Еще толком не рассвело, когда из соседней комнаты послышалась тихая возня и раздался голос Вальки, Томкиной матери:
– Слышь, Иван, а ну кончай дрыхнуть! Вставай, ищи лейкопластырь!
И зачем она его будит? Оставила бы лучше в покое, раз такой идиот. Знала бы – ночевать не осталась, спросонок подумала Галка. Вчера, чтобы не идти так поздно из райцентра домой в поселок, ей разрешили после танцев остаться ночевать у Томки. Придя уже среди ночи, застали Томкину мать с мокрым полотенцем на разбитой голове, громко проклинавшую безмятежно спящего муженька.
– Ой, а что тут случилось? – испуганно спросила Галка подругу.
– Что, что? Ледовое побоище. Не бери в голову, спать пошли, сами разберутся. Задолбали!
Оказалось, Томкины родители успели подраться. Отец в пылу скандала размахался стулом да и угодил жене по голове, а потом как ни в чем не бывало завалился на диван и захрапел. А теперь вот ни свет ни заря в его похмельный сон вкручивается гнусавый голос жены. Видно, мало вчера получила...
Ванька лежал лицом к стене и сердито мычал, время от времени энергично лягая ногой воздух в тщетных попытках избавиться от досадной помехи. Но жена, легко уворачиваясь от пинков, как согнанная с места назойливая муха, снова присаживалась на краешек дивана и продолжала мстительно зудеть, задавая один и тот же вопрос:
– Кто в меня вчера стулом заехал? Кто мне башку разбил? – и сама себе почти ласково отвечала: – Ты-ы, падла, ты-ы, скотина ты невменяемая!
Заключительная фраза звучала на более высокой ноте и тоже методически повторялась:
– А ну, вставай теперь, ищи лейкопластырь!
– Том, ну зачем это она? Он же сейчас встанет и стукнет ее опять! – испуганно прислушиваясь, тормошила Галка подругу.
– Ой, хоть ты не зуди, дай поспать, ну их! Задолбали... – не выказывая ни малейшего беспокойства, бормотала Томка, зарываясь в одеяло.
Впрочем, в этой семье потасовки родителей не были редкостью. Но на этот раз Томка пояснила:
– Да знаю я... Тут эта Зинон приехала, папаня напился, а матери нет бы молчать в тряпочку, так она сама на рожон полезла, вспомнила!
– А кто это такая – Зинон?
– Да никто, старая п...да, а туда же... – отмахнулась Томка.
Зинка по прозвищу Зинон была несчастной любовью Ванькиной юности. Еще со школы он сох по ней, но заносчивая отличница ни в грош его не ставила. Среди своих незадачливых одноклассников Зинон отличалась чуть не с пеленок четко поставленной целью: устроить свою жизнь в соответствии с мировыми стандартами. В эти стандарты входило получение высшего образования, удачное замужество и, конечно, отъезд из родной деревни как минимум в столицу. Балбес Ванька в эти параметры никак не вписывался, хотя однажды ему и посчастливилось проводить из клуба предмет своей тайной страсти.
– Скажи мне, какая у тебя цель в жизни? – с неожиданным пафосом спросила его Зинон.
– Ну...школу закончить, трактористом стать... – растерялся Ванька. – Ну, или там... водителем...
– А какой твой идеал? – не отставала Зинка, диковинными вопросами сбивая с толку и без того смущенного провожатого. В ответ прозвучало лишь спасительное междометие:
– Ну...
– Эх, Ванятка... – снисходительно вздохнула Зинон и юркнула в свою калитку, небрежно бросив: – Пока-пока!
А потом Зинон, получив золотую медаль, сказала «пока» и всем остальным, уезжая поступать в Москву. Цель жизни и правда была достигнута, Зинон даже замуж удачно вышла, вот только мужа выбрала какого-то престарелого. Этого Ванька не мог понять: ну зачем молодой горячей бабе старый дед, даже если и какой-то там профессор? Ведь старик – он и в Африке старик.
А теперь вот, через двадцать лет, Зинон вдруг нарисовалась в родной деревне при всем параде – на шикарной машине, но почему-то без мужа.
– Мой муж – занятой человек, на нем вся кафедра, – пояснила Зинон соседям.
Валька заволновалась. История давняя, но кто знает, как оно повернется? А вдруг опять заклинит Ваньку на старую любовь? Он и раньше-то никогда праведником не был, сколько баб перепробовал до женитьбы, а тут ведь и вовсе экзотика. Холеная да яркая московская штучка, даром, что бывшая односельчанка. Специально подпоила Валька в тот вечер мужа и давай выпытывать, что, мол, Ванька чувствует. Не удержалась, пошли попреки... Хоть и попрекать-то в случае с Зинкой вроде и не за что, если не считать безответную страсть, но тут уж ничего не поделаешь.
Вот, вроде и мохом поросло, а болит! Оно, может, и не так бы разболелось, если баба была бы простая, а то – смотри-ка, – ногти сверкают нарощенные, и на ногах педикюр перламутровый. Уж Валька успела рассмотреть. Зашла эта Зинон в магазин как раз, когда хлеб привезли и очередь выстроилась, покрутилась там перед народом, а Валька исподтишка жадно так стреляет в нее глазами и с трудом их отводит. Ты смотри, да если бы нас тут так оформили, да еще бы помои не выносить поросенку, золу из печки не выгр***** с утра пораньше... Но мужику же этого не понять, а если и понять, то что? Потряси чем поярче – и побежит, котяра.
– Да не нужен ей твой Ванька! – заметили-таки бабы Валькины ревнивые взгляды. – Ему до нее, как до Луны!
Как же! В тот же день после драки смотрит Валька в окно – глазам не верит: ни стыда, ни совести! Перед всей деревней идут вдвоем по улице и любезничают! Она – на высоких каблучищах, то и дело спотыкается на неровной дороге, а он ее прихватывает за локоток, чтоб не упала! И откуда такая обходительность вдруг взялась? Ну да, это он специально мстит за скандал вчерашний, выставляется. Хотелось выскочить и вцепиться этой халде городской в ухоженную прическу, но тут кольнула безжалостная мысль: а что, если бы судьба c самого начала свела ее Ваньку вот с такой вот кралей? Он, может, всегда робел бы перед ней, ручку подавал, а дома был бы тише воды, ниже травы? Ведь это только с ней, с Валькой, лохудрой неприбранной, можно руки распускать, орать, хамить...
– Мать, кончай мазохизмом страдать! – вдруг потянула за руку Томка. – Че, не понимаешь – спектакль все это? Дешевый! И что за люди, ну детсад какой-то!
– Да что бы ты понимала? – огрызнулась Валька, досадуя, что вот всем видны ее терзания, никуда-то их не спрячешь, даже от дочери, свиристелки этой малолетней.
Ночевать Ванька не явился. Нет, такого позора еще не было! От жены, от семьи, никого не стыдясь, пойти спать с этой заезжей сучкой! И приняла же, паскуда лощеная! А ну, как она и не замужем вовсе, а врет всем, пыль в глаза пускает? Увезет в Москву – и до свиданья, был мужик – и нет.
В середине ночи Валька, измучившись метаться из угла в угол, решила – будь что будет, надо сходить и на месте все выяснить. Если догадки подтвердятся – хоть космы напоследок разлучнице повыдергать. Уж она постарается на долгую память!
– Валюха, куда это ты? А я как раз к тебе... – внезапно перехватил Вальку посреди темной улицы закадычный мужнин дружок Степка Дереза. Тщедушный и суетливый, он Вальке никогда не нравился, особенно когда сбивал мужа на выпивку. Дерезе-то что, он вдовец, никто его не ждет, и сидят часами с бутылкой у речки, как будто дома делать нечего. И чего это он среди ночи хочет от Вальки? Ах, ну да, всей деревне уже все известно, муж ушел – ухажерам зеленая улица, а вдруг что обломится? Валька набрала в легкие побольше воздуха, чтобы послать Степку как можно дальше, и вдруг услышала робкое:
– Валь, тут такое дело... Иван твой...
– Ты что же, издеваться вздумал? Знаю я, где он! Вся деревня знает! Вот сейчас они оба у меня попляшут, вот сейчас...
– Да погоди ты, Валентина! Вот бабы!.. – Степка неожиданно мягко взял Вальку за руку и многозначительно сообщил: – Ванек у речки с вечера сидит, бухой он, очень бухой... Тут такое дело, топиться он думает, понимаешь?
– А, так значит, не сбылись мечты-надежды? От ворот поворот вышел? Ха-ха-ха! – злорадно засмеялась Валька.
– Да нет, ошибаешься ты, как всегда ошибаешься! – Степкина остроносая физиономия досадливо скукожилась. – Оскорбили супруга твоего, понимаешь? Очень оскорбили крепко.
– Ой! Зинка, что ли? – покатилась со смеху Валька. – Да так ему и надо! Оскорбишь его!..
– Оскорбили, – настойчиво повторил Степка и торжественно добавил: – Обозвали его козлом!
– Ох, ой, помираю! – Вовсю хохотала Валька, держась за бока. – Так козел он и есть, а то кто же?
Степка безнадежно махнул рукой и побрел восвояси, бормоча с осуждением:
– Эх, так я и знал! Одно слово – дуры все бабы, все до единой! Человека оскорбили, человеку худо, а они...
– Да ладно, умник, иди уж! Оскорбленные! Худо им! Нам бы ваши заботы! – бросала вдогонку Валька, испытывая тем не менее великое облегчение.
Выходит, напился с горя. Так что же там произошло? Ага, сидит, значит, у речки, топиться вздумал. Комик этот Дереза, да в нашей речке захочешь – не утопишься, в самом глубоком месте едва по пояс. Закатил тут трагедию, куда там... И что теперь? Домой пойти, что ли? Так ведь все равно не уснешь...
...Сидя у речки до самого рассвета, Ванька плакал пьяными слезами и прямо как в молодости признавался жене в любви, не забывая жаловаться на стервозную городскую зазнайку Зинон:
– Деревенский выступака ты, говорит, никогда тебя всерьез не восп-принимала, всегда знала, что ты обыкновенный козел! А я что? Я только хотел выразить свое поч-чтение... Да я только...Спросил я, ну да, как это у такой молодой бабы муж – старый пердун? И это – цель жизни? Цель у нее...Эх..!
Ранним утром, когда выгоняли в стадо коров, Томка увидела плетущихся по дороге родителей.
– О, идут, голубки! Задолбали...
Парочка шла в обнимку. Валька поддерживала еще не вполне отрезвевшего муженька, а тот периодически останавливался, громко чмокал ее в губы и с чувством произносил:
– Дурында ты моя... дорогая!