту болезнь – мой Тимка! Но, надо было быть сильным! Успокоив тётю Шуру, я взял билет на поезд и, уже на следующий день ехал домой. Всю дорогу ехал и грезил…

 А ещё,  в последний день моё любимое Море меня уже не принимало: швыряло на острые камни, царапало об пирс, облепленный мидиями, не давало выйти на берег…, - видимо, не хотело меня с кем-то делить, а может, - ругало, учило тому, что РАССТАВШИСЬ, МОЖНО УЖЕ И НЕ ВСТРЕТИТЬСЯ…
 С тех пор прошло уже пять лет, и только письма, письма, да редкие фотоснимки…

 КонеЦ. (картинка)

 Ёжик. 95г.)