Посвящается Александру Р. и ИЭВБ РАН
I
Сок – это не только напиток. Сок – река, что впадает в Волгу недалеко от Самары. Вверх по течению, километрах в тридцати от города. По Волжским масштабам река небольшая, краешек Самарской области – вот и весь её речной путь. Одна из младшеньких речек у мамы Волги.
Однако если встретишься с рекой Сок при впадении, не поверишь. Какая же она малая река, если баржи со щебнем на себе носит, из берегов не выходит.
Есть такая профессия – гидролог. Гидролог ведает о воде, это ясно. Но не заведует. Гидрологу не позавидуешь. Хлопотная специальность, ответственная. Столько вод на Земле, за всеми не усмотришь, всё не разведаешь.
А те, кто реками сейчас заведуют – энергетики, оросители, сточных вод недооочистители и прочие на воды покусители, всё норовят с гидролога спросить, претензии предъявить. Мол, ты - специалист, ты и ответ держи! А мы – только потребители. Как говориться, нам без воды и ни туды, и ни сюды.
Реке Сок повезло. Стала она предметом научного интереса одного пытливого гидролога и моего хорошего друга.
И вот, что он выведал у речки. Не вся-то Сокова вода и вправду его собственная. Волга свою добавляет, мощью, напором, течением неудержимым может воды Сока вспять повернуть, волжскими водами устье наполнить. Особенно, когда шандоры Жигулёвской ГЭС поднимают для попуска из водохранилища.
Гидрохимические анализы достоверно этот факт подтвердили. Вода Сока, более жесткая, сульфатная, периодически меняет концентрацию компонентов и к Волжской по составу приближается.
Чтобы ещё раз и твёрдо удостовериться в этом, приехали мы прошлым летом, в июле на Сок не с целью отдохнуть (хотя и не без помысла), а с явными гидрологическими намерениями.
Лагерь разбили на острове, примерно в километре-двух от впадения Сока в Волгу.
Место оказалось совершенно удивительное. И вот чем.
По берегам Сока - Ойкумена – Земля освоенная человечеством, да ещё как освоенная!
Дачки, не слабые, не бедные, с причалами и порталами по-над водой одна к другой лепятся, водный кодекс нарушая, катерами, почти морскими, устрашая и оглушая. Карьер по добыче щебня вверх по течению просматривается и антропогенно реку прессует, впрочем, катера прессуют поболее.
За дачами – Сокольи горы, родственницы Жигулей, но по другую от них сторону Волги.
Два моста берега речки связали, один ажурный, железнодорожный, другой, основательный на опорах толстенных – автомобильный, с неиссякающим потоком машин.
Хоть вверх по Соку взгляд направляй, хоть в самое устье всматривайся, не позабудешь о прогрессе человечества.
Но не о прогрессе речь - об удивительном острове. Самое удивительное в нём – абсолютное безлюдье (или полная безлюдность) на момент нашего к нему причаливания. Да и во все четыре дня пребывания (хотя два из них были выходные) - только мы.
Похоже, рыба возле него не ловится, а с него и подавно. Берега на том острове песчаные, отмели густо макрофитами поросшие, на экологические сукцессии зарастания намекающие. Спутанные обширные заросли рдеста на мелководье, ил по щиколотку лишает удовольствия желающих вольготно и приятно у берега побарахтаться.
Итак, мы оказались на острове одни, без соседей и конкурентов. Хотя и не одинокие - на троих экспедиция. Двое мужчин, оба - Александры, гидролог и химик, и одна я. Переправились на резиновой лодке, оставив автомобиль, на котором приехали, в дачном массиве. Груза много у гидролога, приборы всякие, химреактивы, ноутбук, провода длиннющие, главный прибор – зонд с ноутбуком соединять.
Чувствительный зонд будет работать за нас, отслеживать все колебания состава, электропроводности, скорости течения и его направления. А мы - лишь по острову погуливать, за зондом присматривать, на лодочке кататься и в Соково-Волжской водичке купаться. По вечерам чаи с пряниками распивать, закаты созерцать и об умном беседовать.
Не один раз лодка к берегу причаливала. Наконец, всё перевезли, затащили повыше и пошли остров осматривать. Понравился. Растительность травянистая, ещё пестрящая жёлтыми и розовыми цветами - коровяком и очитком, озерко посредине. Деревьев нет. Только небольшие берёзки, такие тщедушные и чахлые, что на звание деревьев и не притязают. Зато много раскидистых ивовых кустов – ракит или лозняка, в тени которых можно укрыться от июльского высокого солнца. Правда, солнце, буйное с утра и раскалившее автомобиль, пока ехали к реке, затянулось облаками.
Палатки поставили на бугре, на самой высокой точке острова, недалеко от воды. Оголодавшие, сразу развели костёр, разогрели и с преогромным удовольствием съели прихваченную с собой кастрюлю борща.
У сытых работа пошла быстро. Подробности её оставлю для гидрологических статей. Главный смысл состоит в том, чтобы правильно на глубине установить зонд и прикрепить его к поплавку и к проводам. Показания зонда сразу должны идти на компьютер, и тогда нам остается только отслеживать работу того и другого, периодически снимать оба для перезарядки от автомобильного аккумулятора и иногда отбирать пробы воды.
Работа водная - не пыльная. Успеешь и наплаваться и нагуляться.
Вот в таких плаваниях и гуляниях быстро и приятно, без событий, день до вечера скоротали. Правда, у меня случилась непредвиденная утрата
Привыкла я в реки заходить в пластиковых шлёпанцах, так называемых "сланцах". На дне много раскрытых перловиц или хуже того, разбитых бутылок.
Ноги ранила не раз. В сланцах и плавать научилась быстро, иногда переодевая их на руки для увеличения гребной силы.
При первом заходе в реку Сок с нашего острова этот непритязательный, но незаменимый обувок (один) с чмоканьем и единомоментно канул в донном иле. Закручинившись, вышла я на берег, предчувствуя значительные трудности с дальнейшим передвижением. Другой обувки у меня не было.
И тут, о чудо, или Божий промысел, один из Александров находит на песке выброшенный волной, распарованный сланец фиолетового цвета и на правую ногу. А мой, утраченный, розовый и на левую. И надела я фиолетовый правый на ногу левую, и смутилась нога моя, левая, и глаза мои, левый и правый, такому сочетанию.
"Не бОсая, и ладно",- успокоила я уды свои и очи свои и приноровилась.
II
К вечеру небо заволоклось основательно и вид имело предгрозовой. Далеко-далеко, на западе вспыхивали зарницы, конкурируя своим хладным, люциферианским светом с малиновым, добрым закатным солнцем, прорывающим лучами оборону фиолетовых туч. Световая борьба "стихиалей" дополнялась светом техногенным. Внезапно и как бы ниоткуда возгорались прожекторы самолётов, идущих на посадку. В той стороне был аэропорт Курумоч, и самолёты спешили припасть к Земле до грозы.
Не помышляя о плохом, благодушествуя, мы сидели у костра за вечерним чаем и вели неторопливые не относящиеся к гидрологии беседы о магическом учении толтеков и о Данииле Андрееве.
Ветер дул успокоительно, с востока и всё дальше относил от нас грозовую феерию.
Уже на ночном небе зажглись звёзды, мимо по реке плыли баржи, на дачах веселился зажиточный народ. Мы, наговорившись всласть и прокоптившись у костра, собрались на боковую.
И вдруг на восточном, таком, казалось бы, надёжном небесном фронте звезды начали быстро меркнуть. Белесые, на почти чёрном небе космы (тучи действительно были похожи на седые густющии, растрёпанные волосы) выплыли из-за Сокольей горы. И стремительно полетели на нас. Мы с тревогой наблюдали, как где-то далеко, за горой, может, над Самарой разворачивалась новая мощнейшая гроза. Пока она давала о себе знать только беззвучными зарницами.
"Пронесёт", – решили Александры. "Всё на Самару выльется и отгремит. Город всегда притягивает грозу".
Однако их оптимистические прогнозы вскоре были поколеблены урчанием далёкого грома. Потом всё более громким рычанием, потом уже настоящими раскатами, не предвещавшими ничего утешительного. Гроза шла прямо на нас. Заворожено смотрели мы на небо, считая секунды меж вспышкой и раскатом. Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…. Число уменьшалось слишком быстро.
На десяти мы вскочили и бросились собирать вещи, вытаскивать лодку на песок, подальше от кромки воды. Предгрозовой шквалистый ветер мог сорвать её и унести по реке.
Застегнули палатку с аппаратурой, закрепили её получше, и уже под дождём залезли в большую спальную палатку, так и норовившую улететь. Настоящего ливня косматые тучи не принесли. Сухие грозы – самые страшные.
Нет, я всё-таки пойду к технике", - заявил самоотверженный Александр-гидролог. "Со мной палатка устойчивее будет".
И отправился оберегать ноутбук и прочие причиндалы. А мы с Александром-химиком остались считать секунды и километры. Когда досчитали до одной секунды, поняли, вот она – настоящая стихиаль. Сейчас разверзнется.
Она разверзлась! Она оглушала и ослепляла! И ужас внушала!
Вот тут я без всякой рисовки (как раньше рисовалась, говоря о беззащитности человека во плоти) прониклась осознанием собственной пылиночной малости. Перед мощью, перед Роком.
Палатка трепетала, хлопала тентом, пытаясь взлететь.
Мы ясно понимали, никакое она не укрытие и, тем более, не убежище. Разве убежишь от молнии, вздумай она выбрать место пронзания Земли под палаткой и нас через палатку. Молнии били в воду и в землю, прямо вокруг нас с одновременным ужасающим громом, который даже и нельзя было назвать громом. Это был глас Зевса, рык Рока.
Чтобы ничего не видеть и не слышать, я забилась в спальник с головой, накрывшись сверху подушкой. Смешная надежда. Зевс-громовержец проникал прямо в мозг, прямо в клетки тела. И они все тряслись от ужаса.
"Надо было забраться под резиновую лодку", - пришла запоздалая и потому не спасительная мысль. - "И надеть обретённые разноцветные шлёпанцы".
Александр рядом тоже боялся и вздыхал. От страха мы принялись громко высказываться о каждой молнии, считая и выставляя их по ранжиру. Но все были здесь, все были тясячекиловатными безумными, безжалостными слепцами и на ощупь тянули к жертвам зигзагообразные дрожащие руки.
Хотя нет, молнии, конечно, разят не случайно. Никола Тесла знал о них почти всё. По научным легендам мог даже молнии собирать в своей знаменитой, таинственной башне. Но его знания так и остались научной эзотерикой.
Непосвященным известно лишь, что молнии – это плазма, возникающая при пробое мощнейшего конденсатора - из грозовых облаков или облаков и земли. Скорость молнии – двести тысяч километров в час, температура воздуха вокруг неё достигает тридцати тысяч градусов.
Наши молнии были почти вселенскими, многоканальными, мгновенно вонзающими все свои убийственные плазменные разветвления в землю и воду.
Потом мы молились вслух, читая "Отче наш" и "Царю Небесный", а я ещё и пятидесятый Псалом, который знаю наизусть, прочесть успела.
Помогло. Правда. Хоть гроза продолжалась с прежней силой. Пораскинули умом немного трезвее. Поняли, молниям больше нравится бить в воду и в металлические мостовые конструкции. На наш остров их меньше приходится, и вероятность попадания в палатку уменьшается.
Но окончательно успокоил нас доносящийся между раскатистыми громами внятный и тоже раскатистый храп из соседней палатки.
Гидролог Александр сладко спал, презрев и грозу, и гневающегося Зевса.
Тут уж мы стали хохотать, как сумасшедшие (банальное определение, но очень к случаю). Тем более, что меж молниями, теперь уже ветвистыми перевёрнутыми световыми древами неба, вырастающими окрест, и раскатами грома появился интервал в одну секунду.
А потом в две, а потом в три… Гроза оставив наш остров, уходила на запад. И сразу же на дачах залаяли собаки.
Утром мы первым делом спросили Александра–гидролога, как ему удалось сохранить столь поразившее нас хладнокровие и уснуть среди разрядов.
- А я слушал, слушал ваше испуганное ойканье, и мне вдруг стало так хорошо и уютно. Друзья рядом, ничего страшного с нами не случится. Да и зонд вёл себя спокойно. Стихиали были на нашей стороне.
Фото реки Сок авторское