Глава первая

Александр Алистейн
                Кто есть кто?

Игорь. Со школьной скамьи всем жителям России известно, что Игорь является образцом му-жества, доблести, патриотизма и пр. Он таковым и остается на всю жизнь, если знания ограничива-ются школой, но стоит копнуть поглубже – ознакомиться с трудами авторитетных ученых, с князем происходит удивительная метаморфоза (вроде пачки денег, которая сама собой заползает в портфель, а затем и превращается в доллары в  романе М.А Булгакова). Игорь также из героя неумолимо преображается в обычного грабителя и даже самого страшного врага земли русской. Откуда же ученым стало известно, что  сын «малоизве-стного князя из микроскопического Новгород-Северского княжества» (А.А. Зализняк)  взял в  жены дочь половецкого хана, на которого неожиданного для всех нападет в своем последнем «освободи-тельном» и неудачном походе его отец? Который, оказывается,  ранее активно участвовал в набегах на своих же русских соседей и что вместе со своими закадычными друзьями – половцами (!)  проде-лал это, никак раз двенадцать! … Причиной этого преображения, естественно, могут быть только достоверные сведения из летописей, посему открываем ЛП и читаем фрагмент, что по образу с «Пла-чем Ярославны» можно назвать «Плачем Игоря Святославича».

«И так в день святого воскресения низвел на нас господь гнев свой, вместо радости обрек нас на плач, и вместо веселья – на горе на реке Каялы. Воскликнул тогда, говорят, Игорь: «Вспомнил я о грехах своих перед господом богом моим, что немало убийств и кровопролития совершил на земле христианской; как не пощадил я христиан, а предал разграблению город Глебов у Переяславля. Тогда немало бед испытали безвинные христиане: разлучаемы были отцы с детьми своими, брат с бра-том, друг с другом своим, жены с мужьями своими, дочери с матерями своими, подруга с подругою своей. И все были в смятении: тогда были полон и скорбь, живые мертвым завидовали, а мертвые радовались, что они, как святые мученики, в огне очистились от скверны этой жизни. Старцев пи-нали, юные страдали от жестоких и немилостивых побоев, мужей убивали и рассекали, женщин ос-кверняли. И все это сделал я, - воскликнул Игорь, - и не достоин я остаться жить! И вот теперь вижу отмщение от господа бога моего: где ныне возлюбленный мой брат? Где ныне брата моего сын? Где чадо, мною рожденное? Где бояре,  советники мои? Где мужи воители? Где строй полков? Где кони и оружие драгоценное? Не всего ли этого лишен я теперь! И связанного предал меня бог в руки беззаконникам. Это все воздал мне господь за беззакония мои и за жестокость мою, и обруши-лись содеянные мною грехи на мою же голову. Неподкупен господь, и всегда справедлив суд его. И я не должен разделить участи живых. Но ныне вижу, что другие принимают венец мученичества, так почему же я – один виноватый – не претерпел страданий за все это? Но, владыка господи боже мой, не отвергни меня навсегда, но какова будет воля твоя, господи, такова и милость нам, рабам твоим»                (Пер. О.В. Творогова).

Можно, конечно, поступить подобно ученым историкам и с воодушевлением приняться  за ис-следование данной метаморфозы. Но дилетанты народ не столь наивный, ибо от взора малообразо-ванных людей не может укрыться столь наглое использование заурядной религиозной терминологии из библейских текстов при написании данной «летописи». И, думается, все эти бредни созданы с единственной целью, - замутить воду так, чтобы потомкам ни бельмеса не было видно в ее историче-ских глубинах, и чтобы рыбку можно ловить век от веку ушлым иноземным проходимцам, благодаря усобицам, в которых Великая Русь якобы погрязла безвылазно.

Поэтому придется для характеристи-ки князя Игоря ограничиться лишь выражением В.Н. Татищева со слов В.А.Чивилихина: «Сей муж своего ради постоянства любим был у всех, он был муж твердый».

Ярославна. Жене Игоря, которая в школьных учебниках провозглашается символом верности, жертвенности и пр. повезло в историческом смысле гораздо больше, чем ее мужу, хотя и здесь не обошлось без ложки дегтя. Кроме приписывания ей полного непонимания  географии тогдашней Ру-си, еще ее называют и «не первой» женой, а…., в общем, не первой по счету. Но есть один интерес-ный факт, который заслуживает внимания. Несмотря, что ее обычно называют лишь по отчеству – Ярославной, иногда  употребляют и  имя – Ефросинья. Откуда оно стало известно, пояснил В.А. Чи-вилихин. Оказывается,  впервые его назвала Екатерина II в заметках «… касательно русской исто-рии», а затем покорно повторили «знающие люди». Владимир Алексеевич предположил, что у импе-ратрицы имелись какие-то «другие документы» по «Слову», но из сказанного выше ясно, что имя же-ны Игоря лишь неудачно попало в то место поэмы, что не вписывалось в концепцию Миллера-Шлецера. Пришлось пожертвовать «Ефросиньей», а потом оно неожиданно выпорхнуло из уст цари-цы, а слово, как известно, - не воробей.
 Таким образом, судьба преподнесла  князю Игорю Святосла-вичу бесценный дар в виде верной подруги и жены – Ефросиньи Ярославны.

Святослав. Киевский князь, тот самый, с которым состоялось знакомство ранее – его хоронили на осле в киевских дебрях, ладно, что только во сне. Да, его еще лишили права отцовства, несмотря на то, что он неоднократно его заявлял в поэме по отношению к Игорю и его брату.  В научных тру-дах ему предложено  быть лишь  двоюродным братом нашим героям. Объяснение нашлось следую-щее: мол, на Руси было так принято, - называть старших братьев папами, а младших – детьми. Вроде, как и традиция разбирать крыши для похорон. Не могу не вспомнить при этом,  следующий случай.  Навещая отца, попавшего в больницу, своими ушами слышал как милая, добрая старая санитарка, сделав глоток живительной медицинской жидкости за занавеской, деловито водила шваброй по полу и ласково именовала всех пациентов палаты, в том числе и моего батю, которому было в то время под шестьдесят, - «доченьками». Так что и такая традиция,  в смысле круговорота: брат-сын-отец, воз-можно, имела место быть в истории Руси. Но дилетант, в отличие от настоящего ученого, не имеет права принимать на веру любые утверждения, в которых нет смысла.

Поэтому все же разумнее отме-тить, что киевский князь Святослав приходился отцом Игорю, а судя по его «Золотому Слову», был очень пожилым человеком. Поэтому и Игорь, скорее всего, гораздо старше тех лет, что ему приписы-вает наука. А «знающим людям» почему-то было  очень нужно и здесь запутать родовые древние корни правителей Руси. Возможно, они  хотели, чтобы Игорь приходился не правнуком Олегу Свято-славичу (Гориславичу), а был его внуком.

Всеволод и Ольга. Образ Всеволода напоминает в «Слове» тень брата или даже его двойника. Такой же положительный, решительный, отважный, словом: «Буй Тур». Наука  добавляет  некоторые штрихи и в его портрет. Во-первых, заявляет, что он ровно на десять лет моложе Игоря. Во-вторых, что Всеволод гибнет в межусобной стычке в 1196 году, когда он или, наоборот, на его княжество, будто бы нападает смоленский князь. В-третьих, наделяет женой – Ольгой Глебовной. По поводу де-сяти лет, возможно, он и впрямь моложе брата, ибо в поэме чувствуется, что  древний автор так же считает его младшим. Ввиду того, что «усобиц», как единственного способа общения между русски-ми князьями, скорее всего, не наблюдалось, то более молодой Всеволод  мог быть жив - здоров и  в XIII веке. По поводу имени  Ольга нечего вразумительного не удается найти даже у Чивилихина. А вот с «Глебовной» все  выглядит очень интересно. Во-первых,  во фразе: «Поскепаны саблями ка-леными шеломы оварьскыя от тебе, яр туре Всеволоде! … Кая рана  дорога, братие, забыв чти, и жи-вота, и града Чернигова, отня злата стола и своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая!» - хотя имена Всеволода и Глебовны расположены рядом, но их явной логической связи вовсе не на-блюдается. Предложение с Глебовной можно поставить практически в любое место поэмы и «оже-нить» на  ней, в принципе, любого участника событий. Похоже, это сделано «знающими людьми» сознательно и этому имеется  свидетельство. Его снова предоставляет В.А. Чивилихин, когда иссле-дует Любичский синодик. В этом незатейливом древнем церковном списке  перечислены имена кня-зей правивших и умерших на черниговской земле, и подделать этот перечень имен никто из рома-новских фальсификаторов, видимо, не догадался. А зря. Здесь очень много всего можно разглядеть интересного. Во-первых, что князей на Руси было значительно меньше, чем изображают историки в своих квадратиках-кружочках на диаграммах, ибо многие из тех, что официальной историей счита-ются правителями в Чернигове, в синодике просто не упомянуты (Чивилихин очень недоумевает по этому поводу). И среди них даже – Владимир Мономах, вокруг борьбы которого, с Олегом Горисла-вичем вообще построена вся история. Во-вторых, что в Чернигове на смену Ярославу – брату киев-ского Святослава приходит не  Игорь, а совсем другой князь под странным именем Феодосий. Кото-рый, по словам Чивилихина, вообще никогда и ни разу не упоминался в  исторических документах. Впрочем, объяснение этому вскоре Владимир Алексеевич находит. Он предполагает, что под име-нем Феодосий нужно понимать самого Игоря, когда тот в конце жизни уходит в монастырь и наде-вает схиму. Это выглядит и впрямь правдоподобно, ибо рядом стоит имя его жены - Ефросиньи. Но вот дальше Чивилихин делает настоящее открытие, сам того не замечая. Он предъявляет доказатель-ство в виде списка имен – правителей в Чернигове, что Игорь и Всеволод, действительно являются детьми киевского Святослава, а Ольга Глебовна не может быть Всеволоду женой.

Ярослав Всеволодович (и княгиня его  Ирина)             – княжил с 1177 по 1198 гг;
Феодосий (и княгиня его Ефросинья)                –  княжил с 1198 по 1202 гг;
Всеволод Святославич  Чермный (и княгиня его Анастасия) –  княжил с 1204 по  …    гг.

В.А.Чивилихин долго объясняет, что Всеволод Чермный – это не тот Всеволод, что приходится братом Игорю, это совсем другой Всеволод…   –  это ПЛЕМЯННИК Ярослава Всеволодовича, брата Святослава киевского. А теперь взглянем на фрагмент общей родословной русских князей
См Рис
Вот теперь становится понятно, что сотворили «знающие люди» с родословной русских князей. Они выдумали еще одного Святослава (на рисунке отмечен пунктиром), сделали его сыном князя Олега, а Игоря и Всеволода – двоюродными братьями Святославу киевскому. В результате их уче-ным потомкам  пришлось выдумывать новых князей, чтобы как-то объяснить возникающую истори-ческую несуразность, к примеру, еще и дополнительного Ярослава Ольговича, который должен обя-зательно приходиться дядей Всеволоду. –  И пошло-поехало развиваться научно-художественное творчество.  Но стоит  вернуть киевскому Святославу его законное отцовство  по отношению к Иго-рю и Всеволоду (убрать пунктирные стрелки от мнимого Святослава и закрасить от настоящего), как Всеволод Чермный (младший брат Игоря) становится, согласно Любичского синодика  племянником Ярослава черниговского. Он возвращает себе в законные жены, украденную историками Анастасию, и расстается с Ольгой Глебовной, на которой ими же был насильно «оженен».

Итак, младший брат Игоря – Всеволод Чермный, попавший в плен вместе с братом, оказывает-ся, не был убит  в конце XII века, а стал черниговским князем, сменив ушедшего в монастырь Игоря – Феодосия в 1204 году, имея в женах русскую княгиню, по имени Анастасия.

Ярослав Осмомысл. Это очень важная и удивительно мощная фигура в поэме. Он «вершит су-ды до Дуная», стреляет за морем «Салтанов», восседает на «златокованом престоле», … одним сло-вом – царь. Допустить присутствие отца Ефросиньи Ярославны в столь грандиозном положительном обличии «знающие люди» не могли. Началось создание «летописей», а затем и научных трудов, в ко-торых Ярослав предстал в инвертированном виде. И в них он оказался  не так уже грозен и велик, ибо местные бояре просто согнали своего правителя с его «златокованого престола», сожгли женщину, которую он удумал использовать в виде незаконной жены, турнули  рожденного  в грехе сына, а  са-мому Ярославу сказали что-то вроде: «Ну, раз ты бо  кое-какой князь, то вот живи опять со старой княгиней …, тогда и побудешь бо еще некое время князь…». Откуда не возьмись, у него появился за-конный сын Владимир (от настоящей жены), ну полное ничтожество, который таился от отца, сами понимаете у кого, - у злодея Игоря. Поминая пословицу насчет того, что яблоко от яблони… и про Ярославну вдруг начинаешь думать: недаром была «не первой», да и географию не учила, а прогули-вала уроки, в общем, вертихвостка. Самое интересное, если верить Ю.В. Подлипчуку (а ему просто нельзя не верить) термин «Осмомысл» был обнаружен  в исторических документах единственный раз и только в «Слове». Откуда же историки взяли, что в великом множестве Ярославов это именно тот, у кого сожгли жену. А вдруг это был – Черниговский Ярослав, какой другой Залесский, Северский? И самое интересное, вот как историки определили, что жену сожгли именно у галичского Осмомысла, а  «разбили славу» (есть такое выражение в «Слове») почему-то у Мудрого Ярослава, хоть тот жил за полтора века до Игорева похода? Кстати, а какой при этом нужно понимать Галич, ибо их на карте  не один, а два или даже больше? По разработанным историческим научным теориям на Руси плодили одинаковые  города в невероятных количествах. К примеру, было четыре Дорогобужа, пять Изяслав-лей…. Представляет интерес и объяснение учеными самого термина – «осмомысл». Долгое время существовало убеждение, что это синоним мудрости – одновременное присутствие в голове восьми мыслей. Но, сами понимаете, то ли мудрости у безвольного и никчемного князя быть не могло, или новые веяния в психоанализе не допускали мудрости даже в раздвоенном сознании, но выискали-таки другое объяснение «осмомысленности». Оказывается, где-то и когда-то существовал правитель с названием «Осмородный». Ну, чем не галичский Ярослав, который в поэме почти царь. Ю.В. Под-липчук усомнился в подобном уровнении и предложил другой вариант. – Если князь жил не со своей женой,  значит жил в грехе. Если жил в грехе, значит жил в грехах. А раз жил в грехах,  значит был подвержен  всем восьми грехам, которые так в библии и названы: «восемь смертных грехов». Поэто-му «осмомысл» означает – «грешник». Такая вот научная лингвистика.

Заглянув в родословную Ярослава, мы так же находим кое-что интересное. Если отмерить ро-довые колена от общего прародителя – Ярослава Мудрого,  у Осмомысла насчитываем пять родовых колен (Ярослав – Владимир –  Вячеслав – Володарь – Владимир – Ярослав), а у его зятя Игоря – всего четыре колена (Ярослав – Святослав – Олег – Святослав – Игорь). Т.е. Игорь, получается,  взял в же-ны дочь князя, который годился ему в дети! Возможно «знающие люди» хотели подстраховаться и, обнаружив  равенство колен в реальной истории, решили удлинить родословную, но запутались в ма-тематике и всунули «Святослава» - отца Игоря совсем в другое место, и этого даже не заметили ни сами «переводчики» ни мудрые гуманитарные ученые. Есть еще одна загадка, которая имеет отноше-ние к деду Осмомысла  по имени Володарь. В традиционной истории его именуют «изгоем» и делают это столь яростно и неистово, обвиняя Володаря и заодно Давыда в несомненной виновности перед народом Руси в том, что их откуда-то изгнали,  начинаешь понимать, что это все неспроста. Листая родословные таблицы у Л.Н. Гумилева, обнаруживаем, что  с Володарем – «изгоем» действительно не совсем чисто, ибо этот самый князь, оказывается, имел обычное имя – Владимир. Так что «воло-дарь» не менее не объясним, чем «осмомысл», а, кстати, и «мономах». Этот Владимир, автор «По-учения», которое выплыло на свет божий самым загадочным образом все в той же  шайке Карамзина, так же был лишь единственный раз упомянут в истории. И многочисленные труды, в коих он описан как «боярский царь», первый писатель, борец за независимость Руси (историки говорят, что он вме-сте с половцами нападал на своих русских соседей  19 раз) появился, оказывается, на свет божий из единственной куцей фразы: «и матерью своею мьномахы….».  В которой многоточие означает пол-ную утрату нескольких  строк в  старом тексте. Подведем черту под нашим дилетантством.

 Галичский князь Ярослав, отец Ефросиньи Ярославны, очень влиятельная и положительная фи-гура в русской истории.  Правитель огромного региона и вершитель судеб на нем. Границы этого края не очерчены и термин «осмомысл» непонятен. (Пока, не очерчены и не понятны!).

Олег Гориславич. Фигура князя Олега Святославича единственная в поэме изображенная от-рицательно. Термин – «Гориславич» говорит сам за себя. Но создается ощущение, что кто-то основа-тельно подправил информацию об Олеге, т.е. конкретных разъяснений по поводу его разрушитель-ных деяний на Руси в «Слове» мы не находим. И самое интересное, что в официальной науке про-сматривает процесс обратный тому, что был запушен для очернения и оболгания всех других персо-нажей. Олега официальная история наоборот обеляет. Истоки этого «научного» процесса, конечно, находятся в деятельности «знающих людей», но очень странно, что все ученые, словно сговорив-шись, покорно это вранье с важным видом объясняют и множат. И то, что он был изгнан или убежал из страны, они считают  последствием несправедливых деяний оставшихся на Руси князей; и то, что он во главе половцев приходил с оружием на родину так же не выглядит преступно; и его битву на Нежатиной Ниве (до сих пор не понятно, что это означает: река, овраг…, а может быть просто несжа-тая нива?) изображают, чуть ли не как борьбу на независимость Руси, от напавших на нее же полов-цев. Именно с Олегом связано изгнание «изгоев» - Володаря и Давыда из Тмутаракани, именно с Владимиром Мономахом он начинает непримиримую борьбу, в которой оформились кланы «ольго-вичей» и «мономаховичей». Вот только припоминая Любичский синодик, мы вправе спросить: «А был ли мальчик?» Т.е. а был ли на самом деле этот самый «Мономах», не отмеченный в синодике как черниговский князь, рожденный из словесного обрывка «мьномахы…» и не подсунут ли он специ-ально, чтобы вымарать из истории настоящую борьбу с Олегом другого Владимира – деда Ярослава галичского, подмененного убогим и несчастным Володарем?

Таким образом, Олег Святославич – очень загадочная и мрачная личность, которую можно по-ставить в один ряд с самыми страшными врагами Руси, да и всего рода человеческого, вроде Иуды. Одно слово – Гореславич.

Подвести итог следует еще одним открытием Чивилихина. В названном синодике он обозначил еще один факт, который может  взорвать  официальную историю. Оказывается, князья на Руси име-новались не только своими княжескими именами, коими их величают в своих многочисленных тру-дах ученые. Они еще имели и гражданские имена. Игорь Святославич, к примеру, был Георгием Ни-колаевичем, а Всеволод Чермный, если посчитать его братом Игоря, был Даниилом Николаевичем. Отец и дядя главных героев «Слова», тоже братья – Святослав киевский и Ярослав черниговский, следовательно, были Николаем и Прокопием соответственно, а отчества  имели, естественно одина-ковые,  – Кирилловичи. Т.е. их отец Всеволод был Кириллом. А ведь они все, ко всему прочему, име-ли и крестные имена, и имена что получали при уходе в монастырь, как Игорь. К сожалению Чивили-хин приводит всего несколько гражданских и крестных имен русских князей, но даже этого доста-точно, чтобы понять, что целый пласт истории до сих пор скрыт от потомков и почему-то совершен-но не интересует современную науку. Появляется ощущение, что обширные родословные таблицы древних правителей Руси носят раздутый и чисто декоративный характер. Возникает вопрос: кто и как эти княжеские имена давал, чем руководствовались при этом, были  они постоянными и сохраня-лись ли  всю жизнь? К примеру, если во всех Разно-славах, Владимирах, Всеволодах… угадывалось, что Ярославы – «ярые» славяне, Святославы – «святые» славяне, Владиславы – «владеющие» славя-нами, Владимиры – «владеющие миром», Всеволоды – «всеми владеющие»…, то не мог ли какой-нибудь Ярополк (яростный воин) превратится во Всеволода (всеми володеющего). Т.е. стать более высоким по рангу? И не уподобляемся ли мы, невежественные потомки, непосвященным зрителям в театре Кабуки, где каждая маска, жест или слово имеют  глубинный смысл,  когда пытаемся загля-нуть в собственную историю. А то, что этот смысл имелся достаточно понять, заглянув в любую кни-гу. – Что произошло с древней Русью, когда вдруг ее князей словно подменили и стали именовать только гражданскими именами, начиная с Александра Ярославича Невского? Или, что произошло с династией великих князей, когда вдруг пошла череда Василиев – Иванов – Василев…, а после эпохи Ивана Грозного вдруг снова использовались только гражданские имена? Если руководствоваться лишь трудами официальных историков, то конечно на все это можно просто плюнуть, но когда ви-дишь, во что может вылиться эта самая «научная» деятельность на примере «знающих людей», то становится очевидным, что кто-то, начиная с первых Романовых, специально прячет и уродует древ-нюю историю нашей страны. И если перечислить все их деяния: уничтожение икон, фресок в храмах, кладбищенских плит, разрядных книг…, а так же и организацию «перевода» «Слова» в «просвещен-ные» годы Екатерины II, то невольно вспоминается один эпизод времен Великой Смуты. По-видимому, тогда имелась возможность и даже была предпринята попытка – преодолеть смуту, ис-пользуя опыт предков. На царский престол России был избран, возможно, представитель рода Рюри-ковичей – Владислав (владеющий славянами). Романовы, конечно, его обозвали поляком и состряпа-ли байку о том, что будто бы именно Михаила Федоровича избрал «весь народ» и именно они спасли страну от иноземцев. Но вот только факты говорят совсем другое. К примеру, почему на малом гербе Смоленска (с большого герба России времен Иван Грозного) изображен   царский трон и царская шапка на нем? Почему термин «Литва» связался с современной Литвой лишь в XIX веке, когда  раньше этот район  именовался Жемайтией или Жмудью? Почему Романовы отвалили 20 тыс. рублей за подлинник крестоцеловальной грамоты, в которой московские бояре объявили царем Владислава, и сделали это аж в 1634 году, во время подписания Поляновского мира, через четверть века после своего воцарения? Им было мало «общенародного» избрания и заявленного ими родства с царской династией через жену Ивана Васильевича?

Скорее всего, именно Владислав был  царским отпрыском древнего русского рода и проживал в западной части Великой Руси – Белой Руси и ее столице –  Смоленске, именуемой иногда «Литвой»  и к более поздней польской католической шляхте, возможно, вообще не имел никакого отношения, а был православным  русским человеком. А вот Романовы, скорее всего,  сами были иноземцами с да-леким и непонятным царским родством, тем более, что будто бы с их приходом возникла традиция использования тайнописи в общении между собой даже по пустякам, именуемой  «тарабарщиной» и очень напоминающей просто иноземное письмо. Возможно, язык этого письма ученым неизвестен, но ведь  зачастую и русское письмо для них не более понятно, чем эта самая «тарабарщина».

Впрочем, это все лишь предположения, к которым, правда, можно смело добавить  фразу В.А. Чивилихина: «но мы не можем не предположить невозможного». А нам же пора продолжить свой путь и снова погрузиться в далекий XII век, пытаясь угадать цель, исходную точку, направление и причину  неудачного похода князя Георгия Николаевича – Игоря.