Сил у Татьяны хватило лишь на то, чтобы дотащить сани, загруженные с верхом сучьями и хворостом, до ворот дома. Обессиленная, жадно ловя ртом морозный воздух, она повисла на поредевшей изгороди, боясь, что вот-вот под-косятся ноги, она упадет в наметенный за ночь сугроб, чтобы уже не подняться. И тогда из ее груди выскочит бешено стучащее сердце. Поэтому, собрав остат-ки сил, Татьяна еще крепче вцепилась в колья, торчавшие из остатков ограды, восстанавливая дыхание. Шел уже второй месяц, как ее, как и других женщин села, мобилизовали на заготовку дров в ближайшем лесу. И они, заменив му-жиков, по пояс в снегу, валили деревья, получая за это паек и крупу, лишь раз в неделю, по очереди, отпрашиваясь на полдня и ночь в село – проведать и под-кормить оставленных без присмотра детей. А, чтобы две версты из леса до до-ма не идти порожняком, Татьяна приноровилась загружать сани тем, что оста-валось от заготовки леса. И в этот раз она снарядила возок, да не учла выпав-ший за ночь снег. Оттого-то по переметенной дороге еле и добрела.
Отдышавшись, Татьяна вновь впряглась в сани, и рывками, как лошадь, которая сдергивает тяжелую повозку с места, дотащила сани до крыльца. Соби-раясь войти в сени, она машинально бросила взгляд на улицу и увидела поч-тальоншу, тяжело бредущую по сугробам. До войны та была желанным гостем в каждом доме, а ныне – былую любовь односельчан заменили страх и какое-то заискивание перед этой женщиной, будто от нее зависело, кому принести в дом радость, а кому горе. Поэтому Татьяна внутренне напряглась и застыла в ожи-дании, словно гипсовая. Почтальон, будто уловив этот страх, приветливо зама-хала в воздухе рукой, как бы приглашая Татьяну. И та рванулась и побежала навстречу письмоносцу, готовая выпрыгнуть из валенок.
…Она смутно помнила, как плачущая от радости с письмом вбежала в свой дом, как ее облепили перепуганные и притихшие дети. И пришла она в себя после нервного срыва, лишь тогда, когда Настя, как более грамотная, при-нялась вслух читать весточку с фронта.
«Здравствуйте мои родные. Письмо я ваше получил, за что – большое спасибо. Будто дома побывал. Передавайте от меня привет и поклоны всем од-носельчанам. А ты, Татьяна, береги себя и детей. Без вас мне и жизнь не мила. Поэтому скучаю я по вас и как только прикончим Гитлера, так сразу приеду домой. А то, что мы его победим, вы – не сомневайтесь. Хотел он Москву взять, да по зубам получил. Так теперь и покатится, битый, до самого Берлина. За ме-ня не волнуйтесь, у меня все хорошо. А что не писал, так это – накладка полу-чилась: ранило меня немного осколком, и в госпиталь попал. Но уже все нор-мально, и я вернулся в свою часть. Командиры моей службой довольны. Сказы-вают, что к награде представили, так как мы с напарником Наилем ходили в разведку и какого-то важного фрица приволокли. А товарищи у меня хорошие, верные – в обиду не дадут. И веселые. Нам тут подарки, присланные из тыла, раздавали. Мне носки теплые достались, а уральцу Чурсину, молодому холо-стяку, ребята кисет вручили. А на нем вышито: «Моему папе». Так теперь раз-ведчики выпытывают у него про эту дочку. Смешно!
Ну что я все о себе, да о себе. Ты, Таня, побереги себя и дождись меня. А о платьях и босоножках – не горюй. Я тебе еще лучше куплю. А Мишутке пи-лотку привезу, как он подрастет - будет солдатом. А может и генералом. Настя станет учительницей, а Наталья – артисткой, каких в кино показывают. И зажи-вем мы весело и хорошо. А инструмент мой плотницкий, ты, Татьяна, сбереги. Он еще мне сгодится. А тулупчик мой и валенки – продай и купи себе и детям гостинцы. А я приду – похожу в шинели и сапогах, а там и обнову справим».
…Настя прервалась, чтобы перевести дыхание и подняла глаза на мать и брата с сестрой. Те сидели на лавке тихие, нахохлившись, как воробьи, пытаясь понять из прочитанного: когда же папаня приедет домой? Замерла и Татьяна. Примостившись у стола, так и не раздевшись, лишь откинув теплый платок на плечи, она подперла голову рукой и блаженно улыбалась, а по щекам текли сле-зы счастья. И когда старшая дочь закончила читать письмо, она еще раз попро-сила ее перечесть, чтобы лучше запомнить.
А потом все завертелось. Она варила про запас нехитрую еду детям, купа-ла их и стирала, колола привезенные сучки и складывала их в сенях, чтобы На-сте было легче. Встречала и провожала односельчан, которые, прослышав про письмо, приходили узнать, что да как. Тогда Настя, в очередной раз доставала из шкатулки письмо и читала. Так они и не заметили, как за окном сгустилась ночь.
Уложив детей спать, пододвинув валенки и ватник к теплой печи, Татья-на, взяла в руки письмо, поднесла его к губам и втянула носом воздух, стараясь уловить родной запах. Но чувствовалась лишь солярка. Тогда она положила письмо под подушку, надеясь во сне увидеть Федора, и легла в стылую кровать, укрывшись стеганным, свадебным одеялом.
Она уснула сразу. Но проснется, как и намечала, через четыре часа: под-топит торфом печь, укроет спящих детей и шагнет в предутреннюю стужу, во-лоча сани и торопясь к началу работы в леспромхозе. До конца войны еще оста-валось тысяча сто семьдесят три дня.