(отрывок из нашей книги «Глоток страха»)
Вера шла по узкому тротуару, невольно улыбаясь. Вдруг улыбка на ее губах сама собой погасла. Что такое? Не хочется дальше идти. Она прислушалась к улице, к себе. Внутри правого уха, где-то глубоко в черепной коробке комариным писком звучали сердитые голоса, а один голос медленно пульсировал: «Нет!.. Нет... Не надо!.. Страшно... Страшно...»
Лученко давным-давно знала одну свою особенность: если ей куда-то не хочется идти, то лучше не ходить. Любопытство тут неуместно. Однажды вот так она не пошла к киевскому главпочтамту, а потом арка здания обрушилась. Погибли люди... Десятки киевлян назначали встречи у входа на главпочтамт, это ведь так удобно... Часто опасность оказывалась не столь сильной, а просто где-то собирались митинги противоборствующих партий, происходили столкновения с милицией. Вера чувствовала дискомфорт за несколько кварталов, ничего о столкновениях заранее не зная. Многократно убедившись, что интуиция ее не обманывает, она привыкла доверять своим ощущениям, даже мимолетным. И никогда не шла туда, где ей становилось не по себе, либо уходила из мест, где предощущалось что-то негативное.
Но сейчас, неожиданно для самой себя... Она еще ничего не поняла — а ноги уже сами повернули в узкую стрельчатую арку двора. Внутри него оказался еще один двор и тоже арка, уводящая вдаль, и за ней арка... Да что ж такое, что это за анфилада бесконечная?! И людей нет, только снег, снег, и в снежных прогалинах виднеется булыжник, только старинные прутья каких-то решеток, лепнина вокруг узких окон... Вера проскочила арки и оказалась в последнем дворе. К ее удивлению, он широко распахнулся сквериком и видом на дальнюю улицу. А слева, у глухой кирпичной стены высокого здания, столпились люди.
Люди?..
Увы, да. Черные на белом снегу, как вороны. Несколько человек прижали к стене одного. Они не решались подойти к нему близко, но шаг за шагом приближались, размахивая руками и выкрикивая что-то. И была неумолимо ясна их враждебность.
Люди... Они собираются в стаи, подчиняясь древнему инстинкту. Когда им страшно. Когда им непонятно. В надежде на соседа: может, ему понятно. И тогда не так страшно.
Люди собираются в стаи очень быстро. Только что было несколько человек, а через мгновение глядишь — стая. Даже один человек может быть стаей...
Но сейчас их было несколько. Какие-то строители в бушлатах и касках, несколько теток и пара подростков, старик с собакой. Собака не переставая лаяла, но не заглушала выкриков:
— Это ж точно он! Вампир!
— Смотри, какой бледный, и когти!..
— Кровь нашу прилетел попить!
— Копати його... Копати! — с ударением на «О» сказал кто-то.
Прижавшись спиной к темному кирпичу, у стены стоял молодой человек. Действительно мертвенно бледный, без шапки, с черными волосами до плеч. За плечами у него висел удлиненный, выше головы рюкзак. Он испуган, но больше удивлен. Определенно не понимает, чего от него хотят эти, минуту назад мирные горожане.
А горожанам, похоже, только осинового кола не хватало для решительных действий. Уже поднялись руки. Уже исказились лица.
Вера мимолетно подумала: в рюкзаке у него гитара. Но отмахнулась от лишней мысли, сосредоточилась. Одно мгновение, как всегда, просчитывала: что делать? — как именно? — не просчитала и положилась на импровизацию.
— Это что ж такое делается, а!!! — закричала она.
Готовые к самосуду граждане подпрыгнули от неожиданности. Даже собака замолчала и удивленно склонила голову набок. А Лученко, ни мгновения не теряя, протиснулась вперед, к окруженному парню, на ходу доставая пудреницу из сумочки.
Сзади заговорили, опомнившись:
— Гражданочка, вы того... Осторожнее...
— Это же вампир! Он по городу ходит.
— Копати його тре...
Тронули плечо, потянули за полу дубленки. Скорее. Вера резко обернулась к этим вытаращенным глазам, исказившимся лицам. И ткнула в их сторону раскрытой пудреницей.
— Смотрите! Вы!!!
Поднесла зеркальце к лицу окруженного парня.
— Ну?! Видите? Смотрите. Подойдите ближе! — Повелительной интонацией, натренированной мощностью голоса. — Вампиры не отражаются в зеркалах! Он — отражается?!
Неожиданное вмешательство постороннего сорвало наметившийся сценарий уличного самосуда. В округлившихся глазах группы испуганных людей появилось что-то осмысленное.
— Подойдите вы, — велела Лученко старичку с собакой. — Да, вы! Посмотрите, скажите громко — он отражается?
Старик послушно подошел, таща на поводке свою собаку, посмотрел. Кивнул и ответил хрипло:
— Отражается. — И закашлялся.
— Ну и шо... — сказал было подросток, но продолжить не успел. Вера громко спросила:
— У кого есть крест? Вампиры не могут прикасаться к священным предметам. Есть крест? Что молчите? Как не стыдно!!!
Последние слова прозвучали как пощечина. Все попятились назад, кроме одной тетки, явно жительницы этого двора. Она достала из-за пазухи крест на цепочке. Одновременно подростки потихоньку, прячась за широкие спины двух строителей, улизнули, один говорил другому: «Тре було його копати...» За ними отошел старик.
— Дотронься, быстро. — Вера сосредоточилась на парне.
Только сейчас до него стало что-то доходить, и, похоже, он совсем остолбенел. Однако, повинуясь громкому приказу, протянул руку и дотронулся до креста. На правой руке у него были отросшие ногти.
— Это студент. — Вера объясняла оставшимся, как малым детям. — Он учится играть на гитаре. Поэтому на правой руке отрастил ногти. Чтобы струны громче звучали. Что, первый раз в жизни музыканта увидели? А?
Тетки отошли, поминутно оглядываясь и крестясь. Один строитель в бушлате двинул локтем в бок другого.
— Это... мы тут... того... прощения просим, — сказал он и утащил приятеля в сторону.
Двор опустел.
Вера перевела дух, спрятала пудреницу.
— Что же вы, дружочек, — сказала она студенту. — Быстрее реагировать надо. Как чувствуем себя?
— Спасибо... Великое спасибо. — У парня появился легкий румянец, но губы дрожали. — Нормально...
— Так, — сказала Лученко. — Тут за углом должно быть кафе. Есть? В вашем замечательном Львове всегда есть кафе за углом. Ведите. Ну, шагаем, не стоим на месте.
Черноволосый студент, немного все-таки заторможенный и замороженный, послушно вывел неожиданную спасительницу со двора.
— Что значит «копати»? — спросила его Вера.
— Пинать ногами, — ответил парень и передернул плечами — видимо, от озноба.
Вера успокаивающе сжала его локоть: «Все уже позади». Они свернули в узкий проход между домами, вышли в какое-то непонятное место: то ли двор, то ли аллея. На доме висела табличка: «пров. Крива Липа». Увидев вывеску «Бар “Пес”», они спустились в полуподвал.
Спасенный парень, потирая дрожащие ладони, сел на высокий табурет у стойки.
— Чаю, будьте так любезны...
Бармен взглянул на него искоса, буркнул:
— Тут такой фигни не наливают! — и налил студенту грамм пятьдесят коньяку из плоской бутылки. Дождался, пока тот выпьет, и тогда уже налил чаю.
Вера усмехнулась. Ну, тут он придет в себя!.. Надо оставить парня, он стесняется меня, не знает, как благодарить... Тем более что мне не помешает, действительно, выпить где-нибудь кофейку.
Она поднялась по истертым ступеням вверх, на морозный воздух. Город уже не казался таким дружелюбным. Массовая истерия — неприятная штука. Неужели достаточно парочки идиотских статей в газетах, чтобы так перепугать мирных обывателей? Значит, достаточно. Знакомо, известно издавна. Психологические эпидемии. Кроме влияния статеек, происходит взаимозаражение людей страхом, взаимоиндукция и цепная реакция агрессии. Это все уже было, и не раз. Ведьмомании, охота на якобы одержимых бесом... Всякие идеологические и религиозные всплески с оттенком истерии. Тот же фашизм... И прочие, менее агрессивные психологические эпидемии вроде внезапного увлечения чем-то модным, разных суеверий. А вампиробоязнь, кстати, в средние века возникала регулярно. В Сербии, кажется, или в Австрии в восемнадцатом веке даже распространяли правила-рекомендации по мерам безопасности при встрече с вампиром. Своеобразные инструкции, так сказать, памятка пользователя...
И ведь главное, что попавшие под влияние массового страха, как вот сейчас вампиробоязни, совершенно не понимают, что происходит. Не способны отдавать себе отчет, что заражены психологической инфекцией, индуцированы кем-то — соседями, средствами массовой информации. И свято уверены в правоте своего поведения. А у некоторых потом наступает мучительное, стыдное прозрение...
(рисунок А. и Ю. Печенежских)