Без вести пропавшие

Сергей Александрович Горбунов
Ставка Верховного Главнокомандования нервничала. Это генерал-майор Корнеев понял по той интонации, с которой ему было приказано немедленно прибыть в Главное разведывательное управление Генштаба Красной Армии. И теперь, пробираясь в безотказной «эмке» по остаткам  шоссе, ведущего к Москве, начальник разведки Западного фронта силился угадать причину вызова в ГРУ. Или его ведомство допустило в чем-то промашку, не разгадав маневров немцев, или недавно назначенный  командующим Западным фронтом генерал армии Жуков, чей суровый характер Корнееву уже пришлось испытать на себе, потребовал сменить его, начальника разведки.  Оба варианта не исключались, так как германские войска, стремясь завершить свою операцию «Тайфун» по овладению Москвой, уже полукольцом охватили ее и, ведя ожесточенные бои практически в пригороде с  обороняющимися частями Красной Армии, реально надеялись в декабре войти в столицу. Об этом Корнеев знал из радиоперехватов немецкой связи, а так же из неотправленного письма одного из убитых немецких офицеров, который написал домой, что Новый год фюрер встретит в Кремле, в кресле Сталина.
От этой мысли генерал-майора передернуло. Даже накатил страх, что его, боевого офицера, прозевавшего замыслы врага, лишат звания и расстреляют, как не справившегося с возложенной на него задачей и пособника врагу. Такие примеры уже имелись не то что с командирами полков, но и дивизий. В этих случаях Сталин  расправу не откладывал, чтобы другим не повадно было.
Стараясь отвлечься от этих навязчивых мыслей, Корнеев старался переключить внимания на то, что проплывало за окнами машины. Картина была удручающая. От линии фронта тянулись вереницы санитарных машин, а к передовой изредка везли боеприпасы и орудия. Попадались и пешие колоны московских ополченцев и еще не обстрелянные подразделения, переброшенные к фронту из Резерва Главнокомандования. А по сторонам от дороги, влево и вправо до горизонта, на стылом, заснеженном поле, копошились тысячи людей, мобилизованных на рытье заградительных траншей.  Смотря на эту фортификацию, начальник разведки Западного фронта осознавал, что она, в большей мере, – скорее результат отчаяния Генштаба и руководства страны. Так как немцы с юга подошли к Туле и Кашире, в центре взяли Можайск, Боровск и Малоярославец, на севере  – Калинин, Клин и Красную Поляну, а это – два шага до столицы и возможное ее окружение. Да, на Красной площади 7 ноября по традиции прошел военный парад, символизирующий то, что Сталин и ЦК партии верят в разгром врага и в то, что он не войдет в Москву. Но жители столицы знали:  все иностранные дипломаты, партийные и советские органы, крупные предприятия и учреждения культуры перебрались в Куйбышев, на Урал.  И в подмосковных  окопах тоже были в курсе того, что  те, кого Верховный Главнокомандующий приветствовал на ноябрьском параде с трибуны Мавзолея, своим ходом, то есть пешком, пришли на передовую, которая, фактически, начиналась в пригородах Москвы. Это вызывало у многих если не панику, то – оправданную тревогу и опаску за дальнейший исход войны. И это был один из самых трагических ее моментов. Лишь чувство надвигающейся беды, перемешанное с накопившейся злостью советских людей на незваных захватчиков, порушивших мирную жизнь страны, сцементированное жесточайшими приказами Ставки – выплеснулось  невиданной энергией людей, сдерживающей напор врага. Те,  полуголодные, кто был занят на строительстве оборонных сооружений, падали от непосильного труда, а, оклемавшись, вновь принимались рыть траншеи и наращивать насыпи, чтобы враг не прошел. Про передовую и говорить было нечего. Начальник разведки Западного фронта бывал там и знал, что наступающие 51 дивизия германской Группа армии «Центр», вал за валом накатываются на наши позиции, предварительно интенсивно бомбя их и обстреливая из орудий. И тогда день превращался в ночь, из-за разрывов и гари пожарищ. А ночь, ослепленная осветительными и сигнальными ракетами, сжималась под натиском этого холодного, мертвого света. А утром – все начиналось по-новому. И падало небо на землю, изрешеченное снарядами, осколками и пулями. И взлетала к небу земля, взимая с собой искореженную технику и орудия, куски человеческих тел, вперемешку со стылым грунтом и черным снегом. И когда немцы предпринимали очередную атаку, уверовав в то, что после такого артобстрела и бомбежки все бойцы Красной Армии перебиты, – откуда-то из небытия начинали стрелять пушки и строчить пулеметы, а истекающие кровью красноармейцы бросались с гранатами под танки, чтобы не отдать Москву на поругание. Так на московском плацдарме продолжалось изо дня в день уже месяц. Но, по всем законам военной стратегии и тактики, должен был наступить момент, когда эти затяжные бои качнут стрелку  успеха  в ту или иную сторону.
…Разведчик Корнеев знал, что ярость в атаках немцев – это отчаяние за неудавшийся «Блицкриг» («Молниеносную войну»). Страх от упорства советских бойцов. И тоска оттого, что, похоже, в зиму им придется остаться в окопах, на морозе, среди заснеженных полей и лесов. Поэтому у них теплилась надежда войти в Москву, потребовать у русских капитуляции и отправиться домой, в фатерлянд, подальше от этой варварской страны и ужасов войны. Ради этого немецкие генералы и другие офицеры, как свидетельствовали «языки», не жалели своих подчиненных, посылая их в атаки и требуя у фюрера еще дополнительных дивизий.
Все это Корнеев перебирал в голове, стараясь выстроить схему доклада  генерал-майору Панфилову, недавно назначенному начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба. Каков он – новый  его командир? – генерал-майор не знал. Одно лишь успел выяснить, что тот Панфилов, который героически  воюет под Волоколамском, – не родственник  руководителю ГРУ.
Но все получилось не так, как Корнеев представлял. Генерал-майор Панфилов оказался хватким – владел  ситуацией на всех фронтах, обороняющих Москву, и планами немецкого командования. Поэтому он сразу перешел к делу.
- Вызвал я вас, Тимофей Федорович, чтобы посоветоваться по поводу одной идеи, которая может стать началом большой операции наших войск. Как вы знаете сегодня положение Красной Армии под Москвой – очень   тяжелое. Не хватает танков, самолетов, орудий и боеприпасов. А, главное, – людей. Они есть, но пока, что еще находятся далеко в тылу. В Сибири сейчас формируются полки и дивизии. В промышленных районах страны к погрузке готовится техника, орудия и боеприпасы.  Но  это жизненно важное для Москвы подкрепление прибудет где-то к концу ноября. То есть через неделю, а то и полторы. Наши бойцы дерутся с фашистами отчаянно, но силы их тают и численный перевес на стороне врага. По данным нашей разведки, в том числе и с вашего фронта, немцы это неравенство предполагают и намерены предпринять решительный штурм  Москвы. Наши войска к этому готовятся (по дороге сюда, наверное, видели технику и резервистов), и будут биться насмерть. Но прежде мы должны дать противнику ложные данные.
- Какие именно и каким образом, товарищ генерал-майор? – Корнеев даже подался вперед.
…Панфилов подошел к карте висевшей на стене, раздвинул матерчатые шторки и взял указку.
- В нескольких местах вашего Западного фронта, примерно здесь и здесь, (генерал армии Жуков – в курсе этого),  необходимо сделать так, чтобы к немцам попали документы бойцов сибирских полков. Конечно, надежда слабая, что немцы, узнав, таким образом, о свежем подкреплении Красной Армии, отменят свой наступательный замысел на Москву. Разведка вермахта тоже хитра. Но нам необходимо выиграть время: измотать противника в затяжных боях до подхода сибиряков и формирований из других регионов и посеять в штабе группы «Центр» сомнения и опаску. Вот я  и позвал вас посоветоваться, как это лучше сделать.
… Корнеев ответил не сразу. Изучив за прошедшие месяцы войны повадки врага, в том числе и его разведки, он знал, что где-то немцы очень изобретательны в шпионаже и дезинформации, а где-то «клюют»  на простую «наживку», подброшенную им. Поэтому он прикидывал, как и что необходимо сделать, чтобы воплотить то, о чем ему сказал Панфилов.
- Разрешите высказать свои соображения, – начальник разведки Западного фронта, наконец, прервал молчание. – В  тех местах, где вы показали (можем и еще для страховки добавить), мы сымитируем наступление наших подразделений, скажем батальона или полка, и отступим на прежние позиции, оставив на  территории, занятой немцами, среди убитых красноармейцев несколько трупов наших бойцов, переодетых в новое обмундирование и снабженных красноармейскими книжками сибирских подразделений. Наши разведчики этот (извините) «камуфляж» устроят лучшим образом.
- Хорошо, но малоубедительно. Я тоже бываю на передовой, и знаю: какой изможденный, серый цвет лица у бойцов от непрерывных боев, а сибиряки имеют, скажу я вам, бравый вид. Да и с  переодеванием трупов и другими факторами, как вы выразились «камуфляжа» – не  все может быть гладко. Нет, немцы в эту уловку могут не поверить, – генерал-майор Панфилов покачал головой. – Хотя, как дополнительный вариант, – эта идея имеет право на жизнь.
…И тут Корнеев понял, что от него ждет начальник ГРУ штаба Красной Армии. Словно прочтя эти мысли, тот сказал:
- Да, да. «Легенда» должна исходить от живых, конкретных бойцов и офицеров. Наши коллеги из НКВД (у них свои задачи) тоже примут участие в этой операции. Ваша задача сделать так, чтобы на участках Западного фронта «сибиряки» благополучно попадали на территорию, занятую немцами.  Кто-то, пусть, изобразит перебежчика, кто-то, во время атаки, окажется  «отрезанным от своего подразделения и попадет в плен. А дальше они станут действовать по своим инструкциям. Это надо предпринять в самые сжатые сроки. Тех, кому поручено выполнить этот приказ и дальнейшие указания, – вы получите в свое распоряжение к концу сегодняшнего дня. Ваши разведчики, о которых вы отзываетесь с похвалой, тоже могут принять в этом участие. Но все это должно быть сделано в обстановке строгой секретности и под вашим личным контролем. Обо всех этапах данной операции, вы мне докладываете в любое время суток. Вы поняли задачу? Если «да», то – желаю успеха.
Попрощавшись с Панфиловым, Корнеев всю обратную дорогу думал о том, кого из офицеров послать к немцам, скорее всего – на верную смерть. Об этом, в узком кругу командиров разведок 16, 31 и 50-й  армий, действующих на флангах и в центре обороны Москвы, он и повел речь. Так как от тех, кто отравлялся к немцам с дезинформацией, требовалось не только геройство и артистизм, но, в большей мере, необъяснимая готовность пройти через возможные муки и истязания допросов – выдержать их, ради выполнения задания, не надеясь на то, что враг оставит в живых.
И закрутилось невидимое колесо специальной операции разведки и НКВД. А через двое суток пятеро офицеров, изображавшие тех, кого предписывала легенда, оказались на территории занятой немцами. Еще через двое суток начальник разведки Корнеев вновь был вызван к генерал-майору Панфилову. Как и в первый раз, командир ГРУ, поздоровавшись, начал без предисловий:
- Вы мне регулярно докладывали о ходе подготовки к операции и ее проведении, но мне хотелось бы услышать некоторые подробности.
- Точными данными, товарищ генерал-майор, о судьбе перешедших линию фронта мы пока что не располагаем. Но, похоже, они выполнили свою задачу, так как за последнее время немцы не предпринимали больших наступлений, а в их войсках замечена перегруппировка частей. Что касается подробностей, то тот офицер, что должен был изображать перебежчика, – сделал это мастерски: и по-немецки, что-то кричал, когда  выбежал из леса к вражеским позициям, и руки вверх поднял, и на колени упал, и улыбался им, когда они его в окоп тащили. Все это старший в группе сопровождения сам в бинокль  видел. Если бы, говорит, товарищ генерал, (это он мне, когда я его расспрашивал) – не ваше задание, которое надо было исполнить, я бы этого гада – шлепнул из автомата. Уж больно он перед немцами вьюном вился. А может, он обманул всех и взаправду к ним переметнулся? Пришлось, товарищ-майор, убеждать командира группы в том, что все сделано так, как надо. А в 289 противотанковом полку, что под Волоколомаском, сержант Кононов из разведгруппы вообще геройство совершил. Вышли они в тылу врага на одно из селений. Выведали, где живет полицай, и прямиком (вроде не знают, кто он) в его избу. Разведчики, дескать, мы, из Сибири недавно под Москву прибыли, вот и высматриваем немецкие позиции для артиллерии. Да, что-то наш командир  приболел. Мы, мол,  оставим на время его у вас, а сегодня вечером или завтра рано поутру – заберем с собой. Пристроили они, значит, офицера, а сами –  в лес, наблюдать, что дальше будет. Спустя время этот полицай помчался за подмогой. Прибежали еще трое предателей, скрутили беднягу из НКВД и увезли куда-то. А спустя время в это село рота немцев нагрянула, и принялась маскироваться вокруг дома полицая и у опушки леса. Вечером разведчики полка сделали вид, что пробираются к дому, где оставили товарища, и нарочно вышли на вражеские дозоры. Те – стрелять, а наши, вроде с боем, начали отступать. Все целы, а сержанта Кононова ранило в грудь. И тогда он сказал разведчикам, чтобы они уходили (задание надо не только выполнить, но  и доложить), а он еще повоюет с фашистами. И воевал, а потом взорвал себя и, наверное, немцев. Тем самым своей смертью тоже подтвердил «легенду» о сибиряках.
… Корнеев умолк. Молчал и Панфилов. Даже телефоны на столе начальника ГРУ притихли, понимая скорбь момента.
Между тем немецкое командование группы армий «Центр» первого декабря предприняло попытку прорваться к Москве в районе Апрелевки. Но это наступление было отбыто, как и другие, предпринимаемые врагом до  пятого декабря. К этому времени на подмогу оборонявшим столицу подошли воинские подразделения из Сибири и других регионов страны. Подвезли технику, вооружение, боеприпасы и враг уже не казался таким грозным. Более того, Красная Армия почувствовала, что он – обессилил и в смятении. Поэтому Западный фронт, при поддержке Калининского и Юго-Западного фронтов перешли в наступление. 9 декабря советские войска освободили Рогачево, Венев, Елец. 11-го – Сталиногорск. 12-го – Солнечногорск. 13-го – Ефремов. 15-го – Клин. 16-го – Калинин и 20 декабря – Волоколамск. За полторы недели в ожесточенных боях советские войска отбросили врага от столицы, где на 100, а где и на 250 километров.
Встретившись на одном из совещаний в Ставке с Корнеевым, генерал-майор Панфилов не без удовольствия сказал:
- А ведь обманули мы с вами, Тимофей Федорович, немецкое командование. Поверили их генералы в сибирский резерв и выиграли мы паузу.
…А затем, согнав улыбку с лица, начальник Главного разведовательного управления Штаба Красной Армии вздохнул и обратился к начальнику разведки Западного  фронта:
- Вы дайте команду, чтобы подготовили списки к награждению орденами Красного Знамени тех, кто участвовал в этой операции. Я их завизирую. Вашего сержанта-разведчика (ну того, что был ранен и остался драться с  врагом, прикрывая товарищей) – представьте к Герою. Посмертно.
- А как же те, кто, выполняя задание, пошел к немцам?
… Корнеев сбился, не зная, что сказать дальше.
- Они тоже будут представлены к званию Героя Советского Союза, – Панфилов сделал паузу. – Их запишут, как без вести пропавшие.